Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Холли Ринглэнд
Шло время. Однажды крестьянин вместе с другими мужчинами из Микладеалура собрался охотиться на тюленей; накануне ночью ему явилась во сне его жена-шелки. Она умоляла крестьянина сохранить жизнь двум тюленятам, которые прятались в пещере, и охранявшему ее крупному тюленю. Ее мужу и сыновьям. Но крестьянин, проснувшись, не внял услышанной во сне просьбе. Первым он добыл крупного тюленя, охранявшего пещеру. Охотники убили всех, кого нашли; а двух детенышей крестьянин в злобе своей забил насмерть. Вечером жители деревни собрались полакомиться тюлениной. Они уже приступили было к угощению, как вдруг на пир к ним явился скорбный дух шелки. Увидев на тарелках голову своего мужа и ласты своих детей, она испустила горестный, жуткий вопль и прокляла и крестьянина, и деревню, и всех жителей ее и их потомков.
Шелки обрекла жителей деревни тонуть в море до тех пор, пока мертвые, взявшись за руки, не образуют хоровод вокруг Кальсоя. Так наказала она сельчан за непростительную жестокость к ее сородичам. — Софус погладил изображение Коупаконан, вклеенное в журнал Ауры. — Эта скульптура кое-кого огорчила.
— Почему? — спросила Эстер, потрясенная этой историей.
— Коупаконан похитил у моря и поработил ее «муж». На суше она родила двух детей, но всей душой рвалась назад, в море. Рвалась к себе и существам своей породы. Некоторые считают, что Коупаконан должна быть обращена лицом не к деревне, а к морю.
Эстер взглянула на изображение шелки в дневнике Ауры и припомнила, как ее поразила эта фотография, когда она сидела в кафе: ей показалось, что скульптура наделена особой силой. Рука Коупаконан, сжимающая тюленью шкуру. Линия подбородка. Обнаженное тело, нога на камне; за спиной — море и горы, взгляд направлен на деревню Микладеалур. Эстер чуть не расплакалась: Коупаконан как будто снова лишилась силы, попав на сушу, а не в дом, по которому так тосковала.
Эстер посмотрела на слова, написанные рукой Ауры, и представила себе эти буквы с завитушками на коже сестры. Первую татуировку, которую сделала ей Фрейя. Эстер до боли хотелось понять все.
— Ты и Ауре рассказывал эту историю? — спросила она.
Софус покачал головой:
— Nei. Она знала легенду о Коупаконан еще до нашего знакомства. Мы встретились в Копенгагене на выставке Клары, и легенда о тюленьей деве стала одной из наших первых тем для разговора. Аура спросила, есть ли у меня перепонки на ногах. Я не мог понять, шутит она или говорит серьезно. — На лице Софуса промелькнул намек на улыбку.
— Почему она тебя об этом спросила?
— Прости. Последняя часть истории о деве из тюленьего народа такова: дети, которых она родила от крестьянина, выросли и обзавелись собственными детьми. И люди по сей день утверждают, что потомков шелки всегда можно узнать по перепонкам между пальцами ног. Вот доказательство того, что в наших жилах течет кровь тюленей, говорят они.
Эстер воздержалась от того же вопроса и спросила:
— И поэтому ты отвез Ауру к скульптуре Коупаконан, когда там пела Айвёр?
Вопрос явно застиг Софуса врасплох.
— Мне Хейди сказала, — пояснила Эстер. — Ты возил Ауру в Микладеалур на открытие скульптуры. Айвёр пела Trøllabundin. Памятная церемония. Очень торжественная. Для городка. А еще для вас с Аурой. Но я не знаю, почему, ради чего ты ее туда возил.
Софус, не глядя на Эстер, крепко потер лицо.
— Я отвез ее туда, чтобы сделать предложение. Когда Аура сказала, что у нас будет ребенок. Потом мы поехали в Копенгаген. За кольцами. Там Клара нас и сфотографировала — это та фотография, которую ты нашла на ее сайте. А после возвращения из Копенгагена Аура и написала ту строку, вдохновившись легендой о Коупаконан. И все остальные строки.
Эстер забрала у него дневник и быстро перелистала его; она представляла себе Ауру и Софуса вместе, эти образы не шли из головы. Дневник превратился в размытое пятно. Эстер так пристально всматривалась в каждую страницу, каждую строку, что не могла разобрать того, что было прямо перед ней. На ум пришел абзац из путеводителя, где говорилось о зиме на Фарерах. «Не забывайте о „снежной слепоте“. Излишек ультрафиолета может вызвать боль и дискомфорт в глазах».
Софус положил руку на пальцы Эстер, снова остановив ее на странице с Коупаконан.
— Эстер, Аура переписывала свою историю. — Он указал на строку. — «Украденным никогда не завладеть по-настоящему».
— Можешь твердить это до бесконечности, я все равно не понимаю, — сказала Эстер. — Я не знаю, что это значит.
— Наш ребенок был тем, про что Ауре сказали «это невозможно». Она думала, что у нее все отняли, но отнятое вернулось. — Софус перевернул страницу и указал на Виоланту. — «Узнай же, кто я: неукротимая волна морская!» Главной мечтой Виоланты было добраться до моря, но, когда мечта сбылась, море ее убило. Главной мечтой Ауры было жить без стыда и чувства вины за свою подростковую беременность. И ее мечта сбылась. В Копенгагене. Здесь, со мной. Она изменила ход событий. Стала той самой неукротимой волной. — Софус взглянул на Эстер. — Сказки, легенды — с их помощью Аура пыталась заново создать утраченное. Они были ей и ключом, и сундуком, и тюленьей шкурой. Вот почему ей так полюбилась Коупаконан, вот почему она вдохновилась нашей легендой о деве из тюленьего народа и собрала эти семь сказок в дневнике, который вела подростком, — в честь сброшенной подростковой шкурки. Собрать сказки и создать собственные татуировки. Они делали Ауру сильной и стойкой.
Потом, когда Софус лег спать, Эстер сидела в кресле, рассматривая подростковый почерк сестры, точки-сердечки; она перечитывала семь историй, семь татуировок. «Они были ей и ключом, и сундуком, и тюленьей шкурой».
Под утро Эстер задремала, неудобно согнув шею. Разбудил ее ужасный крик, услышанный во сне.
— Эстер? — низким спросонья голосом спросил Софус из другого угла комнаты. — Все нормально?
Эстер села, дрожа от утомления.
— Мне нужно ее увидеть. Коупаконан.
Софус сел и потер глаза.
— Ладно, — сказал он и потянулся за свитером и ключами. — Я тебя отвезу.
Эстер отвернулась от моря и снова взглянула на Софуса. Важно было все до мелочей: сосредоточенный взгляд, каким он смотрит на дорогу, чтобы привезти Эстер туда, куда ей нужно. Жест, которым он в задумчивости заправляет прядь волос за ухо. Смесь удивления и радости в его глазах каждый раз, когда он смотрит
