Наталья Горская - Корова (сборник)

Наталья Горская

Корова

Сборник

© Наталья Горская, 2016

© Издательство «Написано пером», 2016

Загадка природы

Жил да был рыжий кот. Тот ещё обормот. Звали кота ни как-нибудь, а Себастьяном, в просторечии Сева или даже Стенька. Но на Стеньку Себастьян никогда не отзывался. Что это, мол, за имя такое? Я вам не Васька или Мурзик какой-нибудь! И даже не Барсик, а целый Себастиа-ан, мя-ау. Усом брезгливо дёрнет, хвостом знак вопроса изобразит и важно прошествует профилем вперёд. Сразу видно, не простой кот, а птица высокого полёта.

Приехал Себастьян в наши края издалека. Мужики из местного гаража перегоняли машины из Польши, и в одной «Татре», которую вёл дальнобойщик Севастьянов, оказался маленький котёнок. Бог-весть как он туда попал: сам залез или подбросил кто смеха ради? Хотя какой уж тут смех, если несколько дней без воды и еды ехал. Но среди людей встречаются такие «загадки природы», которые видят радость в чужих страданиях. То есть детство у Себастьяна было тяжёлым, полным лишений. Но кошачья фортуна, в конце концов, заметила его. Хотя и не сразу.

В гараже до него жил кот Бонифаций, которого для краткости и из-за тучной фигуры называли Буличем. Это у него была как бы фамилия такая. Тучным Бонифаций Булич стал от обжорства, а не от того, отчего обычно коты аномально толстеют. Всё было на месте плюс толстые щёки и холка с пышным воротником. Красивый был котина. Царь среди котов! Обожали его даже самые мрачные люди.

В какой-то момент своей биографии Бонифаций обнаглел. Шоферы ему и колбаску таскали, и сосиски, и даже балык. Навалят в углу целую гору разной вкуснятины, так что у местного бомжа Ерофеича лицо начинало болеть от лицезрения сего гастрономического беспредела. До дорогой вырезки дело доходило, но царственный Бонифаций безразлично взирал на еду с полки над столом Завгара. Лежит, чисто калач на противне. Мол, мы уже и салями не кушаем, а на ветчину нам так и вовсе смотреть тошно.

– Кулебяка ты наш, рогалик хрустящий, баранок маковый, – уговаривали его шофера. – Съешь хоть кусочек!

Но Боня Булич только брезгливое выражение морды состроит, вздохнёт и отвернётся. И уж когда удостаивал чести откушать что-нибудь, все наблюдали, затаив дыхание. Если кто бесцеремонно нарушал эту идиллию, Бонифаций бычился, словно бы хотел сказать: «Ах, оставьте! Трапезничать мешаете!», и к прерванному обеду уже не возвращался. Так что нарушителю мужики отвешивали леща. Беззлобно, но всё же чувствительно.

У Бони на лице – именно на лице, а никак ни на морде – было написано: «Жизнь удалась!». Так возлежать может себе позволить только счастливейший из котов, которого с рождения окружали исключительно настоящие люди. Не самозванцы какие-то, не прослойка между людьми и животными, претендующая на звание человека, но имеющая самые смутные представления, что это такое. Этот кот знает, что никто его не толкнёт, не пихнёт, не отшвырнёт из желания показать всем кузькину мать или же по причине сезонного обострения геморроя.

А тут прибыл какой-то задохлик – юный Себастьян, который тогда был просто безымянным. И давай, как пылесос, поглощать все разносолы, предназначенные Бонифацию. Сначала у Бонифация лениво открылся один жёлтый глаз, потом удивлённо проснулся второй, потом он и сам стёк тяжёлым телом с лежбища вниз. Он хотел вызвать наглеца на дуэль, но увидав две энергично работающие тощие лопатки и судорожно вздрагивающее тельце от каждого заглатывания пищи, стал сам мощной лапищей подвигать ему очередные куски.

Себастьян же наелся, срыгнул часть съеденного назад и очень испугался, вжав уши в плечи. Но увидав, что никто не чешется его убивать за это, снова поел, опьянел от первой в жизни сытости и тут же заснул мёртвым сном. Его положили в поеденную молью кроличью шапку, а саму шапку поместили на полку шкафчика с инструментами поближе к батарее отопления. Себастьян иногда вскрикивал во сне и просыпался, но убедившись, что рай в виде огромного гаража со стучащими по столу костяшками домино чудесными созданиями, пропахшими бензином и перемазанными чёрной смазкой, никуда не делся, снова засыпал. Нервный юноша.

На следующий день его окрестили Себастьяном в честь водителя Севастьянова, и он стал полноправным обитателем гаража. Но ненадолго. Себастьян рос очень быстро и вскоре стал конфликтовать с Боней Буличем: не поделили ребята территорию. Прямо, всё как у людей! А Сева против Бони – всё одно, что юниор-легкоатлет супротив борца сумо.

Работники гаража решили не рисковать хрупкой юной жизнью Себастьяна, а вручили её уборщице Софье Филаретовне в качестве подарка к выходу на пенсию. Софья Филаретовна подарку обрадовалась – ей редко кто, когда чего дарил. Она и так уж двадцать лет была на пенсии, но работала, а тут здоровье и возраст хором сказали: «Всё, больше так не можно!». Поэтому решила она хотя бы пару лет до смерти отдохнуть, пожить как королева. А тут ещё такого рыжего, прямо-таки медного кота подарили. Истинный английский лорд!

