Возвращение - Роман Иванович Иванычук
— С Новым годом!
— С новым счастьем!
Неля смеется, не пьет до дна. Какая-то грусть проникает в сердце юноши. Он тоже не допивает.
…Убаюканная предрассветным глубоким сном улочка, и падающие снежинки, и она с заснеженными кудрями возле него.
— Я люблю вас… — неосмотрительно срывается с его губ…
В ответ — легонькая улыбка, едва уловимая искорка иронии в ее глазах и слова: «Это же был всего-навсего Новый год!»
Кто-то безжалостно примял букет белых ромашек…
И все же Тарас теперь мечтательно улыбнулся. Не однажды, словно тень Нели, проплывал перед глазами образ Ольги и исчезал.
Новогодняя ночь заглядывала в пустую комнату, бились снежинки о стекла освещенного окна. Ни о чем больше не хотелось думать. Прижался лицом к подушке, — так, казалось, не слышны укоры совести.
За окном Шелестел ветер, тикали на тумбочке часы, завершая восьмой час… Тик-так… Тик-так… Монотонно, мерно, без. конца…
В дверь, кажется, кто-то постучал. Ах, сегодня так не хотелось кого-либо видеть, что он даже не отозвался. Однако дверь отворилась, и в комнату вошла девушка. Из-под шапочки выглядывали слегка припорошенные снегом завитки волос, на румяных от мороза щеках ямочки.
— Неля!.. — словно вихрем влетело в грудь счастье.
Девушка не смутилась.
— Я знала, что сегодня ты должен быть здесь. Потому и пришла. К тебе.
— Ко мне? Но ведь… — заговорили в Тарасе осторожность, боязнь, совесть.
— Знаю, зачем говорить? Ты пойдешь со мною встречать Новый год. Допивать вино…
Не имея сил промолвить ни единого слова, Тарас молча, протянул ей письмо от Ольги. Но Неля не хотела читать. Умоляюще посмотрела на Тараса, и он увидел в ее глазах что-то такое близкое, будто свое, родное.
— Для нее ты на всю жизнь, для меня — на один вечер. Нет, ты не сможешь отказать мне.
Сердце его учащенно забилось.
— Один вечер! — проговорил он. — Один вечер! А до моей жизни, до моей любви тебе и дела нет?
— Как же так нет? — удивленно спросила девушка. — Я ведь сберегла и принесла тебе сегодня твое «люблю». Разве напрасно это слово ты отдал тогда мне?
— О нет! — ответил Тарас.
— Тогда идем вместе встречать Новый год.
Он покорно взял ее под руку, и они тихо вышли.
А дальше все было, как бывает в сказке. Как-то очень быстро миновали дома, потом очутились в поезде, который увозил их неизвестно куда. К ней? К Неле? К счастью? Белые снеговые поля пролетали за окнами вагона и таяли в темноте. Тарас не ощущал бега времени. Неля ни о чем не спрашивала. Молчал и он. Мелькали станции, проплывали мимо села… Может быть, мимо того села, где живет Ольга… Ольга? Ах, да, Ольга! Воспоминание о ней вывело Тараса из состояния задумчивости. Припомнилось:
— Любишь? — спрашивала она, когда он впервые ее поцеловал. — Любишь?
Он тогда ничего не ответил, потому что не мог это слово повторить, не смог найти его в душе своей. Тарас тогда поцеловал Ольгу еще и еще раз за ее большую любовь к нему, но не сказал слова «люблю».
— Если поцелуешь другую, счастья у нас не будет…
…А поезд летел… Тарас посмотрел на часы:
— Почему только восемь? Мы же столько проехали…
— Время сегодня мое, а ты все еще не со мною. Ты все время с нею.
— С тобой я…
— Забудь обо всем, обо всех, кроме меня.
— С тобой — минута, с ней — жизнь.
— Минута любви дороже всей жизни без любви.
— Кто же отнял у меня любовь?
— Я…
Теперь Тарас посмотрел ей в глаза, но почему-то их не увидел.
— Ты знаешь, что-то я не вижу твоих глаз.
— Это потому, что их застилает пелена неуверенности.
— Какая ты странная. Почему неуверенности?
— Правда ли было то, что ты мне когда-то говорил?
— О, да! Тогда это была правда. В тебе осталось то слово, которое я не мог сказать Ольге. Если бы я смог вернуть его себе.
Наконец поезд остановился. Теперь они пошли бескрайним полем, по смерзшемуся снегу туда, где светился огонек.
Тарас снова посмотрел на часы — восемь. Приложил к уху — идут. Действительно, время остановилось. Возле Тараса — Неля. Это она, словно волшебница, остановила время и ждет, чтобы повторился прошедший новогодний вечер. Тарас тоже этого хочет, но в его душе пусто и тоскливо, как поздней осенью в поле.
Неля спросила, почему он молчит, почему мыслями ушел так далеко от нее.
— Нет мыслей, — ответил. — А пустыми словами ни жизни, ни времени не пробудишь.
— А слова, стоящего жизни, у тебя нет?
— Ты еще тогда его растоптала.
— Неправда это. Взгляни!
В это мгновение Тарас увидел ее глаза. В них светилось его давнее слово «люблю», как далекий, слабый огонек, готовый вот-вот погаснуть. Тарасу хотелось рвануться к этому огоньку, как к утерянному счастью, вернуть себе это слово, чтобы заполнить пустоту в своей душе.
— Верни мне меня самого.
— Бери, — прошептала она, обдавая его жарким дыханием, пьянящим, как запах черемухи. — Выпей недопитое вино…
Тарас припал к ее устам.
Опомнился он от бездушного смеха:
— Это же был только Новый год! А ты расплескал вино своего счастья!
Кто это сказал? Девушка или сама судьба?
Неля исчезла. Нет не ромашки, не ландыши вернул он себе ценою измены…
А время шло. Ночь сменяла день, день — ночь. Возле Тараса никого не было. Снегу намело еще больше, поднялась вьюга, усилился мороз. А у Тараса не было сил бороться. Кругом — бескрайнее поле. Только один конопляный стебелек виден из-под снега, как он — одинокий. Пробирался куда-то вперед, но ничего не видел перед собою. Стыли ноги, руки, морозило все тело. Чувствовал, что не холод, а одиночество опустошает его.
И он перестал бороться. Снеговая постель окутала его, холодные мотыльки садились на лицо, на руки, на плечи.
Вдруг он увидел (понял, что это последний сон замерзающего): в холодном воздухе, далеко-далеко, светится открытое окно. За столом сидит старенькая-старенькая женщина — его мать, а в окне — Ольга с ребенком на руках. Она тоскливо смотрит на сына, качает его и утешает, что отец скоро придет, и украдкой вытирает слезы. И это он променял на тот поцелуй!
В последнюю минуту Тарас изо всех сил рванулся, протянул руку и что-то беззвучно прошептал. Прощения ли просил или хотел сказать что-то важное, самое главное в жизни.
Снег уже заметал его. И снова он делал усилия в борьбе со смертью, снова делал попытки произнести застывшими губами заветное
