Прикосновение к Николь - Максим Эдуардович Шарапов
За столом засмеялись. Драгана назвала Кристофа изысканным ловеласом, и тот покраснел от удовольствия. Дарио подлил всем вина.
– А мне обидно за исполнителей, – Николь поставила свой бокал на стол. – Они первыми прикасаются к замыслу гениев, хранят и развивают их наследие. Музыку Моцарта быстро забудут, если не будет музыкантов. Я бы назвала этих людей хранителями.
Николь поджала нижнюю губу и замолчала.
– Справедливо! – поддержал Кристоф. – На одних гениях далеко не уедешь! Они то впадают в депрессию, то спиваются, то помирают! А жизнь должна продолжаться!
– Я не думал никого обижать, – Дарио посмотрел на Николь, – я только хотел подчеркнуть разницу.
– Привет! – на террасе появился молодой темноволосый парень лет двадцати. В руках он держал яркий мотоциклетный шлем.
– А вот и наш Горан! – Драгана поднялась навстречу сыну.
– Здравствуй, мам, – Горан подставил под поцелуй матери свою загорелую щеку, которая была частью красивого, сильного лица с подвижными карими глазами. Они быстро скользнули по незнакомым гостям и задержались на Николь.
Горан кинул шлем в шезлонг, подошел к столу. Поздоровался, подтащил еще одно кресло и сел напротив Николь.
– Вина выпьешь? – спросил его Дарио.
– Нет, мне еще по городу колесить, – ответил Горан, – я бы поел чего-нибудь.
– Мы сейчас накроем, – Драгана посмотрела на Николь.
– Я помогу, – Николь поднялась, и Горан проводил ее на кухню бесцеремонным взглядом.
Михаил взял с тарелки кусочек сыра и вдруг почувствовал, что с приходом этого парня сложившаяся атмосфера стала менять свою внутреннюю структуру.
– Ваша теория про гениев любопытна, – Кристоф продолжил прерванный разговор. – Но не думаю, что она станет очень популярна.
– Да и пусть, – ответил Дарио, – я же не эстрадный исполнитель. Популярным может быть только то, что понятно большинству. А значит, весьма, примитивно.
Броссар взял бутылку и взглядом поинтересовался у Кристофа, налить ли ему еще вина. Тот одобрительно кивнул.
– Дед современное искусство не воспринимает, – сказал Горан, – он живет только прошлым…
– Не говори ерунду! – Броссар оборвал своего внука. – Искусство вообще не может быть современным или несовременным. Оно или искусство, или нет! Я никогда не считал, что все написанное для скрипки гениально, а для электрогитары, выражаясь твоим сленгом, отстой. И рояль когда-то был новаторским инструментом, не в этом дело. Я просто не хочу, чтобы пустые бездари считались гениями!
– А давайте уже обедать! – Драгана вернулась с блюдом жареного мяса.
Николь принесла два салата.
– Давно пора, – буркнул Горан и отвернулся в сторону сада.
– Папа, тебе что положить? – было заметно, что Драгана хочет побыстрее сменить тему.
Теперь она раскладывала на тарелки куски горячего мяса, предлагала салаты, рассказывала, какие приправы добавляет к овощам, чтобы придать им необычный пикантный вкус. Ее вмешательство предотвратило конфликт и одновременно раскрошило разговор на мелкие простые темы. Кристоф и Николь обсуждали любимые места в Париже, Михаил делился впечатлениями от Хорватии, где отдыхал впервые. Дед и внук в беседе почти не участвовали.
После чая с домашним вишневым пирогом Кристоф и Горан отошли покурить на край террасы. Драгана, убедившись, что отец и сын оказались в разных углах интеллектуального ринга, захватила пустые тарелки и ушла на кухню.
Михаил наклонился к Николь и шепнул:
– Кажется, нам пора.
– Пора, – согласилась Николь. – Сейчас помогу убрать со стола и пойдем.
Дарио и Михаил остались вдвоем. Броссар о чем-то задумался и, казалось, не замечал, что происходит вокруг. Он вертел в руке штопор, иногда трогая пальцем его острое жало. Михаил прислушался к разговору курильщиков.
– Дед ищет божественность в любой ерунде, – говорил Горан. – Он еще в детстве заставлял меня играть в угадайку: а на что похоже колесо, а кого напоминает вертолет? Как будто сам по себе человек совершенно ничего не значит!
– Да, – соглашался Кристоф, – твой дедушка слишком категоричен.
Горан обернулся и заметил, что дед вертит штопор.
– Для него и обыкновенный штопор, наверное, тоже подсказан человечеству свыше, – парень презрительно усмехнулся, – а я привык сам решать проблемы и добиваться результатов.
Михаил заметил, как Дарио потянулся к фикусу, который рос в горшке рядом со столом, сорвал с него молодой побег вьюнка и, грустно улыбнувшись, положил его рядом со штопором.
Они стояли на смотровой площадке и наблюдали, как сумерки заполняют старый город. Темнота медленно выползала из переулков и подворотен, поднималась вверх, прятала первые этажи домов. Кое-где уже зажигались фонари, которые только подчеркивали могущество приближающейся ночи.
После обеда у Броссара Михаил и Николь пару часов гуляли по городу, а теперь поднялись сюда и пытались угадывать уже знакомые кварталы.
– Вон там мы сели в коляску! – Николь показывала на крохотный пятачок, свободный от построек. – А правее, за храмом, музей Дарио.
– Нет, – Михаил качал головой, – музей не там!
– Я помню, рядом был костел!
– Был, но другой! Видишь, чуть дальше, с черепичной крышей?
– Почему с черепичной-то?! – спорила Николь.
– Не знаю, такой построили!
– Ты издеваешься?!
Ему ужасно хотелось притянуть Николь к себе, почувствовать ее тело, дыхание, запахи. Она была совсем рядом, азартная и обворожительная.
– Мой собор к музею ближе! – не сдавалась Николь. – Можем вернуться, и я тебе докажу!
– А в это время уйдет последний автобус.
– Ну и пусть!
Проверять они не пошли, но на последний рейс все равно опоздали. И даже с пересадкой на побережье было уже не добраться. Михаил отошел от кассы:
– Ближайший автобус только утром.
– И что мы теперь будем делать? – ей было любопытно, как Михаил будет выкручиваться.
– Что-нибудь придумаем, – он мысленно пересчитывал оставшиеся наличные.
Через полчаса такси выехало на трассу и помчалось в сторону моря. Николь дремала на заднем сиденье рядом с Михаилом. Иногда она проваливалась в короткий сон и ей казалось, что ее настигает какая-то неотвратимая сила, от которой она никак не может удрать. Чтобы спастись, нужно было понять что-то очень важное, единственно правильное, и Николь уже почти прикасалась к этому тайному знанию, но тут все мысли перемешивались, как яркие кристаллы в калейдоскопе, и близкая разгадка ускользала. Николь вздрагивала и просыпалась. Видела Михаила, который сидел рядом, и успокаивалась.
Но через некоторое время глаза закрывались, пытка жутковатым сновидением повторялась, и она опять не могла ухватиться за эфемерную истину. Когда ее очередной раз выбросило в реальность, Николь выпила воды из пластиковой бутылочки, вытянула ноги вдоль сиденья и положила голову на колени Михаилу. На мгновение открыла глаза: – Пока, Миша! – и почти сразу уснула.
Утром Николь проснулась в своем номере и долго смотрела в потолок. Вчера, когда они
