Георгий Марков - Сибирь
- Ну, Малыш, айда! Но! - Степашка задергал вожжами. Нагруженные сани взвизгнули, тяжелые копыта застучали по мерзлой земле.
- Дядя Вася, развозу много. Вернусь не вот разом! - крикнул Степашка уже от ворот.
- Поезжай себе! Обойдемся! - ответил грузчик, замечая, что парень сегодня не по-обычному поспешен и к тому же сосредоточен на чем-то своем.
6
В страшной спешке Степашка развез товар заказчикам. На санях остались два ящика: один с гвоздями, другой с инструментом. Они были "ничейные", взятые им исключительно для маскировки.
На улицах города совсем стало светло, когда Степашка, понукая Малыша, заторопился к переезду. Своих часов у него не было, но в одном месте он придержал коня и обратился к толстой даме, прогуливавшей по бульвару мохнатого рослого пса:
- Скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени?
- Без пятнадцати минут десять, молодой человек, - довольно любезно ответила дама, а пес ее заворчал, засучил лапами, натянув поводок, как струну.
Степашка понукнул Малыша:
- Трогай веселей, трогай!
До условленного времени оставалось четверть часа, правда, и расстояние до березника тут было не больше полутора верст. Но недаром сказано: человек предполагает, а бог располагает.
Желая проехать к переезду более коротким путем, Степашка свернул в проулок и, миновав его, у выезда к железной дороге догнал трех солдат, шагавших друг за другом посередине дороги с винтовками на спине. "Надо их перегнать, иначе как раз в березнике они меня засекут с тем человеком в компании", - подумал Степашка и снова заторопил Малыша.
До солдат оставалось шагов двадцать. Вдруг передний солдат отделился и, становясь на проезжую часть дороги, поднял руку, крича:
- Остановись! Говорю, остановись!
Степашка понял, что, если он попытается проскочить - мимо солдат, уехать ему все равно не удастся: на переезде пыхал паровоз с длинным составом товарных вагонов. Натянув вожжи, Степашка волей-неволей осадил Малыша, не зная еще, как происшествие обернется дальше.
- Ты куда, парень, скачешь? - спросил солдат, на погонах которого Степашка рассмотрел фельдфебельские лычки.
- Еду куда надо! А ты не видишь на дуге надпись:
"Торговый дом купчихи Некрасовой"?.. - от волнения у Степашки вздрагивал голос.
- А вот и хорошо, что подвода купчихи. Не обеднеет, если служилых подвезет. Эй, ребята, садись, парень свойский! - Фельдфебель, не ожидая согласия Степашки, прыгнул в сани, сел на ящик. В ту же минуту рядом с ним оказались еще двое.
Малыш, почуяв груз, сбавил шаг. Степашка посмот-"
рел на солдат, дышавших тяжело, с перебоями, и решил, что никакая сила не заставит их покинуть сани.
- Вы куда топаете? - спросил Степашка, прикидывая про себя, как ему лучше выпутаться из этой неожиданной истории.
- В Лучановку, на стекольный завод, - сказал фельдфебель.
- Чего вы там забыли?
- Мы ничего не забыли, а вот начальство забыло, видать, что-то. Солдат, парень, подневольная скотина.
Приказали - иди! - Фельдфебель как-то загадочно переглядывался со своими товарищами.
- Ну, братики, я вам попутчик ненадолго. Мне в Богашеву надо. А сейчас за переездом подсядет ко мне старший приказчик - Селифон Акимыч. Небось уже ждет меня. Купчиха летний дом в кедрачах строит, вот мы и мыкаемся из города то и дело, - врал Степашка.
- Немнож-ко хоть подвезешь, и на том спасибо. Приказчик-то не прогонит?.. Как думаешь? - забеспокоился фельдфебель.
- Не должен. А на санях места хватит, - примиряюще сказал Степашка. Ему вдруг показалось, что это даже хорошо, что он везет солдат. По крайней мере, ни один полицейский гад не остановит его, не спросит, куда да зачем едет. Солдаты с винтовками, судя по всему, ожесточены, и с ними не разведешь турусы на колесах...
Как вот только ловчее посадить того человека с плисовым воротником?
Степашка увидел его сразу же, как только миновали переезд. На обочине березовой рощи находился дровяной склад, обнесенный забором. Акимов стоял возле забора, с угла, обращенного к дороге. Увидев подводу, он на три шага выступил вперед с таким расчетом, чтобы ямщик мог рассмотреть его. Простоял он тут с полминуты.
Солдат увидел не сразу. Высокие головки саней, заделанные досками, поначалу скрывали их от его глаз. Но вот на спуске с переезда сани развернулись, и Акимов увидел солдат в натуральную величину. Не ожидавший этого, он поспешно отступил за угол. "Еще уйдет совсем", - с беспокойством подумал Степашка, решивший рисковать. Придержав коня напротив дровяного склада, Степашка, размахивая руками, сказал:
- Садитесь, Селифон Акимыч! И не ругайтесь за бога ради, что солдат посадил. Все ж таки жалко служивых. Подвезем до лучановского свертка.
