Миллион поцелуев в твоей жизни - Моника Мерфи
– Я…
Крю перебивает меня.
– Потому что я хочу не этого. Ты правда думаешь, что я хочу, чтобы между нами была только случайная связь, когда сам каждый день присылаю тебе помады Chanel?
– Я не знаю, как это устроено. – Я чувствую себя беспомощной. А что еще хуже?
Глупой.
– Я расскажу тебе, как это устроено. По крайней мере, для меня. – Он обнимает меня за плечи, притягивая к себе, и шепчет мне на ухо. – Видишь ли, есть тут одна девушка. Милая. Красивая. Не знаю, как она терпит такого недоумка, как я, но, похоже, я ей нравлюсь. И она мне тоже очень, очень нравится.
По венам разливается тепло, сердце распирает в груди.
– Я впервые в жизни хочу проводить все свое время с девушкой, и меня… переполняют эмоции. Я не могу перестать о ней думать. Все, чего я хочу, это вызывать у нее улыбку. Заставлять ее смеяться. Понравиться ей, – продолжает он.
Я наклоняюсь к нему и отвечаю шепотом:
– Ты мне нравишься.
Крю оставляет долгий поцелуй на моих губах.
– Ты мне тоже. И я точно не хочу, чтобы между нами была связь без обязательств.
Снова поцелуй. На этот раз более глубокий, с языком.
– Я хочу, чтобы ты была моей. И больше ничьей, – шепчет он мне в губы.
Я протягиваю руку к вороту его свитера и достаю из-под него цепочку с моим кольцом. Надеваю его на палец и слегка тяну, глядя на Крю.
– Оно только у тебя.
– Я знаю. Это означает, что ты моя. Я уже говорил.
– Просто иногда я… чувствую себя неуверенно, – признаюсь я.
Крю притягивает меня к себе, пока едва ли не усаживает к себе на колени. Я так и не пристегнула ремень безопасности.
– Хочу, чтобы ты больше никогда не сомневалась.
– Правда? – Я запрокидываю голову, и он целует мою шею.
– Да, – бормочет он мне в кожу. – Ты моя. – Проводит языком вдоль шеи, отчего по коже бегут мурашки. – И никогда не забывай об этом.
Глава 49
Рен
Я просыпаюсь в сочельник от того, что мама врывается в мою комнату с широко распахнутыми глазами; полы шелкового халата развеваются позади нее.
– Там для тебя подарок, – объявляет она.
Я тру глаза и смотрю на нее, еще полусонная.
– Где он?
– Мне не донести его в твою комнату. Тебе придется самой прийти и посмотреть. – Она так взбудоражена, что едва не прыгает на месте. А я бы никогда не описала свою мать этим словом.
Я встаю с кровати, натягиваю толстовку, висевшую на спинке стула, а затем обуваю тапочки, которые купила на прошлое Рождество. Иду за мамой в фойе, где у стены возле двери стоит большая коричневая коробка.
– Это одна из твоих картин? – спрашиваю я.
Она мотает головой.
– На ней твое имя. Мне пришлось расписаться.
– Может, это картина Ханны Уолш, которую я купила. – Хотя мне сказали, что ее доставят только в начале следующего года.
Мама подходит к пристенному столику, выдвигает ящик и достает оттуда канцелярский нож.
– Давай откроем.
– Ух ты. А ты подготовилась, – говорю я со смешком.
– Я постоянно вскрываю такие коробки. – Мама подходит к ней и аккуратно разрезает. Я смотрю, испытывая предвкушение и застыв от любопытства.
Правда даже не догадываюсь, что в коробке.
– Думаешь, это от Крю? – спрашиваю я, не желая себя обнадеживать.
Разве он подарил мне мало подарков?
– Может, и нет, потому что прислали другой курьерской службой, – отвечает мама, разрезая коробку ножом. – О, кажется, это картина.
Она вытаскивает порезанный картон и отбрасывает его в сторону.
– Она меньше той, что я купила, – замечаю я, глядя на холст в белой обертке.
– Сорви бумагу, и давай уже посмотрим, что там! – Мама едва не дрожит от приятного волнения. Она живет ради таких моментов.
Я напряженно соображаю, но ничего не приходит на ум. Не знаю, что это может быть и от кого.
Крю и так прислал мне много подарков, так что сомневаюсь, что это от него…
– Если не откроешь, я сделаю это за тебя, – наконец говорит мама, протягивая руку к картине.
– Эй, это мое! – Я отталкиваю ее бедром, и она смеется.
Я осторожно снимаю тонкую обертку с картины, которая и не картина вовсе. Сердце бьется быстрее, пока я неспешно ее раскрываю, руки начинают дрожать. Конечно же, я сразу ее узнаю. Разноцветные отпечатки губ на белом холсте, покрывающие почти все пространство. От того, как следы поцелуев перекрывают друг друга, кажется, что картина обретает объем.
Это то самое полотно, о котором я так давно мечтала.
Сердце бьется так быстро, что грозит выскочить из груди.
Я подношу дрожащие пальцы к губам, и пока смотрю на холст, на глаза наворачиваются слезы. Это вообще по-настоящему?
– Боже мой.
– «Миллион поцелуев в твоей жизни», – шепотом произносит мама, глядя на картину. – О, какая чудесная.
– Кто ее прислал? Откуда она? – Я не могу отвести от нее глаз. Не могу поверить, что она правда здесь, в фойе у моих родителей.
И что теперь она моя.
– Я не знаю. – Мама тянется за коробкой, которую разрезала и бросила на пол. – Давай посмотрим…
– Это сделал я.
Мы оборачиваемся и видим моего отца, который лучезарно нам улыбается. Мама хмурится.
– Ты не говорил мне, что собираешься…
– О, папочка! – Я подбегаю к нему и заключаю в крепкие объятия, едва не плача от радости в его темно-зеленую толстовку. Видимо, он не собирался сегодня идти на работу, и я очень рада.
Не могу поверить, что он сделал это ради меня. Что в конце концов все же сумел найти эту картину.
– Тебе нравится? – спрашивает он, крепко меня обнимая.
– Очень нравится. Ты знаешь, как сильно я ее хотела. – Я отстраняюсь и снова смотрю на нее, как завороженная. Она очень красивая. На ней всевозможные оттенки помады Chanel. Разные формы отпечатков губ. Одни интенсивные, другие легкие. Все они наслаиваются друг на друга, поцелуи на поцелуях.
И все это мое.
Что бы ни говорил Крю, мне бы никогда не удалось ее воссоздать. Ни за что бы так не получилось. Не вышло бы так же красиво.
– Знаю, Тыковка. И теперь эта картина наконец стала твоей. С наступающим днем рождения! – Папа посматривает на маму, которая все еще хмурится. – Надо отметить этот момент, что скажете? Давайте сходим куда-нибудь позавтракать.
– Я еще даже не одета, Харви. – Мама не сводит с него глаз, словно не может… что? Поверить, что он купил
