Михаил Бубеннов - Белая береза
- Да, об этом все знают, - ответил Еремин.
- Ну, а что говорит народ по этому поводу?
- Народ говорит разное...
- А все же?
- Сами знаете, господин комендант, какой у нас народ... - Еремин замялся, вздохнул с досадой. - Многие, сказать откровенно, даже не верят этим слухам. Не может, говорят, быть, чтобы партизаны занялись грабежом. Видите, какой народ?
- Слушай, Еремин, обожди одну минуту... - Лозневой прикрыл ладонью микрофон и обернулся к Сысоеву. - Далеко до Сохнино, а? Съездим? - Сысоев согласно кивнул, и Лозневой открыл микрофон. - Еремин, ты слушаешь? Значит, не верят, что партизаны занимаются грабежом? Ничего, сегодня не верят, так завтра поверят!
...В комнате вокруг полицая Еремина сидели Ерофей Кузьмич, Хахай, Крылатов, Марийка и еще несколько партизан. Все они напряженно прислушивались к дребезжанию мембраны. С особенным волнением следила за разговором Еремина с Лозневым Марийка. Она несколько раз даже подставляла ухо к трубке. Она была уверена, что партизанам удастся заманить Лозневого в Сохнино, и едва сдерживала лихорадочную дрожь от предчувствия близкой расплаты...
Положив трубку на рычаг, Еремин обтер рукавом пиджака взомлевшее щекастое лицо и точно передал то, что говорил ему волостной комендант полиции.
- Есть! - крикнула Марийка. - Едут!
V
Снег косо бил в землю. Лошади с трудом волокли сани по слабо накатанной дороге. По расчетам Лозневого, давно пора бы появиться деревне Сохнино, но впереди никаких признаков близкого жилья...
С напряжением вглядываясь в белесую темь над холмистым полем, Лозневой спросил:
- Может, заблудились, а?
- Нет, здесь дорога одна, - ответил Сысоев. - Вон они, телеграфные столбы-то...
- Где столбы?
- А вон, гляди правее!..
- Да, скверная ночь! - проворчал Лозневой, прячась от снега за спину Сысоева. - Гляди-ка, валит все гуще и гуще... Метели не будет?
- Дьявол ее знает!
- Может, вернемся?
- Нет, надо доехать, раз поехали...
- Может, в другую деревню завернем?
- А куда? Теперь скоро Сохнино.
- Да, сегодня зря поехали...
- Не вздыхай, скоро доедем!
Впереди показались силуэты высоких деревьев и строений.
- Вот и Сохнино. Видишь?
Лозневой вскочил на колени.
- Далеко не поедем?
- Нет, надо опять с краю.
- Да, надо с краю - больше веры...
Деревня спала в сугробах. Въехав в улицу, полицаи остановились у нового дома с хорошими дворовыми постройками и молодыми липами в палисаднике, - по всему чувствовалось, что до войны в этом доме жили зажиточно. Полицаи в запорошенных снегом полушубках, с винтовками столпились у передних саней.
Невдалеке звонким голосом, явно радуясь редкому случаю показать свою бдительность, залаяла молодая дворняжка.
- Ну, медлить нечего, быстро за дело! - скомандовал Лозневой. - Я с Сысоевым в дом, а вы в хлеб...
Хозяева долго не отзывались, стучать пришлось и в окно, выходящее на двор, и в дверь. Наконец в сенях послышались шаги.
- Хозяева, откройте! - негромко произнес Лозневой.
Кто-то осторожно подошел к двери.
- А кто здесь? - спросил женский голос.
- Свои, из леса...
- А-а-а!.. - раздумчиво протянула женщина. - Сейчас!
Хозяйка, открывшая дверь, оказалась пожилой, высокой, крупной женщиной; у нее, вероятно, только в последнее время опали, одрябли прежде полные щеки и под печальными серыми глазами легла синева. Кроме нее, в доме оказалась еще женщина, лет тридцати, полногрудая, пышущая здоровьем и молодостью. Ее дети, оба мальчонки, хныкали на печи, опасливо поглядывая на незнакомых людей. Стоя на лавке у печи, мать полными розовыми руками укладывала ребят, прикрывала их одеялом и уговаривала не плакать:
- Ну, будет, будет, никто вас не тронет...
- Это, детки, свои люди, - сказала бабушка.
- Какие свои? - донеслось из-под одеяла.
- Это партизаны, Петюша...
Белобрысый Петя проворно вскочил на колени и вытаращил на незнакомых посетителей смышленые синие глаза.
- Партизаны? Из лесу? Взаправду?
- Точно, из леса, - подтвердил Сысоев.
Петя сразу же ткнул кулаком брата, всхлипывающего под одеялом, и прикрикнул на него:
- Сенька, перестань! Свои люди, партизаны!
Отряхнув с шапок и полушубков снег у порога, Лозневой и Сысоев, не дожидаясь приглашения, прошли в передний угол, где стоял обеденный стол, сели по обе стороны его на лавки и поставили около себя винтовки. Лозневой спросил:
- Больше никого у вас дома нет?
