Георгий Марков - Сибирь
Упаковывая карты в прежние картонки, Акимов прочитал на одной из них тусклую карандашную надпись: "Папка живота моего". Надпись была сделана рукой Лихачева и, по-видимому, являлась условным обозначением ценности этих материалов
Акимов уложил связку карт в мешок и нащупал еще одну связку, собираясь вытащить ее, но тут вмешался Лукьянов:
- Иван Иваныч, пора пить чай. Иначе ямщик начнет нервничать.
- Пора, правда, Степан Димитрпч. Увлекся я несколько. - Акимов уложил связки в мешке удобнее и затянул шелковый шнур.
- Ну что, Ваня, возьмешь тюк? Как решил? Не раздумал? - спросила Катя, заметив, что Акимов стал вдруг сам не свой - растерянный, задумавшийся, со взглядом, обращенным куда-то вдаль.
- Рискну, Катя. - Он помолчал, невесело засмеялся. - Двум смертям не бывать, а голова на плечах все равно одна. - Пройдясь по избе, он остановился возле тюка, искоса глядя на брезентовый мешок, мечтательно воскликнул: - Только б довезти! Довезти бы!
- Довезешь, Ваня!
- Все обстроено, Иван Иваныч, как нельзя лучше.
До города домчит вас Катин знакомец - Петька Скобелкин. Парень бедовый, ямщпк отменный. А там небось тоже не олухи к делу приставлены, успокаивая Акимова, рассудительным тоном сказал Лукьянов.
Рассвело. В окна Окентьевой избы потек нежный багряный свет ядреного зимнего утра. Катя собрала на стол завтрак: свежие шаньги, соленые чебаки, мороженую бруснику в туеске. Ели молча, торопливо.
Потом Лукьянов вышел на волю, понимая, что в последние минуты Ивана и Катю нужно оставить одних.
Минут через десять он вернулся:
- Ямщик подъехал, Иван Иваныч. Кони стоят у стогов.
- Иду, Степан Димитрич.
Акимов и Катя быстро оделись, вышли вслед за Лукьяновым. Прямиком по снежной целине Лукьянов повел Акимова к стогам, возле которых, сгорая от желания скорее приступить к исполнению порученного дела, топтался в дохе, в высоких пимах и мохнатой шапке из собачины Петька Скобелкин - верный лукьяновский связчик.
Катя отстала сразу же неподалеку от избы. Акимов, встряхивая на плече тюк с бумагами Лихачева, шел, то и дело оглядываясь. Катя прощально размахивала рукой. Когда Акимов скрылся за деревьями, она всхлипнула и медленно побрела в избу Окентия.
4
Был уже поздний вечер, когда на окраине города Акимов молча пожал руку Петьке Скобелкину и зашагал по узкому, темному переулку. Возле деревянного дома с закрытыми ставнями Акимов остановился. С минуту он вглядывался в сумрак, перемешанный со снегом, падавшим на землю крупными хлопьями, и, убедившись, что поблизости никого нет, вошел в продолговатый двор, обнесенный высоким тесовым забором.
На стук в дверь ответили быстро, вероятно, его ждали здесь.
- Кто там? Что вам угодно? - послышался женский голос.
- С пасеки я. Мед привез, - сказал Акимов.
- Сейчас, одну минутку. Бронислав выйдет. - Хлопнула дверь, а через минуту перед Акимовым стоял высокий мужчина, с вислыми усами, с ежиком на голове, в пальто, наброшенном на плечи.
- С пасеки к вам, дядюшка Бронислав Хозяин послал.
- Давненько поджидаю. Все ли там у вас здоровы?
Высокий мужчина пропустил Акимова мимо себя, задвинул засов и, свободно ориентируясь в темных сенях, распахнул дверь в дом. Здесь высокий мужчина обнял Акимова.
- Здравствуй, товарищ Гранит! Ну, наконец-то встретились!
- Здравствуй, товарищ Бронислав! Давно не виделись!
- Если память не изменяет, с июля четырнадцатого года, товарищ Гранит. Помните нашу встречу у Ленина в Поронине?
- Как же не помнить! Такие встречи не забываются.
- А что это у вас за груз? Я думал, что вы налегке, - ткнув ногой в тюк с бумагами Лихачева, обеспокоенно сказал Насимович.
Акимов объяснил происхождение груза, который во что бы то ни стало следовало довезти до Стокгольма.
Насимович задумался, разведя длинными руками, сказал:
- Эта неожиданность вносит серьезную поправку в наш план.
- Почему?
- Ради безопасности мы решили посадить тебя в поезд на площадке Предтечеиская, верстах в семи от города. Не потащишь же ты тюк на спине.
- Унесу.
- Приметно.
- Как же поступить?
- Придется вариант переиграть. Есть еще одна возможность. В течение ночи подготовим. Раздевайся, товарищ Гранит, попей чаю. Маша, угощай, пожалуйста, гостя. Он, поди, проголодался с дороги.
