Портрет в коричневых тонах - Исабель Альенде
- Мне так хочется, чтобы ты ознакомился с моими делами. Это сугубо материалистическое общество, в котором крайне мало уважают женщин. В нём ценятся лишь капитал и связи, для этого ты мне и нужен: станешь моими глазами и ушами, - объявила Паулина своему племяннику по истечении первых нескольких месяцев по его прибытии.
- Но я ничего не смыслю в деловой жизни.
- Зато я неплохо соображаю. И я не прошу тебя думать, это исключительно моё дело. Ты же, по большей части, молчишь, за всем наблюдаешь, слушаешь и рассказываешь мне. А далее только выполняешь то, что я тебе скажу, и без лишних вопросов, надеюсь, мы поняли друг друга?
- Не проси меня идти на всякого рода мошенничество, тётя, - исполненный достоинства возразил Северо.
- Вижу, что до тебя уже дошли кое-какие слухи обо мне…. Послушай, сынок, законы и были придуманы сильными мира сего, чтобы властвовать над слабыми, которых гораздо больше. Я вовсе не обязана их уважать. Мне нужен адвокат, кому я смогу полностью доверять и таким способом делать всё, что только заблагорассудится, никогда при этом не оказываясь в сколько-нибудь затруднительном положении.
- И достойным образом, надеюсь… - предупредил её Северо.
- Ай, сынок! Так мы с тобой не сдвинемся с места. Твоя честь не пострадает ни в коем случае, и не надо столь сильно преувеличивать, - возразила Паулина.
Так оба и подтвердили договор не меньшей силы, чем связывающие их кровные узы. Паулина, кто приютила его, не возлагая на человека особых ожиданий и надежд, была убеждена, что юноша – совершенный бездельник, и единственная причина отправить того из Чили заключалась в приятной неожиданности встретиться со столь умным, исполненным благородных чувств, племянником. За год-другой Северо научился говорить по-английски, причём с такой лёгкостью, какую в семье никто не выказывал, стал понимать дела предприятий родной тёти как свои пять пальцев. А ещё он дважды пересёк Соединённые Штаты на поезде – один из которых был чреват нападением мексиканских бандитов – и как раз этого времени и хватило, чтобы сделаться настоящим адвокатом.
Со своей двоюродной сестрой Нивеей молодой человек поддерживал еженедельную переписку, которая по прошествии лет была признана скорее интеллектуальной, нежели романтической. Девушка рассказывала ему о семье и чилийской политике; он же покупал той книги и вырезал статьи о достижениях общества суфражисток в Европе и Соединённых Штатах. Новость, от которой в североамериканском конгрессе появилась поправка, подтверждающая предоставление избирательного права женщинам, пусть и на расстоянии друг от друга, всё же была отпразднована обоими, хотя двое и были согласны с тем, что представить подобное в Чили означало проявление полного умопомрачения. «Что я приобретаю, проводя столько времени за учёбой и чтением, кузен, если у женщин до сих пор в мире нет места для активной жизнедеятельности? Моя мать говорит, что у меня нет возможности выйти замуж, потому что я отпугиваю мужчин, которые считают меня красивой, но тут же замолкают, стоит мне заикнуться о муже. Моя семья одобряет и малейшее проявление знаний, которое выказывают мои братья – я говорю малейшее, потому что ты уже знаешь, до чего все они безмозглые – однако ж, всё то же самое по отношению ко мне почему-то считается хвастовством. Единственный человек, кто относится ко мне терпимо, это мой дядя Хосе Франциско. Ведь только я и предоставляю тому возможность поговорить со мной о науке, астрономии и политике, то есть на темы, на которые ему так нравится разглагольствовать, хотя в подобных разговорах моё мнение совершенно неважно. Ты себе не представляешь, как я завидую похожим на тебя мужчинам, для которых мир не более чем написанный сценарий», - писала молодая девушка. Тема любви занимала строчки две-три в письмах Нивеи и выражалась парой слов в ответных письмах Северо, словно у них был негласный договор о том, чтобы забыть все ранее случившиеся между ними сильные и поспешные ласки в углах родного дома. Дважды в год Нивея отправляла молодому человеку свою фотографию, чтобы тот видел, как она постепенно превращается в женщину. Он, со своей стороны, обещал поступать так же. Но почему-то вечно забывал, как и не помнил о необходимости сообщить, что и на это Рождество опять не удастся вернуться домой. Ещё одна трудность в будущем заключении брака состояла в том, что Нивея уже было настроилась расположить к себе менее прыткого жениха, но вместе с этим никогда и не сомневалась, что Северо дель Валье будет её мужем. Убеждённость девушки была такой, что случившаяся несчастная разлука не слишком-то и тревожила; ведь она намеревалась ждать любимого до скончания веков. Со своей стороны Северо хранил воспоминание о двоюродной сестре более как некий символ всего доброго, благородного и чистого.
Внешний вид Матиаса мог подтвердить мнение его матери, заключающееся в том, что Матиас был лишь прилично одетым дурачком, хотя именно дурачком последнего никак не назовёшь. Ведь на своём веку он уже посетил все важные музеи Европы, разбирался в искусстве, мог продекламировать столько поэтов-классиков, сколько их существовало, и к тому же являлся единственным, пользующимся домашней библиотекой, человеком. Так, постепенно, юноша создавал собственный стиль жизни, включающий в себя смесь черт, присущих богеме и денди; от первой взял себе привычку к ночному образу жизни, а от второго перенял маниакальное отношение к внешнему виду. Сам молодой человек считался лучшей партией во всём Сан-Франциско, но, несмотря на это, смело исповедовал безбрачие; предпочитал поверхностную беседу с худшим из своих врагов свиданию с самой привлекательной особой среди своих возлюбленных. Единственной, общей с женщинами, темой у него было воспроизводство поколения, задача сама по себе абсурдная, как не переставал говорить молодой человек. Следуя зову природы, предпочитал только профессионалок, которых немало существовало и причём под самым боком. И даже не принимал во внимание вечера в мужской компании, которые не заканчивались бы стаканчиком бренди в баре и посещением борделя; а в стране, между тем, существовало более четверти миллиона проституток, и добрый их процент зарабатывал себе на жизнь в Сан-Франциско, начиная с жалких китайских куртизанок Чайна-тауна и заканчивая утончёнными сеньоритами южных штатов, вынужденных из-за гражданской войны вести жизнь женщин лёгкого поведения. Молодой наследник,
