От кочевья к оседлости - Лодонгийн Тудэв
Цамба и Дамбий вцепились один в другого не на шутку, только пыль столбом поднялась. На шум этой свары выскочил из своей палатки старый Пил, принялся было разнимать драчунов, да куда там! Тогда Пил прибегнул к старому испытанному средству — на такой случай у него припасен был уж в бутылке с длинным узким горлышком. Когда ничто другое не помогало, старый насмешник швырял ужа в дерущихся, и они отскакивали друг от друга в мгновение ока. «Наверняка драку затеял Цамба, начну с него!» — решил про себя Пил и ловко сунул скользкую змею за шиворот Цамбе. Тот с воплем пустился наутек и скрылся в своем шалаше. За ним следом топал Дамбий. В шалаше, построенном на скорую руку, Цамба так дергался и извивался, что хрупкое сооружение не выдержало и обрушилось на хозяина. Очутившись под войлоком, Цамба взревел не своим голосом:
— Да не стой ты, Дамбий, столбом, помоги скорее! Поезжай забирай всю воду, только сначала спаси меня! Эта тварь заползла в штаны, помоги мне развязать ремни на щиколотках.
Дамбий стал героем дня. Правда, по милости Цамбы на лбу у него красовались две здоровые шишки, которые сильно вздулись и посинели, зато Цамба остался без отличных черных кожаных ремешков, которыми подвязывал внизу свои штаны. Куда делся уж, неизвестно, только там, где искали, его не обнаружили. Однако злоба на Дамбия у Цамбы все росла и росла.
Люди жали хлеб, а бедняга Цамба заново ставил себе шалаш. Оводы и комары кусали его нещадно. Совсем обессиленный, он наконец забрался под крышу и припал губами к чашке с кумысом. Пил он до жжения в желудке, пока не почувствовал, что сейчас лопнет. Тут в открытую дверь он заметил Пила, проковылявшего к своей палатке. Чей-то голос спрашивал:
— Где же твой ужака, Пил?! Ужака — хозяин лусов?
Голос Пила донесся до Цамбы слабо, но все-таки он расслышал ответ.
— Уполз куда-то, — негромко отвечал старик. — Да я не тужу, похоже, вскорости ужи нам не понадобятся.
После традиционной схватки прошло несколько дней. Цамба возвращался из степи, куда ездил разыскивать своих верблюдов. Подъезжая к ниве, заметил на току необмолоченный хлеб Дамбия. Видимо, темнота застала хозяина врасплох, пришлось отложить обмолот до утра. Ох уж этот Дамбий! При одном его имени заглохшая было ненависть с новой силой вспыхнула в сердце Цамбы. После недавней потасовки все тело у Цамбы ныло — разве не справедливо будет, если Дамбий поплатится за то, что одержал над ним верх?
Спешившись и оставив коня подальше от воды, Цамба, соблюдая всяческую осторожность, подкрался к току. Никем не охраняемое зерно притягивало к себе Цамбу, как магнит. На току он присел на корточки, спрятавшись за груду колосьев. Осторожность прежде всего — из ближайшей к току палатки отчетливо доносились людские голоса. Ба, да ведь речь идет о нем, о Цамбе! Он даже шею вытянул, чтобы послушать. Впрочем, мог бы и не прислушиваться — пока ничего хорошего о нем не говорили.
— А как повис уж у него на шее, тут Цамба и пустился что было духу. Трусоват он, братцы, — гудел чей-то густой голос. Ответом ему был взрыв смеха. «Вот негодяи! — вскипел про себя Цамба. — Человеку и так несладко, а они еще насмехаются. Лучше бы спать ложились, чем попусту гоготать!»
— А ремешки-то, ремешки на штанах у него так и полопались, — вставил ехидный тенорок. — Видать, тот уж был ужицей, ну и пригрозил: снимай портки, иначе я тебе!
Обида хлестнула Цамбу по лицу — наверняка и сам Дамбий сидит среди этих зубоскалов да со смеху покатывается. Ладно, Цамба сейчас устроит Дамбию веселую жизнь — пустит ему красного петуха. Он порылся за пазухой и достал спички. Чиркнул, а спичка-то не зажглась — видать, поистерся коробок. Ну да ладно, у запасливого Цамбы должны быть другие спички.
Он стал лихорадочно шарить за пазухой и вдруг услыхал знакомый-презнакомый голос. Это Дамбий!
— А мне, ребята, жаль Цамбу. Человек он по натуре мягкий, зла долго держать не умеет и дурного никому не желает.
Цамба задумался. Дамбий за него вступился? Нашлись у него для Цамбы добрые слова, и вся компания прекратила этот разговор. Да, лучше убраться отсюда восвояси, тем более что других спичек Цамба так и не нашел, да и вредить соседу ему в общем-то расхотелось. Он украдкой выбрался из своего убежища и направился к лошади. Наклоняясь, чтобы освободить передние ноги коня от пут, он сделал это неловко, и все его ушибы заныли с новой силой, заставив вспомнить их виновника. «Какая ж я, однако, бестолковщина, — от души выругался Цамба. — Совсем из ума выскочило — ведь спичку можно было зажечь и о подошву гутула!» Кряхтя, он вскарабкался в седло и сердито погнал коня к своему шалашу.
ЖЕЛТОЕ СОЛНЦЕ ОСЕНИ
До чего же хороша наша земля под желтыми лучами осеннего солнышка! Словно золотистый, прозрачный покров на нее наброшен!.. Но чувствуется в осенней красоте некая грустинка, пронзительная щемящая нотка, что напоминает о бренности бытия: хороша осень, но проходит и она. Провожая ее, сухо шелестят, шепчутся степные травы, а деревья в тайге кропят ей вслед ворохами ярких листьев. Высоко в горах по ночам тонкая корка льда схватывает водоемы, и становятся они не прибежищем, а ловушками для зазевавшихся водоплавающих птиц. И для каждого из нас осень значительна по-своему. Почему же так по-разному входит она в человеческую жизнь? Для Цамбы, например, осень — это зерно и новый войлок. Для Дамбия — пора клеймения скота. А для Загда, приятеля Дамбия, осень — сплошной праздник: то и дело прикладывается Загд к чашке с кумысом да отлынивает от работы. Что же касается Ванчига — торговца, земляка Цамбы, Дамбия и Загда, то различает он в осенних звуках звон серебра. Возит Ванчиг осенью в город заготовленные летом дрова и сбывает их по хорошей цене нерасторопным горожанам, что не позаботились о зиме заблаговременно.
Но сколь ни различны дары, которые несет людям осень, для всех она — замечательное время года.
Осенью человек по обыкновению подводит итоги, пожинает плоды своих трудов. «Восемь войлоков, шесть десятков котлов зерна, — подсчитывает прибыль рачительный хозяин Цамба. — Беспокоиться не о чем, себе на потребу половиною обойдемся, остальное пусть лежит в закромах». Игральные кости, которые служат хозяину счетами, он делит на две равные кучки и, пребывая в хорошем расположении духа, приговаривает: «Косточку налево, косточку направо!» Хороши у него игральные кости цвета сандалового дерева. Цамба