Чтобы баба Соня свою пенсию на прокорм Себастьяна не тратила, мужики иногда закупали ему провиант, а водитель Севастьянов отвозил его своему крестнику. Себастьян же перемещение из рая, где чудесные создания, пропахшие бензином, стучат костяшками домино по столу, воспринял как насилие над личностью, но обиды не затаил. Ведь люди такие слабые и несвободные, что грех на них обижаться. Но всё же переживал. Это проявилось в том, что на новом месте жительства он повадился забираться на деревья в сквере у дома Софьи Филаретовны. И всё бы ничего, но только назад самостоятельно он не умел спускаться. Залезет и начинается крик:

– Мяау, люди-и добры-ы! Снимите меняау отсюдова-а! Батюшки-светы, как высоко-то, мяау-у!

Переполошит весь дом, иногда даже посреди ночи. То его с куста сирени снимали всем миром, а то как-то раз залез он на высокую берёзу за домом, и пришлось МЧС вызывать. Приехал пожарный расчёт с выдвижной лестницей, сняли паразита. А что ж с ним делать, коли так орёт, что уши закладывает.

Но не прошло и двух дней, как он снова туда залез и опять затянул песню о помощи ближнему своему. В МЧС звонить уж не стали: сочтут за издевательство. Несколько мальчишек вызвалось снять Себастьяна и передать в руки переволновавшейся Софьи Филаретовны. Они лезут к нему, а он – от них. Чем они ближе, тем он всё выше и выше. Залез на самую макушку, где ветки уже не выдержат и ребёнка. Сидит там, раскачивается на ветру и орёт громче прежнего.

Тогда краснодеревщик Кружкин взял длинную доску, быстро приколотил к ней поперечные брусочки и приставил сию конструкцию к дереву, на макушке которого истошно орал Себастьян. Себастьян оказался не законченным дураком, понял, что это вроде лестницы и создано специально для него, поэтому сполз задом наперёд по этому нехитрому приспособлению, дрожа ногами в коленках.

– Дарю! – вручил Кружкин чудо-доску счастливой Софье Филаретовне в присутствии счастливых жильцов квартала.

Счастливы все были потому, что появилась возможность спокойно спать, а не содрогаться от душераздирающих воплей в потёмках. Себастьян восседал на плече бабы Сони с плаксивым выражением морды «почему меня так долго не спасали?!». Доска эта потом стояла в сквере у высоких деревьев, и все знали, что это специально для Себастьяна. Даже местных озорников предупредили, чтобы никто не вздумал использовать её в своих проказах. И самые отъявленные из них прислушались к данному предупреждению. Удивительно, но умел этот кот располагать к себе даже самые чёрствые человеческие сердца.

Но время брало своё, и Себастьян благополучно вступил в тот возраст, когда негоже так себя вести. Повзрослел, поумнел и, что называется, «вошёл в розум». Даже как-то слегка уплотнился и обленился. Зачем, в самом деле, лазать по деревьям, если у Софьи Филаретовны был балкон? Хороший такой балкон третьего этажа, откуда видны все деревья, через которые светит солнце. В аккурат для Себастьяна! Он как растянется на нём во всю длину, да так и лежит целый день, особенно в жаркую погоду. Баба Соня ему ещё фанерку с ковриком постелет, чтобы «Сеня-Солнышко» не застудился на каменном полу, так и вовсе благодать! За лето на солнце его ярко-медные бока выгорали до цвета сухой травы.

Так бы он и лежал всю оставшуюся жизнь, но на лето в этот небольшой городок приезжало много некогда сбежавших из него жильцов. Бежали все в края под названием Райцентр или Облцентр. Себастьян из человеческих разговоров знал, что Облцентр предпочтительней, хотя и не всем по зубам. Но беглецам время от времени становилось душно, и они ехали назад отдышаться.

Вот и к соседям Софьи Филаретовны в это лето приехали родственники из Райцентра, а с ними и красавица Белла, ангорская кошка. Такая прелесть, что Себастьян потерял всяческий покой, метался по балкону, несколько раз падал, снова возвращался на свой этаж, орал серенады на перилах, снова срывался вниз и на лету умудрялся декламировать какие-то французские стихи: «Мур-р-р, амур-р, тужур-р!». А Белла всё это время смотрела на него внимательным взглядом, неотрывно следила за каждым движением, в том числе и за падениями, и серьёзно так слушала. Хозяева её гулять не пускали, так как ей предстояла свадьба с каким-то чистокровным ангорским котом для продолжения породы. Жених жил в соседнем городе, куда её на днях собирались везти для знакомства, так сказать. Но Белле так понравился этот рыжий господин с зелёными глазами, с неуёмным темпераментом и горячим сердцем, что теперь основное её занятие было сидеть на балконе и смотреть на него во все глаза, просунув мордаху между перилами. Она смотрела и сокрушалась, зачем этим глупым и скучным людям нужна только белизна нужного оттенка для участия в каких-то дурацких выставках, на которых Белле в награду досталась только клетка для её же перевозки! Ярмарка тщеславия!