Из другой комнаты вышла русоволосая, круглоглазая девушка. Окинув глазами Акимова с ног до головы, кивнула ему и принялась собирать на стол. Девушка то уходила за перегородку, где, по-видимому, размещалась кухня, то возвращалась оттуда с чашками и тарелками в руках. Всякий раз, посматривая на девушку, Акимов чувствовал, что она кого-то ему напоминает, и не столько внешностью, а манерой ходить, говорить, улыбаться.
Едва Насимович и Акимов сели к столу, чтобы не только попить чаю, но и поговорить, в ставню окна, выходившего во двор, постучали. Судя по стуку три удара и еще три удара, - кто-то пришел из своих.
- Дуся пришла! - воскликнула Маша, устанавливая на стол горячий самовар.
- Я сам, Маша, встречу. - Насимович накинул пальто на плечи и вышел.
- А я вас видела. На карточке у папки. С такой огромной щукой. Там вы другой - без бороды, совсем молодой, - сказала Маша и, взглянув на Акимова исподлобья, подарила ему чистую, кроткую улыбку.
- На карточке у папки... У какого папки? - недоумевая спросил Акимов.
- У моего папки. У Лукьянова Степана Димитрича, - усмехнулась Маша и, прищурив глаза, внимательно смотрела на Акимова.
- Да вон вы кого мне напоминаете! - повеселел Акимов. - А я смотрю на вас и никак не могу припомнить, на кого вы походите... Ну рад, очень рад познакомиться с вами. Степан Димитрич - давний мой друг.
Дверь открылась, и Насимович, поддерживая под локоть, ввел еще одну девушку.
- А это Дуся, моя сестра, - сказала Маша и, подскочив к сестре, приняла от нее платок, закрывавший голову, и суконное синее пальто с белым заячьим воротником. Повесила на гвоздь в уголке.
Дуся очень походила на Машу. Тот же рост, такое же круглое лицо, такие же большие, настороженные глаза. Даже волосы и те были туго собраны в толстую косу, как у сестры. И одета Дуся была в точности как сестра: на ногах черные валенки, платье из бумазеи - желтая полоска на светло-коричневом фоне, желтый воротничок из крашеной нитки.
- Ну, Дусенька-лапушка, спасибо, что прибежала.
Вдвоем с Машей вы быстро со всей работой справитесь, - не скрывая удовлетворения, говорил Насимович.
Дуся как-то испуганно посматривала на Акимова, явно стесняясь его. Она прошла в другую комнату возле него боком и весьма поспешно. И в этой ее стеснительности и было, вероятно, единственное различие с Машей.
- Наша наборщица, - шепотом сказал Насимович, провожая Дусю благодарным взглядом. - А кстати, товарищ Зося не переправила нам текст листовки?
- Привез. Вот она. - Акимов достал из кармана листок бумаги, подал Насимовичу.
- Посмотрим, посмотрим, - с живым интересом сказал Насимович, быстро надел очки и принялся читать. - Дельно... удачно... в точку... - изредка произносил он и взмахивал крупной стриженой головой.
Дочитав листовку, заторопился в другую комнату, откуда слышался приглушенный говор сестер. Затем там все стихло, через минуту раздались тяжелые и глухие звуки, которые возникают, когда открывается у входа в подполье тугая крышка.
"Э, да у них тут типография", - мелькнуло в голове Акимова, и он навострил уши, чтоб поймать хоть какойнибудь признак предприятия. Но в-доме вдруг стало так тихо, что у него зазвенело в ушах.
Вскоре Наспмович вернулся. Он достал из тайника паспорт Акимова и конверт с деньгами.
- Это, товарищ Гранит, ваш вид и ваш капитал.
Все тщательно осмотрите.
Акимов развернул паспорт. Надо было приучить себя к мысли, что он отныне не Акимов Иван Иванович и уж тем более не товарищ Гранит, а Константин Константинович Побельский, работающий в Иркутске доверенным Шведско-датской телефонной компании, выполняющей в ряде городов России контракты по сооружению телеграфных пунктов и телефонных станций.
Акимов знакомился с документами из спеша, обстоятельно. Особенно тщательно рассмат]" твал он штамп визы на выезд. Не всплывет ли поддетка? Пристально осмотрел он шведские деньги - изрядно уже потертые казначейские билеты с изображением одного из королей Швеции - нелюдимого, мрачного старика, довольно подозрительно смотревшего из-под нависших бровей на каждого, кто пытался брать его в руки.
- А ведь одежда-то у тебя не подходящая к такой дороге, товарищ Гранит, - сказал Насимович, когда Акимов закончил осмотр документов. - И учти, внешность также изрядно запущенная.
- Таежник, человек тайги! - засмеялся Акимов и беспомощно развел руками.
- Ну ничего, найдем выход, - помолчав, сказал Насимович. - Волосы твои слегка я облагорожу. И не беспокойся, сделаю это не хуже любого парикмахера.
В юности в Варшаве работал я учеником у одного знаменитого мастера. Занимался этим делом неоднократно и позже, - добавил Насимович, заметив недоверчивый взгляд Акимова. - А вот костюм, пальто... Ведь не полезешь же в спальный вагон в полушубке, в стеганых штанах и в разбитых пимах... Не предусмотрели, черт возьми! Очевидно же было, что потребуется одежда...
