Санитарная рубка - Михаил Николаевич Щукин
А теперь он в Москве, и Нинка в Москве, отец на кладбище и похоронен без них.
Помнит ли Татьяна то лето и черемуху?
Богатырев бросил зеленые ягодки в траву, поднялся с шаткой скамеечки, прошелся по краю детской площадки, оглядываясь вокруг, но ничего подозрительного не увидел. Решился, и направился уже к подъезду, но в это самое время подъехала «Волга», прижалась к бордюру, и он без всякого труда разглядел, что за рулем сидит Татьяна. Тихонько, чтобы не испугать, окликнул, когда она открыла дверцу, Татьяна обернулась на его голос, замерла, и ему показалось, что сейчас она включит скорость, даст полный газ, и машина умчится. Но «Волга» стояла на месте, хотя мотор еще работал. И Богатырев стоял на месте, не зная — подходить ему к машине или нет, Татьяна взмахнула рукой, подзывая к себе, и показала на переднее сиденье. Когда он захлопнул за собой дверцу, она сразу же включила скорость, и «Волга» сорвалась рывком, даже мотор чихнул, но не заглох.
Панельная девятиэтажка мигом осталась позади.
— Ты откуда, Коля? Где был?
— Где был, там уже нет. А теперь вот с тобой еду, только не знаю — куда. Куда едем-то?
— А куда-нибудь, где подальше и потише. Есть о чем поговорить. Ты пока помолчи, я водитель тот еще, аховый.
— Славик-то куда делся?
— В отпуске. Помолчи, Коля.
Водителем Татьяна и впрямь была аховым. Один раз, зевнув, даже под красный свет проскочила, едва не зацепив громоздкий грузовик с кирпичами, но благополучно разъехались. Правда, успели расслышать витиеватый шоферский мат, летевший им вслед. Наконец, выбрались из центра и дальше, по прямой, покатили за город. Остановилась Татьяна у придорожного кафе, возле которого не маячило ни одной машины, а скучающая продавщица лениво отгоняла марлей мух, густо кружившихся над пирожками и бутербродами.
Татьяна взяла кофе, и они сели за самый дальний столик в углу.
— Может, ты есть хочешь?
— Нет, не хочу, — отказался Богатырев, — У меня, если честно, другая просьба к тебе.
Начал рассказывать, что остался без денег, но Татьяна его не дослушала, открыла свою сумочку, достала пухлую пачку разномастных купюр, перетянутую резинкой, протянула ему, не считая, а затем, помедлив, вытащила бумажный лист и положила его на стол. Заговорила, и в голосе у нее явственно зазвучал неподдельный испуг:
— Ищут тебя, Коля, бандюганы ищут. Сказали, как появишься, я должна по этому телефону позвонить и сказать про тебя. Ты куда вляпался?
Богатырев, не отвечая, подвинул ближе к себе бумажный лист, достал визитку Бекишева и сравнил — имя-отчество совпадали. Значит, никаких сомнений — один и тот же человек.
— Алексей не сам умер. Убили. Может быть, вот этот самый Эдуард Александрович и убил.
— За что?
— Долго рассказывать. Да и не надо тебе все знать. Спасибо за деньги. Теперь добрось в город…
— Коля, я, конечно, звонить не буду, но ты мне все-таки скажи — за что?
— А ни за что! Подвернулся случайно, совпадения… Ничего я тебе не расскажу. Поехали.
— Нет, никуда не поедем, пока не расскажешь.
— Если так. — Богатырев вздохнул. — Тогда слушай…
Слушала Татьяна, беспрестанно двигая перед собой пустой пластмассовый стаканчик, и даже не пыталась согнать муху, прилепившуюся на краешке этого стаканчика. Видно было, что все рассказанное придавило ее, даже плечи под легкой цветастой кофточкой опустились, а лицо разом постарело, резче проявились морщинки у глаз и у губ — немолодая, безмерно усталая женщина сидела сейчас перед Богатыревым, а он не мог ни обрадовать ее, ни утешить, ни успокоить.
Она дослушала его до конца, подняла голову:
— Ты мстить собрался? Они же тебя в порошок сотрут.
— Посмотрим.
— Отступись, Коля. Не надо. Для них человека убить, как… Как на асфальт плюнуть. Давай лучше придумаем, где тебя спрятать, а дальше видно будет. А?
Богатырев не отвечал, будто не слышал. Его другое сейчас волновало. Он даже заерзал на стуле, когда пришла совершенно шальная мысль, от которой следовало бы по здравому отмахнуться, но отмахиваться он не желал. Наоборот, скоро она уже не казалась ему шальной, а представлялась вполне исполнимой.
— Ты можешь позвонить этому Бекишеву?
— Зачем?
— Скажешь, что я пришел к тебе.
— С ума сошел!
— Нет, пока еще не сошел. Я все равно не отступлюсь. Ты должна только позвонить и сказать…
Еще чего! Звонить не буду!
— Подожди, ты сначала послушай…
Они долго еще перепирались, но Богатырев все-таки оказался настойчивей. И своего добился.
Теперь, приготовившись, ждал, уверенный в том, что идея, которая пришла в голову в кафе, а теперь еще и частично исполненная, совсем не безумна, а наоборот — самая что ни на есть здравая, хотя, конечно, и безмерно рискованная.
Но другой, не столь опасной, просто-напросто не имелось.
В углу широкого двора перед панельной девятиэтажкой маячил сквозь деревья старый заброшенный долгострой: фундамент залит, стены с дверными и оконными проемами выложены до первого этажа, а больше ничего не было, если не считать травы, выросшей на стенах, да вонючей мусорки, устроенной жильцами. Это место и выбрал Богатырев, заняв удобную позицию на бетонном козырьке, который торчал над дверным проемом. Снизу, с земли, увидеть его было нельзя, а он при надобности мог спрыгнуть с козырька хоть внутрь, хоть наружу. Под рукой лежала у него тяжелая железная арматурииа, которую нашел здесь же, возле стены.
Теперь оставалось только ждать и гадать: сработает звонок Татьяны или не сработает? Приедут или не приедут? И еще тревожило: только бы Татьяну не подставить, если вся задумка сорвется. Для правдоподобности он далее бутылку пива купил и
