Восемь белых ночей - Андре Асиман
Она улыбнулась.
– Вы когда-то были четырехлетним мальчиком, не я.
– Я, кажется, так четырехлетним и остался.
– Ну, мне-то откуда знать?
Похоже, таким образом она отметила очередную торопливую попытку навести между нами мосты, но откликаться не стала. А потом, видимо, заподозрив, что могла меня случайно задеть, добавила:
– Вы такой не один. Почти все мужчины застревают в четырехлетнем возрасте.
Мы стояли возле аквариума. Я заметил, что она разглядывает плоскую рыбину с очень яркими голубыми полосками – та напоминала искусственный ирис, готовый распуститься. Лорен увидела, что я пялюсь на нее, отвернулась и принялась постукивать ногтями по стеклу прямо перед рыбиной. Рыбина не дернулась, продолжая разглядывать ее в ответ. Лорен улыбнулась, взглянула на рыбину пристальнее, потом на меня.
– Этот карась с вас глаз не сводит, – сказал я.
– Необычное дело, – ответила она несколько рассеянно, с лукаво-меланхоличной улыбкой, которая о мужчине, с которым она живет, говорила куда больше, чем о всех рыбах в Тихом океане.
Я взглянул на нее и не удержался:
– Ну, мне-то откуда знать?
Она передернула плечами и, приняв мой выпад без обиды, продолжала флиртовать с рыбиной, которая вдруг разнервничалась.
– Ах ты ж, сбежал, – сказала она, прикинувшись обескураженной. Потом посмотрела на меня, точно ища подтверждения, что действительно произошло нечто очень неприятное, ей не привиделось. Пальцы все лежали на стекле. Она ушла в свои мысли.
Будь это Клара, я посочувствовал бы от всей души, поцеловал бы ее – в ее печали было нечто несказанно трогательное.
– Можно вам иногда звонить? – спросил я.
– Конечно, – ответила она, не отводя глаз от аквариума. Может, просто не разобрала слов.
– В смысле – можно вам звонить?
– Конечно, – повторила она с той же рассеянностью, всем видом показывая, что рыбы для нее важнее, а кроме того: «Я вас и с первого раза услышала».
Номер ее запомнить оказалось проще простого. Все произошло в течение десяти секунд.
– Еще что-нибудь хотите поискать?
Я покачал головой и решил, что куплю две штуки с поворотными механизмами. Владелец магазина велел сыну упаковать их покрасивее.
– По одной заворачивай, Никил, не вместе – не вместе, я сказал.
Меня душил смех, я едва сдерживал дрожание губ. Она, видимо, решила, что я радостно улыбаюсь, предчувствуя, как мальчишки обрадуются подаркам.
– Представьте себя на их месте, когда вы войдете в дверь с двумя такими коробищами, – сказала она.
Я попытался – тут же вспомнилось детство. К родителям в гостиную входит незнакомый человек с коробкой, через несколько дней после Рождества. Я не уверен, что подарок – для меня, поэтому пытаюсь скрыть возбуждение, для чего убегаю в спальню. Незнакомец ошибочно принимает это за отсутствие интереса или, хуже того, за избалованность. Я ждал, что он станет выманивать меня из спальни, он же ждал интереса и благодарности. Когда, не сдержавшись, я спрашиваю у кого-то, мой ли это подарок, мне говорят: «Может быть», вот только гость уже ушел и унес коробку.
– Наверное, за это мы так любим Рождество. За возвращение в детство, – произнес я наконец.
– А это приятно? – спросила она.
– Это очень приятно.
Она мне страшно нравилась.
– Очень хочется вам позвонить, – сказал я.
Она рассеянно повела плечами, будто бы говоря: «Все вы, мужчины, одинаковы!» В ней не было ни капли претенциозности, если только не считать рассеянность утонченнейшим типом претенциозности. Она будто говорила: «Собираетесь позвонить, но не позвоните».
– Позвоните сегодня днем. У меня никаких планов.
Когда подошел мой приятель, его явно удивило, как быстро мы выбрали и купили игрушки. Он приобнял ее за плечи. Она же снова засунула руки в карманы и внимательно разглядывала узор на полу. Непростая женщина, подумал я. А потом поправил себя: а может, совсем простая; может, из нас троих она самая непосредственная. Может, и Клара была такой. Это у меня ничего в простоте не бывает, хотя бы даже потому, что я склонен располагать женщин к себе, именно отыскивая в них претенциозность, исходя из того, что они говорят на моем языке, а я могу говорить на их.
В какой-то момент, пока игрушки заворачивали, руки наши оказались рядом на прилавке. И случайно соприкоснулись. Она свою не отвела, я свою тоже. Внешне это выглядело так, что мы думаем только про пожарные машины.
Через квартал мы расстались. Я смотрел, как она ищет его руку и находит, прежде чем перепрыгнуть через лужу, чтобы перейти через улицу до того, как загорится красный сигнал светофора.
При этом она изменит ему, даже не задумавшись, подумал я, вспомнив Клару, которая, несмотря на все поцелуи на вечеринке, рассказывала направо и налево, с какой легкостью бросила Инки. Уверен, так же она поступила и со мной: плакала, когда мы вместе слушали Генделя, приглашала меня на чай, хотела провести ночь вдвоем, а потом с утра первым делом «потащилась в центр» и вычеркнула меня из жизни.
Но и я ничем не лучше.
На Девяносто Пятой улице меня одолели невыносимые сомнения. Стоит мне вообще туда идти? Разве меня приглашали? Этого я не помнил, исходил из того, что там мне всегда будут рады. Пообедаю с ними, пусть даже они уже сели за стол без меня. Отдам мальчишкам подарки. Съедим торт. Потом, в четыре, позвоню Лорен. В начале недели я собирался познакомить Клару с Рейчел и ее друзьями, ввести ее в свою жизнь, шаг за шагом. А теперь я в три позвоню Лорен – чтобы забыть Клару.
Я еще не нажал на кнопку их звонка, а уже услышал внутри громкий гул голосов. До меня даже долетел мой собственный звонок и то, как он отразился на шуме внутри. Молчание, топоток, внезапный взрыв приветствий. Незнакомец с подарками. Действительно вспомнилось детство.
У нас навалом еды. И выпивки сколько хочешь.
Рейчел вышла из кухни, поцеловала меня. Ее сестра сказала, что положит мне всего понемногу. Друзья-индийцы принесли рагу – пальчики оближешь, и еще много осталось.
Этот дом я называл «Эрмитажем» – было в нем что-то очень славное и здоровое, хотя невозможно было понять, кто здесь живет, а кто нет, кто остается ночевать, а кто просто забежал ненадолго. Всегда навалом еды, новые друзья, дети, кошки-собаки, смех, взаимное расположение, беседы. Какое облегчение – добраться до этого пристанища, снова увидеть всех, – можно подумать, я зашел к приболевшему другу или заглянул что-то забрать, взять книгу, вспомнить прошлое, возобновить отношения.
Мне случается проезжать мимо в такси без остановки. Я лишь заглядываю в