- А кому быть? - ответила хозяйка. - Все здесь...
- А где мужики?
- Хозяин помер, сын на войне...
Старая хозяйка, накинув на плечи темную шаль ручной вязки, тоже встала у печи, поближе к снохе и разговаривающим шепотком внукам, точно готовясь защищать свою семью. Она, конечно, верила, что в дом пришли партизаны, но не могла скрыть волнения и тревоги, - ее длинные сухие пальцы все время теребили шаль на груди. Глуховатым, печальным голосом она спросила:
- Вы ведь на двух санях подъехали?
- Да, на двух, - ответил Лозневой, поняв, что хозяйка, прежде чем открыть дверь, оглядела улицу в окно.
- А что же остальные не заходят?
- Всем нельзя.
- А-а, понятно... Может, самовар поставить?
- Нет, хозяйка, нам не до чаю... - суховато заговорил Лозневой, приступая к делу, и невольно подумал, что каждый раз ему приходится начинать разговор именно с отказа от угощений. - У нас срочный приказ. Мы должны выполнить его и немедленно вернуться в отряд. У нас в отряде, хозяйка, плохие дела...
Со двора вдруг донесся визг свиньи.
Хозяйка встрепенулась, бросилась к окну и откинула край полога маскировки.
- Что там такое? Это ваши?
- Да, наши, - спокойно ответил Лозневой.
- А что они делают?
- Они, кажется, нашли у вас свинью...
- Свинью? - вскрикнула хозяйка. - Зачем свинью?
Молодая хозяйка сказала испуганно:
- Мама, это те...
- Значит, это вы ездите по деревням и грабите народ? - заговорила старая хозяйка вдруг сурово, встав перед Лозневым. - Вот вы до чего дошли, товарищи партизаны? Вы должны защищать нас от грабителей, а вы сами начинаете грабить?
- А что же, по-вашему, нам подыхать с голоду? - зло ответил Лозневой. - Обожди, старая, не кричи, это не поможет! Вы еще вон как живете! Даже свинья есть. Вы сыты и поэтому голодных не разумеете. Партизаны, по-вашему, могут бродить по лесам, как голодное зверье?
- Надо добром просить, а не грабить!
- Выпросишь у вас! Знаем мы!.. - Лозневой поднялся с лавки. - Что у вас еще есть?
- Ничего у нас больше нет, - мрачно ответила хозяйка.
- А в подполье? А ну, Трифон, действуй!
Сысоев бросился открывать люк в подполье; теперь колхозники чаще всего именно здесь, поближе к себе, держали свои съестные запасы. Хозяйка хотела оттолкнуть Сысоева от люка, но, встретив его злобный взгляд, отшатнулась и громко заплакала. С печи немедленно отозвались ее внучата.
- А-а, значит, есть кое-что? - сказал Сысоев, опускаясь в подполье.
- Что там есть! Что там есть! - закричала хозяйка, опять порываясь к люку. - Что там осталось? Или души у вас нет? Видите, малые дети!.. Какие же вы после этого партизаны?
Лозневой толкнул старуху в плечо:
- А ну, отойди!
- Мама, отойди! - испуганно крикнула сноха.
Старуха отошла к печи и, закрывая лицо руками, со стоном выговорила:
- Пропадите вы, бандиты, пропадом!
- Замолчи, старая ведьма!
Из подпола долетел голос Сысоева:
- Есть, нашел!
- Что нашел? Не медли!
- Вот она, мука! Держи!
Лозневой принял и вытащил из люка неполный мешок с мукой. Хозяйки и ребятишки заревели в один голос...
Вдруг на улице раздались крики, выстрелы.
У Лозневого кольнуло в сердце. Он бросился к окну, откинул полог, увидел, что вокруг саней мечутся люди, и рванулся к дверям.
- Сысоев, за мной!
На крыльце кто-то сильным ударом в ухо сшиб его с ног; он вскрикнул от боли, выронил винтовку и слетел в снег... Кто-то навалился на него, стал душить, ошалело крича:
- Сюда! Вот он, гад!
Лозневой узнал голос Сергея Хахая и, вырываясь, захрипел:
- Стой, не души, это я!
- Тебя-то, гадина, и надо!
Подбежала Марийка и, осветив лицо Лозневого фонариком, крикнула в сторону:
- Давайте сюда!
У Лозневого мгновенно потемнело в глазах...
VI
Ярко, необычно для ноября, светило солнце. В лесу было тихо и светло. Изредка деревья отряхивали со своих ветвей лишний снег. Стаи тетеревов-косачей летели кормиться на опушки и поляны, где всегда больше березняка.
Лозневой сидел на пне и глотал снег...
Позади, на большой, сломанной ветром сухостойной сосне, видели партизаны. Они курили и негромко разговаривали:
- А куда этого? Зачем ведем?
- Командиры знают, что делать надо...
- Ну, а потом, конечно, тоже под пулю?
- Нет, расстреливать не будем...
- Значит, повесим?
- Нет, и вешать не будем...
- Куда же его, в засол?
- Живьем в землю, вот и все!
- Нет, братец, это негоже!
- А почему? Чем плохо?
