Песня первой любви - Евгений Анатольевич Попов
«Американский буржуазный профессор в данном случае обнаруживает полное незнание основ марксизма-ленинизма», — сказал диктор.
И — далее. А потом был концерт и кино «Ставка больше, чем жизнь». Про неутомимого капитана Клосса. После чего телевизор кончился и потух.
Потух и день. Кончился день. Кончился и вечер. Наступила ночь, после которой и Галибутаеву и Машке нужно было опять идти и зарабатывать деньги.
— Шалыжки колотить, — сказал Галибутаев, потягиваясь.
— Ась? — не услышала Машка, собираясь укладываться.
— Шалыжки, говорю! Оглохла?! — заорал Галибутаев и вышел на крыльцо.
На крыльце тоже была ночь. Светила полная луна. Белели в темноте сараи. Окна барака почти все потухли. Была ночь, и Галибутаев вернулся домой, в постель. А уж в постели-то он был полный король и хозяин.
— Машка, давай я тебя сегодня как бы изнасилую, — сказал он.
Машка заинтересовалась:
— Это как еще так?
— А вот так. Ты вроде бы сопротивляйся изо всех сил, но по-настоящему, а я тебя попробую шарахнуть.
— Давай! — обрадовалась Машка…
— …И я набросился на нее, как лютый зверь, — рассказывал Галибутаев. — Сорвал с нее все. А она крутится, а она царапается, а она визжит. Другой бы насильник уже давно отступил. Но не таков Галибутаев. Сорвал с нее все и только хотел, как вдруг она меня как мотанет! И я больно упал с кровати.
— Ну и что?
— А то, что я сломал большой палец на правой ноге. Я упал на палец.
И Галибутаев длинно выругался.
— Ну, а потом?
— Вот слушай.
Утром Галибутаев хромая пришел на работу и, отозвав бригадира в сторону, изложил ему все обстоятельства. Бригадир ничего не сказал, и они пошли работать — разгружать бочки с огурцами. Бригадир встал с Галибутаевым на погрузку и осторожно-осторожно, очень бережно опустил край бочки на ногу Галибутаеву. Причем даже на левую.
— Ой-ой-ой! — закричал и заныл Галибутаев. — Ой, ноженька моя! Ой, беленькая моя! Ой-ой-ой!
После чего был составлен акт о несчастном случае. Галибутаев пошел в больницу, где ему сделали рентген большого пальца. Рентген полностью подтвердил производственную травму, и Галибутаеву дали стопроцентно оплачиваемый листок о нетрудоспособности.
И Галибутаев пришел домой, где Машка ужасно хохотала, когда он ей все это рассказал.
— Значит, тебе за это дело еще и деньги будут платить? Вот так да!..
— И целый месяц просидел я дома, — рассказывал Галибутаев, блестя глазами. — Я ничего не делал. А с Машкой мы выделывали такие номера, каких больше никто не умеет.
— А потом?
— Что потом? Потом она меня все-таки выгнала. Мишка-подлец вернулся из командировки. Сережа из пионерлагеря. Выгнала, а плакала. Я, говорит, так не могу, а так тоже не могу. У меня все-таки дети. Ворюга! Сломала мне палец! В ней весу знаешь сколько? Девяносто шесть кило. Она меня на десять лет старше.
— Ничего себе!
— Нет, даже не на десять, — Галибутаев стал считать, — мне — тридцать два, а ей сорок три. Стало быть, она меня старше на одиннадцать лет… Все мне отдала, — продолжал он рассказ о своей несчастной любви. — Все, что на мне мое, отдала и даже кожанку своего первого мужика. Он у ней техник был на аэродроме. Все — и телогрейку, и спецовку, и пальто «ГДР», и валенки, и шапку. Только вот деготь я у ней оставил.
— Какой еще деготь?
— Деготь. У меня была бутылочка дегтю, чтобы мазать сапоги. Я его у ней оставил. Надо будет Мишку попросить, чтобы принес. Или самому сходить.
— А ты где сейчас живешь?
— А я сейчас не живу, а ночую. Я у нас ночую, в гараже. Но мне обещали дать комнату. На территории прямо… А то зима скоро. Я вообще-то зимы не боюсь, потому что она мне все отдала, и валенки, и шапку. А номера мы с ней выделывали — больше таких никто не умеет. Знаешь…
И Галибутаев радостно засмеялся. Отсмеявшись, он продолжал:
— Одно скажу. Я с детства был болезненно близорукий. За это меня звали косым, и я кончил всего два класса. Потому что не мог учиться. О! Меня тонко нужно было учить! Специальное освещение, определенный час и мое настроение. А где все это взять, если я воспитывался в детдоме?
— Плохо было в детдоме?
— Почему плохо? Он мне и сейчас как родной. Они меня даже к главному глазному Филатову возили, но только тот сказал, что меня привезли слишком поздно, и хотел срывать у директорши с жакета медаль.
— Какую еще медаль?
— А я откуда знаю? У ней на жакете была медаль, и Филатов хотел ее срывать. Вы, говорит, испортили мальчика! А они тут при чем? Они обо мне заботились. Только они не знали, что меня нужно сразу везти к Филатову. Вот почему я и вижу только одушевленный предмет. Неодушевленный предмет я не вижу. А неодушевленный предмет — это все, что написано, и все, что есть вокруг.
— А одушевленный предмет — это была моя «ворюга»! — сказал Галибутаев и более не пожелал со мной разговаривать, считая, что дальнейшие мои вопросы задаются исключительно для того, чтобы над ним посмеяться.
* …ценах на водку и прочие крепкие напитки… — Эти цены долгое время были стабильными, но к концу 60-х поползли вверх, что нашло отражение в фольклоре:
Было три, а стало восемь, Все равно мы пить не бросим. Передайте Ильичу Нам и десять по плечу. Ну, а если будет больше, Мы устроим так, как в Польше.
Надо прямо признать — устроили еще почище, чем тогда в Польше, во времена профсоюза «Солидарность» и усатого лидера Леха Валенсы.
Баш на баш! — Сибирское просторечие тюркского происхождения. Точный перевод — «Голова на голову».
Капитан Клосс — польский телевариант нашего Штирлица.
Шалыжки колотить — деньги зарабатывать (сиб.).
Пальто «ГДР» — made in Германская Демократическая Республика, страна, тоже накрывшаяся медным тазом, как СССР и весь «социалистический лагерь».
…главному глазному Филатову… — Вряд ли к самому легендарному окулисту, имеется в виду, что к ПРЕСТИЖНОМУ врачу.
Горы
Один тихий человек ходил вечерами харчиться на угол Засухина и Семенюка в шашлычную, которая, право, не заслуживала такого высокого названия, а должна была прямо и честно именоваться «шалман». Ибо вечно там крутились бичи, мелкие торговцы с базара, стиляги, спившиеся рабочие и другие гнусные личности, которых никак не возможно будет нам взять с собой в то грядущее светлое будущее, которое уже не за горами.
Да и сам ассортимент, качество пищи в этом мерзком заведении оставляли желать много лучшего. Естественно, что никаких шашлыков здесь и
