Михаил Бубеннов - Белая береза
Проводив партизан к деду Силантию, Ерофей Кузьмич вернулся домой оживленным и счастливым: отныне все в его жизни стало на свое место. Подойдя к печи, слабо освещенной маленькой лампешкой, он ласково спросил сноху:
- Ну как, обогрелась?
- Согреваюсь, - отозвалась Марийка.
- Самовар бы надо... - сказала Алевтина Васильевна.
- А что ж, сейчас будет самовар!
Он сам поставил самовар и, вновь подойдя к печи, спросил:
- О чем же толкуете?
- Все об Андрюше, - ответила Алевтина Васильевна.
- И о медали, - добавил Васятка.
- Этой газеты случайно не прихватила с собой? - спросил Ерофей Кузьмич. - Зря! Да, награжден, значит... Признаться, не приходилось еще видать этой медали. Тоже не видала?
- Только на снимке, - ответила Марийка.
- Да, медаль хороша, - гордясь за сына, рассудил Ерофей Кузьмич. Главное, с надписью. Взглянешь - и видишь, за что дана! Самое милое дело. Только у меня вот какой вопрос: как думаешь, на фронте получит он ее или в Кремле? Как пить дать, могут вызвать и в Кремль. Кхм, кхм!.. Да, большой почет! Теперь дело за орденом. Лиха беда - начало.
И старик неожиданно размечтался:
- Погодите, он еще наполучает этих наград! Раз есть в нем отвага, она еще покажет себя! Солдат не может скрывать свою отвагу за пазухой! Вот вернется домой, переступит порог - и мы ахнем: вся грудь в золоте и серебре!
Всхлипывая, Алевтина Васильевна прошептала:
- Живой бы только пришел...
- Придет, ничего с нам не случится! Не всех убивают на войне. Его уж раз похоронили, значит долго будет жить!
- Придет, мама, не волнуйтесь, придет живой-здоровый, - Марийка прижалась щекой к плечу свекрови. - Сердце меня не обманет.
- Нет, он не придет, а прилетит, - авторитетно заявил Васятка. Прилетит и спрыгнет на парашюте, как эти... десантники... Раз у него будет много наград, почему он не может прилететь?
- Да, Василий вот напомнил... - спохватился Ерофей Кузьмич. Добрался до вас этот десантник, который сбежал?
- Нет, не добрался, - ответила Марийка.
- Куда же он делся? Где-нибудь замерз?
- Нет, оказалось, что его той же ночью опять поймали полицаи и увезли в Болотное. Теперь точно известно: сидит в немецкой комендатуре.
- Жаль парня! Погиб!
Закипел самовар.
Марийка соскочила с печи и сказала свекрови:
- Мама, я сама!
Она поставила самовар на стол, нашла в шкафчике и заварила чай, подала всем любимые чашки... Ей очень приятно было хозяйничать, как прежде, у стола, создавать за ним свой порядок чаепития, держать в руках знакомую посуду, резать мягкий ржаной хлеб, испеченный в лопуховском доме... Самое обычное занятие казалось теперь Марийке радостным, праздничным и значительным. Она видела, что семья взволнована ее хлопотами у стола, и оттого в ее душе точно струился горячий родничок...
- Значит, сватья-то теперь за главную хозяйку в отряде? - спросил Ерофей Кузьмич, когда и Марийка села на свое привычное место за столом.
- Да, все время на кухне...
- С питаньем-то небось плохо у вас?
- Нет, ничего, жить можно...
- А что же ваши ребята жалуются?
- Какие ребята? Где?
Ерофей Кузьмич рассказал, как позавчера ночью четверо партизан приехали на двух санях в деревню Заболотье, жаловались на голодное житье в лесу, каялись, что начали партизанить, и, наконец, ограбили три дома... Слух об этом бесчинстве партизан, по словам Ерофея Кузьмича, вызвал у народа недоумение и возмущение.
- Не может этого быть! - воскликнула Марийка, пораженная рассказом свекра. - Партизаны будут голодными, а этого не сделают! За такие дела никому не сносить головы. У Степана Егорыча не дрогнет рука. Нет, это не партизаны!
- Все говорят, что они...
- Неправда! Не верю!
- А кто ж тогда, по-твоему?
Не допив чашку чаю, Марийка встала из-за стола и, думая, прошлась туда-сюда по кухне... Вдруг она остановилась, круто обернулась, посмотрела на свекра расширенными, испуганными глазами и сказала негромко:
- Это он!.. Это Лозневой!..
- Лозневой? Да неужто он?
- Ох, подлец! Ох, какой подлец!
Внезапно осененный какой-то мыслью, Ерофей Кузьмич поднялся и воскликнул:
- Если он, то его песня спета! Так и знай! Он сегодня же ночью будет в ваших руках! Погоди, я вас научу, что делать... Что ты дрожишь вся? Не дрожи! Садись и слушай мое слово...
