Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 1)
— Ну, чья очередь? Заходите!
В приемной забурлил водоворот, словно в перехваченной плотиной горной речке, — все толкались, спорили, ругались, норовили оттолкнуть друг друга от двери.
Первым все же ворвался потный, взъерошенный Тель-Аскер: кудри его вздыбились, подобно высокой папахе.
— На моей ответственности весь телефонный узел! — кричал он оставшимся позади пациентам.
— Ладно, ладно, говори, чем болен, — оборвал парня сердитый доктор.
Но Аскер остолбенел в растерянности; ведь он предполагал, что попадет на прием к желанной Сачлы. Только ради нее — ясноликой — он и притворился, что угнетен недугами.
Гюлейша попыталась прельстить юношу многообещающей улыбкой, но Аскер в. негодовании отвернулся, насупился.
— Что у тебя болит, Аскер Аскеров? — нетерпеливо спросил Баладжаев.
Парень с задумчивым видом начал обозревать потолок. "Господи, ну что я за несчастный такой, почему мне так не везет?" — подумал он.
— Да ты что, рехнулся? — И доктор перевел на Гюлейшу вопросительный взгляд.
А та сразу же смекнула, где кроется тайна, — выпрямилась, отвернулась к окошку.
Знаете, доктор, — залепетал юноша, — учащенно, тяжело задышав, — знаете… вовсе лишился аппетита. Язык пылает во рту, как раскаленный уголь! И все тело ломит!
— Высунь язык! — приказал доктор. — Ишь какой сладкоречивый язычок… Болтливый язычок, разносит по городу все сплетни!
— Кажется, я не дал оснований… — покраснел Аскер.
— Ладно, ладно!
Гюлейша подошла поближе, тоже с заинтересованным видом начала рассматривать язык Аскера.
— Малярия! — поставила она диагноз.
— Малярия, — согласился юноша и показал ей увесистый кулак: с Гюлейшой он не стеснялся.
Доктор только крякнул от такой наглости Гюлейши, но нехотя улыбнулся, написал рецепт.
— Три раза в день по столовой ложке до еды.
— Слушаюсь.
— А эти пилюли станешь глотать перед сном.
— Буду глотать перед сном! — уныло повторил парень.
— Если перестанешь сплетничать, то завтра забудешь о всех хворостях! отрывисто сказал доктор и рявкнул: — Эй, кто там следующий?!..
Он хотел после ухода Аскера задать нахальной Гюлейше приличный нагоняй: вздумала раньше доктора ставить диагноз, окончательно распустилась… Но хитрая красотка шмыгнула в приемную за Аскером, пропустив в кабинет очередного больного.
Догнав парня на крыльце, Гюлейша грубо схватила его за плечо и прошипела:
— Так ты, развратник, симулянт, хотел получить лекарство от Сачлы? Будто я не вижу… Как же, новый кадр! К ней потянуло!
— Ради бога, душечка…
— Ты бога благодари, что я не раскрыла твоей симуляции! — зло сверкая подведенными глазками, сказала Гюлейша. — За такое дело и к прокурору потащить можно!.. Скорее ты увидишь без зеркала собственные уши, чем ее коснешься!
— Эх, ничего ты не понимаешь, — вздохнул юноша.
— Я понимаю, что все вы, от старика до подростка, юбочники, вероломные развратники! И тебе-то я верила, тебя, подлеца, любила, — негромко простонала Гюлейша и как бы от нестерпимой сердечной боли закрыла ладонью лицо. — И как любила!.. Ах, ветреник! Ах, бесчестный обольститель!
— Слушай, ведь кругом люди, — прошептал Аскер.
— А что мне люди? — Гюлейша горько улыбнулась. — Пусть слышат, пусть видят мой позор, мое унижение…
— Послушай, милая, в магазине бакинские духи, нежный запах, — решил изменить тактику Аскер.
— А-а-а, так, дешевкой ты от меня не отделаешься… Гони отрез крепдешина! — потребовала Гюлейша. — Иначе выцарапаю глаза этой приезжей блуднице! Будет знать, как отбивать у меня любимого!
Аскер махнул рукою.
— И отрез, и духи, только, ради всевышнего, отпусти душу на покаяние!
И со всех ног пустился к воротам.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Вечером доктора Баладжаева вызвали на дом к внезапно заболевшему Субханвердизаде.
Чертыхаясь: "Вот так денек, ни минуты покоя, да легче в могиле лежать, чем так маяться" — доктор поднялся по лестнице, постучал костяшкой пальца в дверь. Послышался слабый, будто детский голос: "Войдите". Повесив пальто на гвоздик, Баладжаев придал лицу тревожное выражение, вынул из чемодана медицинские инструменты.
Субханвердизаде лежал ничком на кровати и протяжно стонал. От доктора не скрылось, что особо старательно застонал больной после его прихода.
Ветви кипариса при дуновении ветра царапались о приоткрытую ставню. В комнате было душно.
— С чего это надумали болеть, Гашем-гага? — Доктор сочувственно зачмокал губами. — Таким выдающимся государственным деятелям, как вы, хворать не положено!..
