Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
Видя, что Панкратов колеблется, сунул ему в ладонь плотную пачку денег.
- Это тебе, в дороге пригодятся.
- Опять сухим из воды выйдешь, Иуда? Ладно, ежели от властей схоронишься – я достану! У тебя один конец, – вместо благодарности сказал Панкратов.
- И на том спасибо. – иного Дугин и не ждал.
- Это ты меня затянул в тенёта! Без тебя бы я жил и горя не знал!
- Снявши голову – по волосам не плачут. Поторапливайся! Вот-вот могут нагрянуть...
Через неделю в Заярье действительно приехали два милиционера. Но не за Панкратовым, который скрылся в тот же вечер. Искали Пермина и воров, обокравших сельсовет.
- Куда он подевался? – спрашивал тот, что был постарше, медвежковатый, с бабьим голосом. Звали его Андрей Михайлович.
- Тебе лучше знать, Алёха!
- Кто его недолюбливал?
Дугин долго чесал переносицу, припоминал.
- Вроде бы никто. Вот токо...
- Ну! – тараща глаза, торопил второй, помоложе.
- Дело прошлое, может, и вспоминать не стоит...
- Это мы сами решим: стоит или не стоит!
- Они когда-то с Яминым не ладили. Правда, это давно было.
- Так. Ну, иди.
Когда Дугин выходил из сельсовета, Варвара мыла крыльцо.
Распрямившись, бросила ему в лицо:
- Я знаю, кто Пермина убил! Сейчас заявлю!..
- Не торопись! А то я скажу, что веснусь с Панкратовым вытворяла... Логину от этого здоровья не прибавится.
- Сатана! Сатана! – попятилась от него Варвара.
- Ну, не дрожи! Не выдам! – успокаивал Дугин. – Слово за слово.
- Тут одно с другим связано, – раздумчиво уставясь в окно, говорил старший милиционер.
- Давай за Яминым съезжу! – предложил молодой. – Он в этом наверняка замешан...
- Поезжай, Халила! А я тут поразнюхаю. Человек не иголка.
Халила уехал.
Андрей Михайлович позвонил в район, вызвал следователя.
Между тем один из убийц припеваючи жил через два дома от сельсовета. Второй – Дугин – изо всех сил убеждал его поскорее исчезнуть, поскольку с Перминым счёты сведены. Но Фатеев медлил расставаться с Заярьем, отказавшим ему в приюте.
Очнувшись от тяжкого, бредового сна на голбце у Афанасеи, он соскочил на пол, пройдя к столу, тряхнул пустой графин. Не спеша оделся, позвал:
- Афанасея!
Никто не отозвался. Он крикнул ещё раз.
- Чего орёшь, баламут? – донеслось из другой комнаты.
- Заснула, что ли? Налей – душа горит!
- И куда в тебя лезет? – она зашла, склонилась к столу. Большие, круглые груди оттянули кофтёнку вниз. Цепким намётанным глазом Фатеев отметил впадинку, показавшуюся в расстёгнутом вороте и, отшвырнув графин, зверино стиснул Афанасею.
- Пусти! – женщина схватила его за горло, сдавила.
Под руками что-то хрустнуло. Фатеев обмяк, осел на пол. Ударив его по щеке, привела в сознание.
- Чтоб духу твоего не было! Ишь, чего удумал!
- Стемнеет – уйду. Днём увидать могут.
- Я, может, этого и хочу!
- Туда рвёшься? – Фатеев показал на восток. – Не рвись! Я побывал – сбил охотку.
- А я не бывала. Мне в диковинку...
- Выбрось из головы, Афанасея! Я вон какой ухарь был – и то ухайдакали... Живи на воле и радуйся.
- Нету у меня радости! Увезли её, как тебя когда-то увозили...
- Неуж из-за Науменко?
- А хоть бы и так! – в голосе женщины прозвенела гординка за себя, за привязанность и верность свою к человеку, ради которого можно поехать хоть на край света.
- Рехнулась баба! С пузом-то!
- Будет! – обрезала Афанасея. – Теперь уходи.
Как ни осторожничал Фатеев, его всё-таки увидели и узнали.
Вернувшись с работы, Шура Зырянова пошла к Дугину доить корову. На крыльцо к дяде, воровски озираясь, поднялся кто-то высокий, незнакомый. Сперва подумала на Сазонова, но тот бы не стал таиться.
- Ты бы остерегался, Алёха! – говорил Дугин, впуская гостя.
- И так на каждом шагу оглядываюсь, – ответил высокий, и Шура узнала по голосу Фатеева.
- Такая у тебя доля!
«Вернулся, значит? У кого же он обитал? У