IV
С первого дня службы на посту волостного коменданта полиции Лозневой энергично занялся подготовкой к разгрому партизан. От этого теперь зависела его судьба. Но, чтобы серьезно думать о разгроме партизан, надо было отыскать их лесные убежища. Эти поиски, к огорчению Лозневого, продвигались очень медленно.
В комендатуру между тем ежедневно поступали донесения о партизанских налетах в разных концах волости. Партизаны не давали житья старостам и полицаям в деревнях, очень часто обстреливали из засад машины на большаке, сожгли на станции Журавлиха армейский продовольственный склад и спустили с рельсов воинский поезд, направлявшийся в Ржев...
Военный комендант Гобельман метал громы и молнии. Карательный отряд немецкой комендатуры носился по волости безрезультатно: партизаны были неуловимы. Вместо них немцы-каратели хватали и везли в Болотное, в концлагерь, ни в чем не повинных мирных жителей. Гобельман понимал, что толку от этого мало. Надо было узнать, где скрываются партизаны, обложить их стан и покончить с ними за один раз и навсегда. Поэтому Гобельман ежедневно требовал от Лозневого ускорить розыски партизанского убежища. Лозневой клялся, что еще несколько дней, и он выполнит трудное задание...
Но однажды Лозневой внезапно пришел к мысли, что, если даже уничтожить поголовно всех партизан, какие действуют сейчас в волости, с партизанским движением все же не будет покончено. Лозневой видел: идея партизанской борьбы с немецкими оккупантами, вопреки его ожиданиям и предсказаниям, пустила глубокие корни в народе. Отовсюду поступали сведения, что мирные жители всячески поддерживают народных мстителей, что из деревень все время бегут в леса те, кто может носить оружие... Лозневой понял, что теперь уже мало истребить партизан, надо убить самую идею партизанской борьбы. Но сделать это - нелегкая задача. Для этого надо добиться, чтобы народ резко изменил свое отношение к партизанам, отшатнулся от них...
У Лозневого созрел план провокации.
Этой провокацией, горячо одобренной Гобельманом, Лозневой занялся лично и в строжайшей тайне от всей комендатуры. В соучастники Лозневой подобрал трех полицаев, на которых можно было вполне положиться. Темными ночами Лозневой и его помощники стали появляться в деревнях вокруг Болотного под видом партизан. После двух таких ночей по деревням заговорили о том, что партизаны оголодали в лесах, забыли о своих высоких целях, потеряли веру в победу над врагом и начинают не хуже гитлеровцев заниматься грабежами...
...Вчера вечером в Болотное вернулся Усачев, побывавший в лесной партизанской избушке. Он сообщил об аресте Шошина и о том, что пробраться в партизанский лагерь пока невозможно. Приходилось оставить мысль об облаве, и Лозневой решил в ожидании донесений Шошина более энергично заняться своей провокацией.
...В этот вечер Лозневой вновь, в четвертый раз, молча собирался в путь. Анна Чернявкина, подавая ему варежки, спросила недовольным голосом:
- Опять едешь?
- А в чем дело?
- Интересно знать, - заговорила Анна, встряхнув кудряшками, - куда это стал носить тебя дьявол по ночам? Что косишь глаза? Нельзя сказать?
- Это - секретное дело, Анна...
- Может, другую где-нибудь завел?
- Слушай, Анна, - заговорил Лозневой, начиная сердиться, - прекрати эти разговоры! Надоело! Ложись и спи, я вернусь на рассвете...
В комендатуре Лозневого уже поджидал полицай Трифон Сысоев, переведенный недавно из Семенкина в Болотное. Он сидел в кабинете коменданта полиции как свой человек, пил самогон и трудился над жаровней с бараниной.
- Как дела? - спросил его Лозневой.
Сысоев обтер жирные пальцы о кудлатые рыжие волосы и, подмигивая, ответил:
- Дела на мази!
- Ярыгин и Чикин готовы?
- А как же? Ждут свистка...
- Лошадей хорошо накормили?
- Хорошо. Садись, выпей на дорогу...
Лозневой охотно выпил стакан самогона-первача. Закусывая, спросил:
- Никто не звонил?
- Звонили из деревни Сохнино.
- Еремин? Что он сказал?
- Сказал, что тебя надо...
Лозневой вызвал Сохнино. Полицай Еремин оказался у телефона. Он доложил, что в полдень побывал в соседней деревне Иваньково и узнал, что прошлой ночью там появились партизаны. Они ограбили два дома: забрали у крестьян все зерно, муку, несколько овец, валенки и шубы...
- Эти бандиты, - ответил Лозневой, - теперь повсюду начали заниматься грабежами. За прошлую ночь они, оказывается, побывали в трех деревнях. У вас в деревне об этом всем известно?
- Да, об этом все знают, - ответил Еремин.
- Ну, а что говорит народ по этому поводу?
