Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин
— Доверяй мне, — ответил я с надлежащим акцентом.
Роман вздохнул.
— Получается, ни от дневника, ни от фотографий Хазина особой пользы нет, — заключил он.
— Пока непонятно. Нужно больше времени.
— А мне все понятно. Надо отправлять на исследование то, что имеем. Вот тогда…
Роман замолчал.
— Вот тогда они зашевелятся по-настоящему! Кстати, ты результаты по кепке не получил?
— Рома, ДНК-исследования — это не совсем то, что показывают по телевизору, а гораздо серьезней…
— Но нам надо решить…
— Надо нам поесть, — перебил я. — Нормально поесть, у меня желудок начинает болеть. Жареной картошки, пельменей, может, блинов с творогом. Снаткина себе готовит?
— Готовит. Неплохо, кстати, но, боюсь, ты не станешь это есть. Ей тарелки лень мыть, и поэтому она всегда хлебает из кастрюли.
Ничуть не удивлен.
— Может, у нее консервы есть?
— Она с утра умоталась, а без разрешения я боюсь брать.
— Почему? — не понял я.
— Отравить могла. В воспитательных целях. Снаткина, сам же знаешь.
Возражать не стал.
— Давай купим лапшу, — предложил Роман. — Если заварить ее в бульонном кубике, получается съедобно. Но кубик лучше брать рыбный. Или порошковое пюре. На Любимова хороший магазинчик есть…
Порошковое пюре. Порошковое пюре — всегда разумный выбор, его расфасовывают из одной сычуаньской бочки, и какую бы ты ни купил фирму — вкус будет одинаковый. Добавить сливочного масла — и можно есть без непреодолимого отвращения. Пища будущего, в «Туманности Андромеды» все ели порошковое пюре или прессованное порошковое пюре, а Мвен Мас мог сжевать окаменевшее пюре.
Поехали в город, остановились на Любимова возле «Дианы». «Диана. Продукты и напитки».
— Может, сухарей еще взять? — спросил Роман. — Или халвы?
— Возьми варенец, — сказал я.
Роман отправился за едой, я остался в машине. В магазин не хотелось, войдешь и встретишь отчаявшуюся раблезианскую продавщицу, встретишь неприветливого хама-грузчика, найдешь увядшие шампиньоны, удручающие козинаки и печенье «Труд», и кошку в молочном отделе, именно поэтому в Геленджике я предпочитал доставку.
Вдалеке, там, где Любимова пересекалась Центральной, улицу переехал полицейский автомобиль. Заметил. Я не сомневался, что и полицейский меня заметил, и не сомневался, что это Федор. Других полицейских в Чагинске я не видел, возможно, Федор здесь единственный полисмен: и начальник, и постовой, и паспортный стол, и, если что, отстреляет бешеную лисицу. В конце восемнадцатого века на село Высокое напали бешеные волки, слава богу, мимо на своей знаменитой гнедой кобыле проезжал адмирал Чичагин, он курил голландскую морскую трубку, а поперек седла держал тяжелый швейцарский штуцер. Бешеный волк бросился на адмирала, Чичагин вскинул ружье и насквозь прострелил зверя вдоль позвоночника. Остальных волков Чичагин затоптал верной кобылой и заколол шпагой. Благодарные крестьяне подарили адмиралу двух самых жирных в селе гусей.
Забавно. Я немного взгрустнул об адмирале и в зеркало заднего вида отметил, как из соседнего переулка вырулил полицейский автомобиль. Федор. Я оказался прав.
Роман не появлялся. Возможно, в «Диане» служила не раблезианская женщина, а женщина лавкрафтианская, тогда у Романа мало шансов вернуться, подумал я, но это судьба.
Полицейский автомобиль приблизился и припарковался позади «восьмерки», из него показался Федор и быстро пересел ко мне.
— Привет, Витя.
Федор был настроен официально, от него пахло сырокопченой колбасой и псиной. Или кошкой.
