Забег на невидимые дистанции. Том 1 - Марьяна Куприянова
Ларс смотрел, как она проговаривает все это, чисто и твердо, без заминок, глядя в стену стыдливыми глазами, и ему самому стало очень стыдно, что перед ним унижается ребенок. Она все говорила и говорила, а он стоял с ощущением, что у него отключается процессор, и не знал, куда себя деть. С ним никогда такого не случалось. Модели поведения для подобных случаев в нем не хранилось, и он не понимал, что ему делать в данный момент.
Грязный, промокший, оглохший на одно ухо ребенок с блестящими от слез глазами стоял перед ним на коленях, и Ларс что-то почувствовал. Что-то очень похожее на жалость. Она отвела ему роль изверга и теперь пыталась достучаться до совести истязателя, и, что самое странное, у нее получилось на все сто.
Никакой злости и в помине больше не было. Ларсу стало противно, захотелось скорее покончить с этим невиданным безобразием. И вдруг до него дошло, как это сделать.
Офицер подошел и рывком поднял девочку на ноги. Ему стало легче. Надо было сразу это сделать, как только она опустилась, не стоять и не слушать жалостливые бредни. Нина мгновенно замокла и смотрела теперь в пол, избегая встречаться с ним взглядом. Тихая, покорная, униженная. И Ларс чувствовал, что виноват в этом именно он. Что по его вине все так далеко зашло. Он, взрослый, допустил это. Его накрыло новой волной стыда. Он все еще держал ее за плечи и стоял слишком близко. Но отодвигаться ему не хотелось, как и отпускать ее.
– Простите за это, – произнесла она, окончательно его добивая.
Лоуренс отстранился, чтобы не сделать того, о чем подумал. Нужно было умыться холодной водой. Слишком много противоречивых, сильных эмоций на ничтожный промежуток времени. Вот это патруль сегодня. Не патруль, а шоковая терапия.
– Присядь, – произнес он не своим голосом и вышел.
Это была их третья встреча. Всего лишь. Но и трех раз Ларсу хватило, чтобы заметить: с ним что-то происходит, когда девочка рядом. Он действует нелогично. Это самое неприятное, что могло с ним случиться. Начать вести себя, как подцепивший вредоносную программу компьютер.
В уборной он осмотрел себя в зеркало и не узнал перекошенное лицо. Картина «В преддверии нервного срыва», – подумалось ему, пока он умывался. Такая мерзавка кого угодно доведет до белого каления. Все вообще не так, как я планировал. Она все сломала. Растоптала. Все сделала так, как ей хочется, опровергнув мои же слова. И что мне делать дальше, после всего этого представления, ума не приложу.
Где твои расчеты, Клиффорд? Где твои хваленые прогнозы, основанные на точном анализе? Способен ли ты хоть что-то анализировать, когда она сидит напротив тебя и смотрит своими глазами с рыжими ресницами, а ты следишь за каждым изменением на ее лице, будто от этого зависит твоя жизнь? Слабак и трепло.
Знаешь, что тебе нужно сделать, чтобы все это замять? Чтобы сохранить шанс остаться с ней в хороших отношениях и, может быть, даже сотрудничать. Чтобы воспоминание об этом вечере не горело у тебя в груди грязной, противной мукой, от которой ты будешь страдать. А надо тебе, офицер, вернуться и сыграть с девчонкой, как она и предлагала, и вести себя как ни в чем не бывало. Ты же все равно собирался их обоих отпустить, разве нет? Разве не собирался? Напугать, побеседовать и отправить домой. Именно так все и было бы, если бы она не поверила в твою строгую непреклонность. Один раз ты ее уже отпустил, отпустишь и второй. И третий, наверное, отпустишь, уже по инерции.
Тебе нужно сыграть с нею, чтобы помириться. И поговорить начистоту, без двойных игр, притворства и недомолвок. Ей, наверное, тоже ведь тяжело унижаться – перед таким, как ты. А она унижается. Умоляет о том, что ты и так намеревался сделать. Но ты ведь только о себе и думаешь, да? Она тебя насквозь видит. Даже то видит, от чего ты отворачиваешься всю жизнь. И перед тобой, дрянью, на колени становится, а ты стоишь и смотришь. Смакуешь и грезишь о большем.
Вот и сейчас тебя сильнее занимает, как бы вывернуть все так, чтобы, когда Нина выйдет из участка, вы расстались с нею не врагами. Чтобы была надежда использовать ее в будущем. Чтобы она согласилась на то, что ты придумал. И помогала тебе в том, что ей совсем не нужно. Недостаточно сгладить углы. Чтобы найти подход к этому ребенку, придется стать не просто мягким, а открытым и искренним. Хотя бы попытаться произвести на нее такое впечатление.
Наедине с зеркалом Клиффорд не только вернул себе контроль над мыслями и эмоциями, но и за несколько минут обдумал варианты развития событий и последствия этого задержания – для себя и для Нины. Возвращаясь, он заглянул в изолятор. Мальчик не спал и смотрел враждебно. Взгляд его говорил: верните Нину и выпустите нас. Верну, подумал Клиффорд, и выпущу. Только не прямо сейчас. Он потянул дверь камеры, показывая, что все это время она была открыта. Мальчик поднялся.
– Я думал, тут заперто, – угрюмо сказал он.
– Ты все проспал. Сядь вон туда. Можешь даже прилечь. Подожди Нину еще немного.
Паренек недоверчиво посмотрел ему в глаза, но кивнул и отправился за столик с двумя стульями, где стажеры обычно резались в карты. От чая он отказался.
Прикрыв за собой дверь, Ларс обнаружил Нину в кресле. Она тут же повернула на него голову и осмотрела лицо на предмет негативных эмоций, не обнаружив которых, заметно повеселела и даже хотела что-то сказать, но пока не решилась. Она выглядела так, что ее хотелось укутать пледом и немедленно отправить домой.
Офицера не было несколько минут, но за это время его настроение полностью переменилось, чего нельзя было сказать о Нине. Девочка еще не успела отойти от последствий сцены, которую устроила. Ей было мучительно стыдно и противно вспоминать, до чего она опустилась. Единственное, что ее оправдывало, так это то, что цель была, кажется, достигнута, а это, как известно, оправдывает средства.
Теперь, когда она ловила на себе его взгляд, то чувствовала, что между ними что-то рухнуло. Они больше не были магнитными полями, которые отскакивают друг от друга, едва приблизятся. Как к этому относиться, она не знала.
