Швейная машинка - Натали Ферги
— Нет, этого я совсем не утверждаю.
— Дедушка знал, что я до конца выплатила ипотеку, я ему сказала об этом на Рождество. И он знал, что мне не нужна еще одна квартира — от них одно беспокойство. Мы поговорили обо всем еще несколько месяцев назад, и дедушка сообщил, что пойдет к нотариусу и изменит завещание. Дедушка принял твердое решение — ты должен был наконец получить недвижимость.
Фред напряженно раздумывает, а потом произносит:
— Он поставил какие-нибудь условия?
Мать вздыхает:
— В смысле, можешь ли ты ее сразу продать?
— Ну да.
— Вряд ли бы ему это понравилось, но, думаю, он принял бы любое твое решение.
— Интересно, сколько она стоит?
— Фред!
— Что?
— Ты серьезно думаешь ее продавать?
— Ну, я хотел бы ее оценить и уехать.
— То есть ты все же можешь сюда вернуться?
— Домой? — Он хочет придать своим словам оттенок пренебрежения и превосходства. — Мама, я ушел из дома много лет назад. Очень маловероятно, хотя, конечно, все возможно. У меня все еще действует контракт с банком, так что пока это будет довольно сложно.
Но мать его почти не слышит.
Фред рассматривает кухонные обои — кремовые, имитирующие черепицу, декорированные коричневыми солонками и перечницами.
— За эту квартиру можно неплохо получить и купить что-нибудь на юге.
— Да, но ты же не будешь принимать поспешных решений, если у тебя не такая уж стабильная работа, правда?
— Ну работу-то я всегда найду, — заявляет он с уверенностью человека, который никогда не был безработным. — Вопрос только в том, как устроиться. Они сказали, что я нужен им еще по меньшей мере год, а в банковской сфере всегда есть и будут какие-то проекты.
Она крутит чашку с остатками уже холодного кофе и смотрит, как перемешивается взбаламученная гуща.
— Надо подождать официального оглашения завещания и вступления его в силу. Это может занять несколько месяцев. Я его душеприказчик и знаю, что еще там написано. Ничего сложного — пара пожертвований на благотворительность и эта квартира.
Ее телефон, лежащий на столе, начинает вибрировать, и она отвечает:
— Алло? Почти закончили? Да, спасибо, что сказали, я вернусь через двадцать минут.
— Это стеклопакеты?
— Да, я решила, что лучше будет уйти.
— Ты куда доверчивее, чем я.
Она берет сумку и обнимает сына со словами:
— Ты слишком много беспокоишься.
После того как мать уходит, кошка немедленно занимает теплый, только что покинутый стул. Фред делает себе еще кофе и стоит без движения в знакомой с детства квартире, прислушиваясь к визгу стиральной машины у соседей сверху, достигшей максимальных оборотов. Скоро он станет домовладельцем.
— Итак, ты все еще думаешь ехать? — Фред идет рядом с матерью по направлению к центру города. Тротуары заполнены прохожими, и сыну с матерью приходится обгонять людей, нагруженных пакетами, и медленно движущихся пенсионеров с палочками.
— Да.
— И поверенный не против?
Мать поплотнее запахивает ярко-зеленую куртку, купленную для поездки. Неизменный эдинбургский ветер дует даже в солнечный день.
— Мы точно узнаем это через полчаса, когда встретимся, но это мое решение, оно не имеет к ним никакого отношения.
— Да, но…
— Они ведь уже видели завещание — в конце концов, они его и составляли. Как я поняла по телефону, хотя они уже сделали все от них зависящее, разбирательство продлится еще долго.
— Я думал, там все очевидно. Ты же сама говорила.
— Но ускорить процесс нельзя, даже если наследство несложное и никем не оспаривается. — Она посмотрела на сына. — Утром я уже подписала все бумаги, и теперь они могут справиться самостоятельно, в мое отсутствие, так что нет смысла откладывать поездку.
— Я просто, понимаешь, думал… — тут Фред уворачивается от женщины с коляской, — …что ты, может быть, решишь остаться, пока все не уладится.
Она опережает его, и ему приходится ускорить шаг, чтобы поравняться с нею. Он замечает, что мать меняется. Всю его жизнь она была блондинкой, и с годами волосы становились все светлее и светлее. Фред думал, что она их подкрашивает, но сейчас, на ветру, замечает, что бледно-соломенные волосы тускнеют, потому что мама седеет.
— А в чем проблема?
— Да ни в чем.
Он не может сформулировать то, что его беспокоит: она стареет и может уйти следующей.
— Тогда я еду. Я много лет мысленно планировала это путешествие, — если уж говорить честно, то с момента твоего рождения.
Фред переключается и делает последнюю попытку ее разубедить:
— А в больнице не будут против?
— Ну, начальник не в большом восторге, но я беру перерыв в трудовой деятельности и решу, что делать, потом, когда вернусь.
— Погоди-ка: что именно ты решишь? — Все еще хуже, чем он думал. — Ты хочешь совсем перестать работать?
— Не знаю. Мне не так уж много нужно на жизнь, так что я подумываю раньше уйти на пенсию или перейти на частичную занятость, а в свободное время как-нибудь развлекаться.
— В поездке развлечений и так будет предостаточно, — говорит он себе под нос.
Она слышит его:
— Это да. Но я уже говорила, что ипотека выплачена полностью, ничто меня тут не удерживает, так что я собираюсь ухватиться за эту возможность. Даже дедушка говорил, чтобы я ехала: он не хотел, чтобы меня держала только необходимость за ним ухаживать. Он помогал мне планировать маршрут, раздобыв в библиотеке целую кучу путеводителей.
— Ты мне никогда не рассказывала, что дедушка участвовал в этом!
— А ты и не спрашивал.
— Гм…
— Я ничего такого не хотела сказать. Почему ты все принимаешь в штыки? — Она перепрыгивает через особенно крупную лужу с легкостью, которой позавидовали бы многие двадцатилетние. — Ты всегда был слишком поглощен своей жизнью на юге. А я приходила к нему каждую неделю, в пятницу вечером.
— Как мы обычно и делали…
— Да, как обычно. Дедушка наливал мне чаю, мы разворачивали на столе карты и строили планы. Вообще-то я хотела взять его с собой, но он говорил, что это мое путешествие, а не его.
— Ну и поездка бы была!
— Как говорится, лови момент, Фред. Лови момент.
— Хорошо, я понял, — улыбается он. — Ты немного… — Фред пытается подобрать слово, — немного необычная. У меня нет знакомых, у кого мать почти в шестьдесят лет могла бы собраться в поездку на несколько месяцев с одним рюкзаком и билетом на поезд.
Это правда, хотя все его немногочисленные знакомые находятся на расстоянии четырехсот миль отсюда, и их круг редеет с каждой неделей. Порой, когда разговариваешь с коллегами у кулера с водой, кажется, что существует какой-то иной мир.
— Вот нечего тут про почти шестьдесят лет!
