Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
- Ну, здорово, Петро! – лодочкой сунул смуглую ладошку Дугин.
- С чем пожаловал? – пряча наган под подушку, недовольно спросил Фатеев.
- Окна задёрни.
- Осточертело во мраке.
- Иначе нельзя. Любопытных много.
- С чем пожаловал, спрашиваю?
- Дай дух перевести! – Дугин впервые видел Фатеева при дневном освещении: истрёпанное, пожелтевшее лицо, вставные зубы, жидкие, в перхоти, волосы – всё, что осталось от былой красоты. Лишь в настороженных глазах всё та неослабевающая беспощадная цепкость.
- Панфило спрашивает, почто не заходишь. Видно, узнал от кого-то, что ты здесь.
- Дальше? – Фатеев испытующе глядел на него.
- Насчёт золотишка интересовался. Мол, не забыл ли, где спрятано?
- Забыл. А ты к чему пытаешь? – Фатеев вытянул длинное тело, словно изготовился к прыжку, лязгнул зубами. В глазах вспыхнул холодный мерцающий свет, которого побаивались в прежние времена.
- Уж и спросить нельзя! – посетовал Дугин и, оставив игру, сурово сказал: – Уходить тебе надо!
- Пермина кончу – уйду. Поможешь?
- Мне вера не дозволяет.
- Он ведь и на твоём пути встал...
- Панкратова пригласи. Он моложе. А я для таких дел стар.
- Открещиваешься?
- В заповеди сказано: не убий!
- Где выгодно – помнишь о заповедях!
- А как же: все под богом ходим!
- Ладно. Пермина без тебя уберу. А ежели влипну, скажу, что вместе сработали...
- Я не отказываюсь, – поняв, что не отвертеться, поспешно сказал Дугин. – Грех на душу принимать боязно.
- Твой грех на себя возьму.
- Справимся?
- Велико дело! – презрительно скривился Фатеев и кивнул на подушку, под которой лежал наган.
- Это не годится. Надо без шума.
- Будь по-твоему.
- А после куда подашься?
- Россия велика.
- Не доверяешь? – Но на недоверие Фатеева он не обижался, зная, что, оказавшись на его месте, вёл бы себя точно так же. – Может, и правильно. Золотишко сомущает, хоть и ни к чему оно. Прежние времена миновали безвозвратно.
- Жалеешь?
- Не шибко. Человек с умом при любом режиме не пропадёт...
- К Пермину на дом пойдём?
- Что ты, Алёха! Надо тихонько. Он в Бузинку собрался. На дороге перехватим. Сядь-ка, да, благословясь, пойдём. – Сев, благостно скрестил на животе беспокойные пальцы.
- Не ломай комедию, провороним.
- Успеем. Иди к мельнице! Я Панкратова кликну!
Ждать пришлось долго.
Прыгая на одном месте, Фатеев похлопывал себя по бокам: грелся. Наконец послышался скрип полозьев.
- Станьте в тень! – приказал Дугин и вышел на дорогу.
- Это ты, Сидор? – спросил, пропуская Пермина мимо сообщников. – Жаловаться поехал?
- Угадал. А ты чего здесь?
- Тебя жду. Закурить найдётся? – голос прихватило предательской хрипотцой. Пермин отметил её. А память подсказала, что старообрядец не курит. Заподозрив неладное, шевельнул вожжами. – Со страху курить начал?
- С тобой начнёшь, – нервно хохотнул Дугин.
Сзади мелькнули тени.
Оглушённого Пермина выволокли из пестеря. Подтащив к колодцу, бросили в снег.
- Чего волынить? – торопил Дугин. – Спускайте, пока не вякает.
- Пущай очухается, – пнув Пермина в бок, сказал Фатеев. – Я с ним потолковать желаю.
Набрав снегу, потёр Пермину лицо. Тот застонал, придя в сознание, сел.
- Узнаёшь, знакомец?
- Как не узнать! Не сгнил, значит?
- Гнить я не имел правов. Должок тебе не оплачен!
- И ты здесь, Панкратов? И такой гад на воле гулял!.. Вот она к чему, слепота-то, приводит! Век себе не прощу!
Дугин зябко поёжился.
- Твой век короче комариного носа!
- Молиться будешь, Алёха? – спросил Дугин. – Покайся, может, на том свете зачтётся...
- Был бы он, тот свет! – с отчаянием воскликнул Сидор. – Я бы там по-другому с вами заговорил! Теперь есть опыт!
- Видно, мало измывался над нами на этом свете, ишо на том охота? – с ненавистью проговорил Панкратов.
Сидор дышал часто, отрывисто; торопился как можно больше и скорей вдохнуть в себя свежего морозного воздуха; старался