— Ай, Беюк-киши, судьба так вероломна, я ужасно болен, — сказал с кислым видом Субханвердизаде.
По знаку доктора он обнажил покрытую седыми курчавыми волосами грудь и, широко открывая рот, задышал что есть силы. Доктор выслушал его и так и сяк, и помял, и постучал, а затем поставил градусник.
Отогнув одеяло и тюфяк, он опустился на пружинную сетку и принялся неотрывно следить за движениями секундной стрелки своих массивных золотых часов. Часы монотонно тикали. Стрелка ползла лениво, будто приклеилась к циферблату.
Субханвердизаде с удовольствием вспоминал одну из последних речей доктора на районном активе. Взойдя на трибуну, Баладжаев пылко воскликнул: "Много председателей я повидал на своем веку!.. Но впервые, именно, товарищи, впервые, я вижу, что председатель исполкома, достоуважаемый Субханвердизаде, так внимательно вникает во все условия медицинского обслуживания народа. Да-с! Он по отечёски заботится о нуждах здравоохранения. Вот почему в нашем окраинном горном районе здравоохранение поставлено образцово, значительно лучше, чем во многих нефтяных районах. В частных беседах со мною товарищ председатель Субханвердизаде чутко осведомляется: "А как обстоит дело, Беюк-киши, с местными кадрами?.." Обычно в таких случаях Субханвердизаде делал вид, что не слышит, сидел с равнодушным каменным лицом или переговаривался с соседом. А на самом-то деле он упивался такими бессовестно хвалебными речами.
— Пора! — отрывисто сказал доктор и покашлял, как бы напоминая пациенту, что жизнь его в опасности.
Откинув зеленое одеяло, Субханвердизаде приподнялся, вынул термометр, протянул доктору.
— Н-да, небольшой жарок…
— Как так небольшой? — Голос Субханвердизаде прозвучал раздраженно. — Мой мозг вот-вот расплавится, словно в жаровне!
— Вероятно, термометр неисправный, — спохватился доктор. — Конечно, самый точный показатель — ощущение самого больного! Эти термометры совершенно ненадежны. Иногда показывают температуру на градус ниже. По внешнему виду можно судить, что у вас, Гашем-гага, под сорок.
— То-то же!.. — Субханвердизаде сморщился, словно капризный ребенок, у которого отняли любимую игрушку, зарылся головой в пуховой подушке. — Не термометр, а какая-то ерунда! Медицинская техника безнадежно устарела. И здесь все надо обновлять, революционизировать.
Доктор поспешил выразить свое полное согласие. Нахмурившись, председатель сказал что он разуверился в современной медицине и явно предпочитает народные средства: припарки, банки, горчичники.
— Вообще-то вы не правы, — французские источники говорят…
На лбу председателя прорезалась зловещая морщинка.
— Но, конечно, лучше прибегнуть к волшебным, в буквальном смысле слова волшебным средствам народной медицины, — плавно закончил Баладжаев. — Поставим баночки-припарочки! Пришлю сейчас Гюлейшу, — проворная, услужливая. И вас мгновенно же развеселит! Уж это так водится.
Размяв пальцами папироску, Субханвердизаде закурил, выпустил из ноздрей две струи синеватого дыма.
— А кого это тебе недавно прислали из Баку? Доктора, что ли? — небрежно спросил он и вовсе исчез в клубах дыма.
— А-а-а, это вы про Сачлы? Есть такая, есть новый кадр…
Окончила медицинский техникум, — тоже с небрежным видом, будто не догадываясь о помыслах председателя, сказал Баладжаев. — Но вы, Гашем-гага, как будто предпочитали до сих пор местные кадры?
Субханвердизаде не ответил.
— Пусть будет по-вашему! — вздохнул доктор.
Он чувствовал себя петухом, угодившим в кипящий казан и каким-то чудом выскочившим оттуда.
На крыльце он столкнулся с запыхавшимся Кесой — тот, согнувшись, нес тяжелые корзины.
— Как здоровье нашего горячо любимого товарища председателя?
— Плохо его здоровье! — буркнул доктор, не поднимая от стыда глаз. И подумал: "Этого хищника ядом трави — не отравишь! Брюхо-то луженое". Испугавшись, что подлый Кеса способен подслушать его затаенные мысли, Баладжаев ускорил шаги, так, клубочком, и скатился со ступенек.
Затаив дыхание, на цыпочках, Кеса бесшумно вошел в дом, остановился на пороге. Ему было и смешно, и страшно. Ни одному слову Субханвердизаде он до сих пор не верил, во всех его поступках и речах видел сплошное лицемерие. Но если доктор не ошибся и председатель уже приближается к вратам ада? Конечно, Кеса не мог представить, чтобы Субханвердизаде впустили в пресветлый рай!.. А помрет председатель — пришлют нового. Свято место пусто не бывает. А новая метла чисто метет. Грозя пальцем, новый предисполкома скажет Кесе: "Немедленно прекратить эти сигналы! Ты не поп, не молла, не пожарник, — так чего же беспокоишь весь город?" И выбросят Кесу на свалку, как грязное охвостье старого районного руководства…