— Витя, у меня к тебе… один вопрос.
Несмотря на приметы официальности, одет Федор был в серый спортивный костюм, покрытый мерзкой коричневой шерстью. Я представил, как Федор засыпает пьяный на диване, а кошки его жены собираются и резвятся на нем всю ночь. Под предводительством Котика Жо.
— Снаткина его не калечила, — ответил я.
— Кого опять?
— Пожарного.
— Какого пожарного, у нас больше нет никаких пожарных… — Федор замолчал. — А, понятно, Витя. Все шутишь, ха-ха, смешно…
Не исключено, что в «Диане» гнездилась тургеневская барышня, это гораздо опаснее лавкрафтианской.
— Какой вопрос-то?
— Срочный, Витя. Я как раз к вам ехал…
— И от Снаткиной выселяешь? — перебил я.
— Что? А, нет, живите сколько хотите, хоть заживитесь. Проблема в другом.
Федор посмотрел вверх. Тоже верит в Пилота.
— Что там? — спросил я.
Смотрел и смотрел в небо, щурился от солнца.
— Коршун повадился, — объяснил Федор. — Представляешь, у одной дуры задавил щенка дорогого, она заяву принесла. Я что, теперь за птицами присматривать должен? Как оно все задолбало, Витя… Я полковника хотел получить — и на пенсию, у меня квартира… А я тут сижу и пашу! А у меня пробки в горле хронические!
Федор повернулся ко мне, открыл рот и сделал движение кадыком, словно пытаясь показать эти пробки, к счастью, опомнился и сказал:
— Короче, Витя, надо похоронить Хазина.
Продолжать он не стал, видимо, предоставляя мне некоторое время на обдумывание известия. Но обдумывать это я не собирался, поскольку ожидал подобного, еще в морге возникли первые опасения. Хазин. Эта сволочь явно не собирался оставлять меня в покое, надо было все-таки связать ему ноги.
— Надо похоронить Хазина, — повторил Федор.
— Ты, Федя, я смотрю, пошутить не дурак. Но несмешно, если честно.
— Да какая к чертям шутка!
Федор неловко поерзал на сиденье. Испуган.
— Какая шутка?! Который день в морге маринуется, надо решать!
— Пусть и дальше маринуется, — сказал я. — Или у вас и там все переполнено?
Федор холуйским образом рассмеялся, открыл дверцу.
— Да нет, места пока есть. Однако… Такое впечатление, что он никому не сдался. На работу дозвониться не получается, семьи у него нет — тело никому не нужно. Я, конечно, могу его отправить по месту прописки, но дешевле закопать так.
В другой день я бы непременно посмеялся. Хоронить Хазина в Чагинске.
— Ну и закапывай. Я-то при чем?
Федор закивал, забарабанил пальцами по стеклу.
— Я не могу!
— Ну, пусть этот оформит… коммунхоз, правильно? Как бродягу, делов-то…
Я с надеждой смотрел на магазинное крыльцо. Роман не появлялся.
— Витя, ты что?! — заволновался Федор. — Какой бродяга?! Если узнают, что я его как бродягу…
Федор закурил, то ли закашлялся, то ли захихикал, подавился дымом и стал схаркивать слюну в открытую дверцу.
— Меня самого как бродягу закопают, — сказал Федор.
— Кто узнает?
— На хрена мне все эти радости, а? — не ответил Федор.
— Ну, так похорони его нормально тогда.
— Да не могу! — прошипел Федор. — Не могу я его хоронить! Если я его похороню…
Федор истерически растер ладонями сигарету. Табак просыпался на сиденье.
— Что-то я тебя не понимаю… Не хоронить ты Хазина не можешь, но и похоронить не хочешь.
— Да чего тут непонятного?!
Федор стал чесать голову.
— Два года назад я немножко в бизнес вложился. Ну не сам конкретно, а через кума. Микрозаймы,
