Иван Бунин - Том 4. Темные аллеи. Переводы
Дух
Мы можемЛишь повторить ответ: он заключенВ твоих словах.
Манфред
В каких?
Дух
Ты говорил нам,Что равен нам; а смерть для нас — ничто.
Манфред
Так я напрасно звал вас! Вы не в силахИль, не хотите мне помочь.
Дух
Проси:Мы все дадим, что только в нашей власти.Проси короны, мощи, долголетья…
Манфред
Проклятие! К чему мне долголетье?И без того дни долги! Прочь!
Дух
Помедли,Подумай, прежде чем нас отпустить.Быть может, есть хоть что-нибудь, что ценноВ твоих глазах?
Манфред
О, нет! Но пред разлукойМне хочется увидеть вас. Я слышуПечальные и сладостные звуки,Я вижу яркую недвижную звезду.Но дальше — мрак. Предстаньте предо мною.Один иль все, в своем обычном виде.
Дух
Мы не имеем образов — мы душиСвоих стихий. Но выбери любуюИз форм земных — и примем мы ее.
Манфред
Нет ничего на всей земле, что б былоОтрадно мне иль ненавистно. ПустьСильнейший между вами примет образ,Какой ему пристойнее.
Седьмой дух
(появляясь в образе прекрасной женщины)
Смотри!
Манфред
О боже! Если ты не наважденьеИ не мечта безумная, я мог быОпять изведать счастье. О, приди,Приди ко мне, и снова…
Призрак исчезает.
Я раздавлен!
(Падает без чувств.)
Голос
(произносящий заклинание)
В час, когда молчит волна,Над волной горит луна,Под кустами — светляки,Над могилой огоньки;В час, когда сова рыдает,Метеор, скользя, блистаетВ глубине ночных небесИ недвижен темный лес,Властью, силой роковойОвладею я тобой.Пусть глубок твой будет сонНе коснется духа он.Есть зловещие виденья,От которых нет спасенья:Тайной силою пленен,В круг волшебный заключен,Ты нигде их не забудешь,Никогда один не будешьТы замрешь навеки в них,В темных силах чар моих.И проклятья вещий гласУж изрек в полночный часНад тобой свой приговор:В ветре будешь ты с тех порСлышать только скорбный стон;Ночью, скорбью удручен,Будешь солнца жаждать ты;Но едва из темнотыВыйдет солнце над тобойБудешь ночи ждать с тоской.Я в слезах твоих нашлаЯд холодной лжи и зла,В сердце, полном мук притворных,Кровь, чернее ядов черных.Сорвала я с уст твоихТалисман тлетворный ихТвой коварно-тихий смех,Как змея, пленявший всех.Все отравы знаю я,И сильнее всех — твоя.Лицемерием твоим,Сердцем жестким и сухим,Лживой нежностью очей,Злобой, скрытою под ней,Равнодушным безучастьемК братским горестям, несчастьямИ умением свой яд,Свой змеино-жадный взглядГлубоко сокрыть в себяПроклинаю я тебя!Изливаю над тобойУготованный судьбой,Роковой фиал твоихМук и горестей земных:Ни забвенья, ни могилыНе найдет твой дух унылый;Заклинанье! — очарованИ беззвучной цепью скован,Без конца томись, страдайИ в страданьях — увядай!
Сцена втораяГора Юнгфрау. — Утро. — Манфред, один на утесах.
Манфред
Сокрылись духи, вызванные мной,Не принесли мне облегченья чары,Не помогла наука волшебства.Я уж не верю в силы неземные,Они над прошлым власти не имеют,А что мне до грядущего, покудаБылое тьмой покрыто? — Мать Земля!Ты, юная денница, вы, о горы,Зачем вы так прекрасны? — Не могуЯ вас любить. — И ты, вселенной око,На целый мир отверстое с любовью.Ты не даешь отрады только мне!Вы, груды скал, где я стою над безднойИ в бездне над потоком различаюВерхи столетних сосен, превращенныхЗияющей стремниною в кустарник,Скажите мне, зачем над ней я медлю,Когда одно движенье, лишний шагНавеки успокоили бы сердцеВ скалистом ложе горного потока?Оно зовет — но я не внемлю зову.Оно страшит — но я не отступаю,Мутит мой ум — и все же я стою:Есть чья-то власть, что жизнь нам сохраняет,Что заставляет жить нас, если толькоЖить значит пресмыкаться на землеИ быть могилой собственного духа,Утратив даже горькую отрадуОправдывать себя в своих глазах!
Пролетает орел.
Могучий царь пернатых, сын эфира,Превыше туч парящий в поднебесье,О, если бы мне быть твоей добычейИ пищей для орлят твоих! В лазуриЧернеешь ты, и я тебя чуть вижу,Меж тем как ты и вниз, и вверх, и вширьПронзаешь взором воздух! — Как прекрасен,Как царственно-прекрасен мир земной,Как величав во всех своих явленьях!Лишь мы, что назвались его царями,Лишь мы, смешенье праха с божеством,Равно и праху чуждые и небу,Мрачим своею двойственной природойЕго чело спокойное, волнуясьТо жаждою возвыситься до неба,То жалкою привязанностью к праху,Пока не одолеет прах и мыНе станем тем, чего назвать не смеем,Что нам внушает ужас. — Чу, свирель!
Вдали слышна свирель пастуха.
Патриархально-сладостные звукиДалеко раздаются по ущельям,Сливаясь с колокольчиками стад,И жадно я внимаю им. — О, если бЯ был незримым духом этих звуков,Гармонией свободной и живой,Блаженством бестелесным, что родится,Живет и умирает вместе с ними!
Снизу поднимается охотник за сернами.
Охотник
Да, серна здесь промчалась! Но куда?Как на смех промелькнула и пропала!Боюсь, что не окупится сегодняМой тяжкий труд. — Но кто это вдали?Он с виду не охотник, а поднялсяНа высоту, которой достигаютЛишь лучшие охотники. На немБогатый плащ, он мужественно-строенИ горд, как сын свободного народа.Пойду к нему.
Манфред
(не замечая охотника)
До срока поседетьОт скорбных дум, подобно этим жалкимОбломкам сосен, бурей искривленным,Погубленным одною зимней вьюгой,И быть таким, с тоскою вспоминаяИные дни, и на челе носитьМорщины, что оставили не годы,А лишь мгновенья, — тяжкие мгновенья,Ужасные, как вечность! Вы, лавины!Вы, глыбы льдов! Обрушьтесь на меняИ поглотите жизнь мою! Я слышуВаш непрестанный грохот, но, свергаясь,Вы губите лишь то, что жаждет жизни:Цветущий лес иль мирные селенья.
Охотник
С долины поднимаются туманы.Скажу ему, что нам пора спускаться,Не то он здесь останется навеки.
Манфред
Вкруг ледников дымится мгла и пахнетГорящей серой; белыми клубамиК моим ногам всползают облака,Как пена из пучины преисподней,С тех жадных волн, что роют берег жизни,Обремененный грешными, как щебнем.Я задыхаюсь.
Охотник
Он едва стоит:Мне нужно подойти к нему тихонько,Иначе он сорвется.
Манфред
С тяжким гуломОбрушивались горы, прорываяТкань облаков и сотрясая Альпы,Загромождали грудами обломковЗеленые цветущие долины,Запруживали реки, низвергаясь,И в пыль и мглу их воды раздробляли.Так некогда пал Розенберг. ЗачемЯ не стоял тогда в его долинах?
Охотник
