Как путешествовать с коровой - Ким Тоён
Я включил фары, направив их в сторону леса. Звон большого колокола исчезал и возникал вновь. Монах хотел было выйти из машины, но вдруг схватил меня за руку.
– Подождите!
Под вишневым деревом, с которого опали все лепестки, в свете фар стояла корова. Я растерянно уставился на нее, потом достал из бардачка серп и побежал. Раз корова вернулась, то надо ее хорошенько побить. Монах закричал мне в спину:
– Ничья?
8
Мастерить лотосовые фонарики, сидя на подушке на полу, оказалось скучнее, чем я думал. Спина и колени затекли, но мне было неловко выйти на улицу проветриться, пока остальные работают. Люди, которые изготавливали лотосовые фонарики, выглядели настолько умиротворенно, что напоминали статуи Будды. Возможно, они и правда им стали, пока усердно приклеивали к палочкам бумажные лепестки. Все, кроме меня. Потому что у тех, кто стал буддой, наверняка не болят ни спина, ни колени. А мне, как еще не достигшему просветления, все-таки пришлось тихонечко встать. Тем более что мой мочевой пузырь уже переполнился.
– Куда собираешься?
Услышав голос, я обернулся и увидел корову, которая лежала в комнате. Все, кто изготавливал фонарики, подняли головы и посмотрели на меня. Я не смел на них взглянуть. Теперь мне придется придумывать оправдание, чтобы выйти. А корова смотрела куда-то в сторону, притворяясь, что она здесь вообще ни при чем.
– В туалет. То есть, в «место решения мирских проблем».
– Это предлог. Или к тебя просто нет терпения. Даже я терплю, хотя мне, чтобы справить нужду, требуется целый таз, – по-прежнему глядя куда-то в сторону, пробормотала корова.
«Ты вообще чья корова?» – подумалось мне.
– Ну хорошо. В таком случае, ты тоже можешь пойти пописать.
– Тебе что, одному страшно? Поэтому хочешь, чтобы я пошла с тобой?
– Я что, ребенок? Не хочешь – не надо.
– Не ссорьтесь! Идите вместе!
Монах подтолкнул нас с коровой в спины, и нам пришлось выйти. Ночью главный храм выглядел пугающе. В темноте казалось, что картины стекают с его стен, словно нефть. Немного поколебавшись, мы с коровой направились в сторону туалета, он находился дальше остальных зданий. Было ощущение, будто из-за окружающих храм черных деревьев вот-вот выскочат черти. Страшно было не только мне, но и корове, хотя она была намного крупнее меня. Корова шла рядом, жалась ко мне и даже начала проявлять ко мне дружеские чувства.
– Хорошо, что мы пошли вместе. Не скучно.
– Ты права. Кстати, тебе не больно от того, что я тебя побил?
– Пойдет. Терпеть можно. Понимаешь, я соблазнилась травой и забрела слишком далеко. Извини. Ты, наверное, очень испугался и подумал, что потерял меня.
– Это же из-за меня тебе неожиданно пришлось отправиться в путешествие. Наверняка ты сильно устала. Я и впрямь был к тебе невнимателен. Ты меня прости. Я все думал о своих проблемах.
– Бывает. Такова жизнь.
Мы с коровой остановились у входа в туалет. Естественно, им корова воспользоваться не могла. Я заколебался, не зная, как поступить.
– Люди такие эгоисты. Только о себе и думают.
– Ничего. Наверное, ты очень торопишься. Иди! Я поступлю так, как обычно. Будет странно, если я пойду в твой туалет.
Справляя нужду, корова полностью заглушила шум моей струи. Мне стало хорошо – казалось, я избавился от шлаков в душе, увидел прекрасные лотосы, распускающиеся глубокой ночью.
– Тебе, конечно, неудобно, но я очень хочу, чтобы это путешествие было приятным и для тебя.
– Оно терпимое. Я с рождения плохо переношу долгие поездки. Я бы хотела, чтобы ты этого не забывал.
– Хорошо. Не забуду.
Обратная дорога была не такой темной, но стоило мне вспомнить, что в какой-то момент путешествия мне придется продать корову, как на душе стало мрачно. Не знаю, догадывалась ли об этом корова или нет. Она просто шла впереди меня. Мне захотелось позвонить Мэри, но я не стал доставать телефон, чтобы не испортить атмосферу взаимопонимания с коровой. Когда мы дошли до двора храма, корова повернулась ко мне:
– Я всегда на твоей стороне.
– А я – на твоей.
Услышав скрип двери, люди, которые мастерили лотосовые фонарики, обернулись. Я покраснел, словно мы с коровой только что вернулись с тайного свидания. Мы молча прошли на свои места. Я поднял лотосовый фонарик, который не доделал перед походом в туалет, и услышал голос Мэри:
– Я права, господин монах! Они точно встречаются.
– Ха-ха-ха.
– Не смейтесь, а лучше пожурите его! Как человек может встречаться с коровой?
– Вы относитесь к корове несколько пренебрежительно. У нее есть душа. К тому же, чем она хуже человека?
– Конечно, торговец коровами всегда на стороне коров!
Ничего себе. Мэри и аукционист в кепке каким-то образом тоже оказались тут – мастерили фонарики. Я подозревал, что они прячутся под масками, поэтому долго всматривался. Без траурной одежды Мэри выглядела очень живой. Если бы не белая заколка с бантиком, символизирующей утрату, никто бы и не подумал, что она в трауре. Я решил, что они оба, Мэри и аукционист, являются прихожанами этого храма. Иначе и быть не могло. Я изо всех сил старался не встречаться с ними взглядом и сосредоточился на изготовлении фонарика. Корова с закрытыми глазами пережевывала траву. Мэри, похоже, отомстила: начала перемывать нам с коровой косточки. Я, конечно, переживу, однако жаль человека, который потом купит фонарик, изготовленный сердитой женщиной, и, ни о чем не подозревая, загадает желание[8].
– Господин аукционист! Скажите, пожалуйста, может ли человек влюбиться в корову, которую собирался продать?
Украдкой взглянув на меня, аукционист не ответил. Впрочем, Мэри, похоже, и не ждала ответа. Другие люди тоже не обращали внимание на происходящее, а только мастерили свои фонарики. Мэри продолжала нести чушь, думая, что так переживет печаль от разлуки с мужем. Готовые фонарики складывались у одной стены, их становилось все больше.
– Господин монах! Скажите, как можно сбежать с коровой, оставив старого друга в крематории?! Разве человек может так поступить? Чем отличается человек от животного, не поступками ли? Я не просила у него многого. Просто хотела, чтобы он оставался со мной, пока боль не утихнет. Я хотела только этого, а он просто взял и исчез!
В итоге Мэри отбросила свой фонарик в сторону и разрыдалась. Я опешил, потерял дар речи. Аукционист постарался ее успокоить, но плач только усилился. Монах закрыл глаза и глубоко задумался, а остальные один за другим побросали работу и презрительно уставились на нас с коровой. Все как в том сообщении. Земля постепенно пустеет, и мы остаемся