В первое мгновение Акимов опешил, но Степашка прямо и выразительно смотрел на него, давая понять, что все идет хорошо.
- Здорово, служивые! - подходя и по-хозяйски укладывая тюк на сани, сказал Акимов.
- Здравия желаем, вашество, - ответили солдаты и сели поплотнее, уступая лучшее место "старшему приказчику".
Выехали за рощу, город скрылся за лесом. Здесь в поле ветерок пронизывал насквозь. Солдаты сжались в кучку, надвинули папахи до глаз, подняли воротники старых шинелей. Прошивал ветер и Акимова. Ища защиты от ветра, он притиснулся к фельдфебелю, грея своей спиной и его и себя.
- Одежка-то, ваше степенство, у вас вроде нашей - на рыбьем меху, засмеялся фельдфебель.
- Оплошал! Хотел утром шубу надеть, да показалось, что тепло. А тут, видать, как раз ветерок-то и разгулялся. Не в городе! - еле двигая замерзшими губами, бормотал Акимов.
Через полчаса солдаты соскочили с саней. Топчась возле сворота на Лучановку, они дружески помахали руками, прощаясь и благодаря Степашку и Акимова за подвоз.
Несколько минут ехали молча. Теперь от встречного ветра Акимова спасал-Степашка. Ему мороз и ветер были нипочем! В полушубке, в пимах, в шапке и с шарфом на шее, он чувствовал себя как дома.
- Ну-ка, вспомни, как ты меня при солдатах назвал? - усмехаясь, сказал наконец Акимов и еще теснее прижался к Степашкиному боку.
- Селифон Акимыч. У нас так зовут управляющего торговым домом.
- Селифон Акимыч! Ну, братец мой, и окрестил же ты меня! Век не забуду.
- А что же делать?! Они же сели ко мне на сани и не спросились даже. Сели, и все! А когда я увидел, что вы вроде собрались уходить, уж тут закричал, думаю, будь что будехе
- И правильно сделал... А ты знаешь, кого везешь-то?
- Сколько можно, знаю.
- Ну и спасибо тебе за выручку. Может быть, когда-нибудь и встретимся.
- Все может быть.
Акимов замерз так, что озноб начал колотить ею.
- Слезайте и бегом за мной. Погреться надо.
Акимов соскочил, а Степашка перевел Малыша на
резвую рысь. Скользя в ботинках с калошами на выбоинах, Акимов пустился вслед за подводой. Он пробежал, может быть, с версту, чувствуя, как тепло вопреки холодному ветру, бьющему в лицо, разливается по всему телу.
- Подожди, дружок, согрелся, - взмолился Акимов, когда они, миновав широкий лог, поднялись снова на равнину.
Степашка остановил Малыша и дождался Акимова.
Весь путь до Богашевой от рощи занял часа два.
Когда показались крепкие, из отборных бревен дома богашевских крестьян, Акимов спросил Степашку, где он думает высадить его.
- А вот тут неподалечку, не доезжая до домов. А на площадку пройдете прямо по насыпи, - сказал Степашка и посмотрел на Акимова с сочувствием. Желая утешить своего спутника, вынужденного прятаться от людских глаз, Степашка с раздумьем добавил: - И не горюйте, что приходится уезжать втайне. Скоро вот революция произойдет. Тогда-то уж походите вволю по главной Почтамтской улице...
Слова Степашки тронули Акимова за сердце. Он порывисто прижал плечо паренька к себе, сурово сжал губы, подумал: "Так и будет, дружище! Будет! Будет так!"
Около тропки, пробитой через сугроб, Степашка остановил Малыша.
- Вот тут бы и взойти к линии. В добрый путь!
- Хорошо. Счастья тебе, удач! - Акимов схватил тюк, закинул его за спину, поспешил подняться по крутому склону на полотно железной дороги.
Из глубины снежного месива, поднятого усиливающимся ветром, донесся отдаленный перестук вагонных колес. Из Томска к Богашевой приближался поезд.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
После свирепых рождественских морозов запуржило над нарымскими просторами. Вьюги сопровождались обильными снегопадами и такими голосистыми ветрами, что Федот Федотович, повидавший на своем веку всякое, и тот как-то вечером, сидя с Горбяковым за чаем, сказал:
- Ты послушай, Федя, как он высвистывает, ветерто! Сколько живу здесь, в Нарыме, ни разу такой пуржистой зимы не было. Раньше у стариков примета была:
если ветры вот так стоголосо поют, жди вестей, да не простых, а таких, от которых умопомрачение случается.
- Пустяки все это, фатер. Вести - одно, а ветер - другое. Выдумывают люди то для утешения души, то, наоборот, для ее возбуждения. Вот в такие длинные вечера делать нечего, ну и выдумывают, сочиняют всякую всячину...
