Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
С треском повесив трубку, Камчук угрожающе спросил Пермина:
- Сговорились?
Пермин не отвечал.
- Хорошо. Пока останется Ямин. Понадобится – переиграем. А ты жди вызова.
- Будь что будет! – говорил Гордей, когда они возвращались домой.
- Ну, нет! Будет так, как должно быть...
Взяв с собою Дугина и Евтропия, Пермин обошёл всех колхозников.
На следующий день хлеб был на складе.
Глава 50
- Вы здесь человек временный! Да и только ли здесь? – говорил Раев, сидя в кабинете Сазонова. – Теперь я почти уверен в этом.
- Потому и выступили против меня? – Они только что вернулись с заседания, на котором жестоко раскритиковали Сазонова за его доклад о завершении уборочной кампании. Наиболее сдержанно, скрывая за внешней доброжелательностью насмешку, говорил Камчук. Зато другие – Сазонов почувствовал в этом заведомый сговор – слов не жалели. Ему припомнили и заярский колхоз, лишь наполовину выполнивший свои обязательства оттого, что сократил план посевных, и попытки предоставить руководителям известную самостоятельность в решениях экономических вопросов, и прочие его идеи, которые в устах критиковавших выглядели нелепыми заблуждениями. Сазонов не оправдывался, понимая, что любой аргумент в самозащите обернётся против него.
Этот разговор с Раевым был продолжением того, что не успели договорить на заседании.
- Решили устроить секуцию? Ну что ж, отведите душу. Только что вам даёт эта мышиная возня?
- Если вам от неё поздоровилось, стало быть, не такая уж и мышиная...
- Сочтёмся, сочтёмся...
Я не советую вам что-либо предпринимать. Так будет лучше. И если хотите честно, я бы на вашем месте уехал в академию. Не упускайте такой великолепной возможности!
Сазонова направляли учиться, он не отказывался, но и не давал согласия.
- А кто вместо меня останется?
- Найдётся кто-нибудь.
- Скажите, Антон Ильич, что вас заставляет идти против себя? Ведь вы сильный, умный и, в сущности, честный человек!
- На силу находится другая сила.
- Ну, хорошо, я понимаю, в чём-то Камчук оказался сильнее меня. Но ведь это временно. А если даже и нет, есть же наконец партийная совесть!
- Сильнее вас оказался не Камчук, а обстоятельства. Он их видит и слушается, а вы пытаетесь им противостоять.
- Но совесть... что вам говорит совесть?
- Я против собственной совести не иду. Я просто подчиняюсь. Это называется дисциплиной.
- Это называется демагогией! Ею вы прикрываете свой страх перед обстоятельствами.
- Мы разные люди, Варлам Семёнович. Слишком разные! Но я буду с вами откровенен. Вас смяли потому, что вы слишком глубоко копаетесь. Это опасно и неумно.
- Думать – значит быть дураком?
- Думать – значит подчиняться, не плыть против течения. Вы даже и не плыли ещё, а вам уже накостыляли. Поплывёте – на берег вышвырнет. Я вам искренне советую уехать. Камчук вам не по зубам, милый идеалист! И, помимо всего, он прав. Сила и правота непобедимы.
- Но ведь и я прав.
- У вас другая правота. Это правота сердца, а не логики, не рассудка. Иногда эти понятия вступают в единоборство. И, как правило, верх берёт разум...
Выпроводив Раева, Варлам собрался в Заярье, зайдя перед тем к Камчуку.
Камчук не принял.
- Он занят! Он очень занят! – прикрывая спиною дверь, за которой – слышно было – Камчук разговаривал по телефону, суматошливо сказала секретарша. Краем уха Сазонов уловил, что голос секретаря райкома необычно вежлив и искателен.
«Наверно, с областью, – усмехнувшись, подумал Сазонов. – А может, и с Москвой... Ну что ж, он выматерел, стал опаснее... Но это ещё не всё. Рано закрываете дверь, товарищ Камчук!»
Около Заярья нагнал Прокопия, возвращавшегося из военкомата.
- Вы чем-то расстроены? – спросил, увидев хмурое лицо парня.
- Повестку получил. Так что можешь занять моё место. Оно ещё не остыло.
- Я женат.
- Слыхал. Да ведь если Мария поманит – про