Повесть о днях моей жизни - Иван Егорович Вольнов
-- Вот, например, Свирепино,-- начал он, прищурившись. Постоял, сделал паузу, неожиданно подбросил вверх руками, щелкнул, затряс головою.-- Хорошо ай плохо?
Толпа схватилась за животы.
-- Оч-чень хорошо!
Софонтий с тавлинкою в руках ждал, когда шум уляжется.
-- Вот, например, был на свете крючок... -- Старик опять сделал паузу, набрал из тавлинки полную щепоть табаку. -- Середнего роста!.. При звезде!.. -- Опять прищурился. -- И вот например, Каменка, село такая... -- Сразу втянув в ноздрю табак, сквозь чиханье и рев толпы тоненько взвизгнул: -- Учителя хотели закрючить!.. Хорошо?..
-- Гы-гы-гы!..
-- Учителя хотели закрючить!.. Ивана Ларивонова... Раскрыл огромный рот, поросший буйно дымчатыми космами, зашевелил бровями. Толпа фыркнула, заржала, захлипала, залаяла. С облепленных ребятишками заборов поднялся свист и улюлюкание.
-- Замолчите же, говорят вам! -- рассердился Софонтий.
-- А ты говори, не привередничай, валух старый! -- кричали на него.
-- Вот, чтобы, первым делом, человек на колокольне день и ночь, например, сидел, поняли? -- загудел Софонтий. -- На какой случай, например, сичас бы звон во все колокола... Так... Прошу меня назначить... Будет, например, не хуже свирепинских!..
-- Послужи, Софонтьюшка, для мира!..
-- Другим делом хорошего старика выбрать, как приедут стражники, чтобы любово за штык мог схватить...
-- Зачем приедут?
-- Учителя забирать.
-- Не бреши, чего не знаешь, а то стащим к чертям с кубаретки!
-- Да не дурите же, ребята!.. Слухай еще одну притчу...
Мужики на минуту примолкли.
-- Вот этим... -- он указал на нас троих: на маньчжурца, Петю и меня.-- Они, например, больше всех хлопочут... Ваньтин отец вон ропчет: от работы, например, отбился парень... Солдатишка тоже всю кровь пролил на Маньчжурию... Им надо, например, поставить жалованье от опчества...
-- Ну теперь, дядь, слезай!.. Уж будет!.. -- потянул его за фалды Прохор. -- Довольно с тебя!..
С шутками толпа стала расходиться. Вечер был тихий, морозный. Приветливо мигали в избах огоньки. На безоблачном небе широким блещущим холстом разостлался Млечный Путь.
XI
Приехали ночью, когда все спали, в сопровождении стражника Демида Сергачева и брата его -- Кирика, участника погрома.
Солдаты и стражники были пьяны, командовали ими высокий, сухой, с беспокойно злыми глазами офицер и помощник исправника.
Приехали на мужицких подводах, окружили церковь, волость; взводами, блестя щетиной штыков, побежали по "концам", заняли переулки, мосты, отрезали дороги...
Согнанных к волости осташковцев поставили в снегу на колени...
Кирик и Демид с начальством сидели в присутствии. Кирик был пьян и жаловался офицеру на глупую голову, толкнувшую его идти вместе со всеми на имение князя Осташкова. Офицер морщился; Демид, стражник, одергивал Кирика за тулуп.
По списку, составленному со слов братьев, в волость втаскивали за ворот наиболее усердствовавших при погроме. Искали меня, шахтера, Мотю, грозили отцу, лежащему в сенях связанным...
Высекли среди площади Настю, замучили маньчжурца, Богача, Софонтия-оратора, Илью Барского, Максима Колоухого.
В клочья иссекли дядю Сашу Астатуя Лебастарного, Рылова, Пашу Штундиста, Сорочинского...
Перед вечером того же дня, связанного по рукам и ногам полотенцами, с накинутым на голову веретьем, шахтер с Мотею мчали меня куда-то на лопатинских лошадях.
Я помню: визжали полозья, этот визг рвал мне мозг, я бился в санях, кричал и... плакал...
Возвращение
I
Старик лет семидесяти, босой, в зимнем полушубке нараспашку, бросил у коновязи лошадь и побежал на платформу. В одной руке он держал кнут, а в другой солдатский картуз с синим околышем. Ветер будоражил его дыбом вставшие волосы, они были седы и грязны. Несколько раз старик торопливо и как бы с испугом взглядывал на солнце. За стариком, роняя пенистую слюну, гналась собака. Старик злобно оглядывался, грозя ей кнутом. Собака приседала нерешительно и льстиво. Но когда старик бросался вперед, собака веселой опрометью догоняла его.
На станции было безлюдно и тихо. На полдень и на восток, как море, расстилались хлеба, бескрайние и мерно зыбкие, в синем цветне. Бестолково озираясь, старик обежал платформу, и на песке платформы слабо отпечатывались ступни его задубеневших ног.
Из-за куста застручившейся акации вышел сторож с топором в руках.
Старик, как мальчик, метнулся к нему.
-- Василий!.. -- Он говорил, волнуясь, перекладывая из руки в руку картуз с кнутом: -- Понимаешь, Василий, запоздал. Давно прошла машина?
Сторож поздоровался с ним за руку, старик радостно не отпускал его.
-- Понимаешь, вскочил до свету, а вот гляди, что сделал! -- с укоризной глядя на сторожа, воскликнул он.
Старик бросил на колышек палисадника картуз, вытер полушубком струившийся с лица пот и опять взглянул на сторожа беспомощно и виновато.
-- Закурить есть? -- неожиданно спросил он.
-- Есть, -- сказал сторож.
Старик протянул руку за кисетом и отдернул ее, будто прикоснулся к горячему железу.
-- Постой, Василий!
Взлохмаченный, высокий, костистый, длиннорукий, он нелепо дрыгал ногами, подбегая к полотну дороги, и сторож усмехнулся, глядя на него.
Стоя на горячих рельсах, старик долго глядел вперед, в марево расцветшего утра, вдоль двух сходившихся впереди струн, до рези в глазах блестевших на солнце.
-- Закуривай, деда, -- сказал сторож. -- Иди, закуривай, не пришел еще поезд-то...
И в мгновенной улыбке, озарившей лицо старика, сторож уловил страх.
-- Не пришел еще? -- прошептал он.
-- Пока не пришел, -- ответил сторож, глядя, как черные губы старика обметываются корочкой сухого жара, как у горячечных.
Они сели на корточки у изгороди и закурили. Сторож -- приземистый и сбитый, в кольцах синей цыганской бороды, старик -- как сломанный бурей сухостой. Торопливо затягиваясь, старик жег свои пальцы. В махорке попадалась шелуха конопли, цыгарка трещала, и нельзя было понять, откуда шел едкий запах гари -- от шелухи, обжигаемых пальцев или от искр, обильно сыпавшихся на овчину. Сторож бросил окурок и хотел примять его сапогом, но старик торопливо отстранил его ногу.
-- Что ж ты по скольку бросаешь? Тут еще задышки на четыре хватит... -- И жадно дотянул окурок.
Старику очень хотелось, чтобы
