Поляк - Джон Максвелл Кутзее
Это выглядит как приглашение платного постояльца и именно так и было задумано.
11
В назначенное время они с мужем отправляются в Сольер и проводят вместе спокойную неделю. Погода немного прохладная, немного ветреная, но жаловаться не на что. Дороги пусты, большинство туристов разъехались. Они едут в Баньялбуфар, в Пагуэру, где она долго и с наслаждением плавает. Ужинают в любимом ресторане в Форналутсе.
12
– А что случилось с тем польским музыкантом? – спрашивает муж. – Кажется, он собирался с нами пообедать?
– С датами не сложилось, – отвечает она. – Он освободится только на следующей неделе, а тебя уже тут не будет.
– Какая жалость, – говорит муж. – Я был бы не прочь с ним познакомиться.
Он улыбается. Она улыбается. Им уже случалось переживать трудные времена. Переживут и нынешние.
13
Муж улетает. Поляк прилетает. Она забирает его на автобусной станции на маленьком «судзуки», которым они пользуются в Сольере. С Жироны миновал почти год. Он заметно сдал. Он на самом деле старик.
Разумеется, он постарел. Почему он должен быть защищен от разрушительного воздействия времени? Тем не менее она разочарована, и даже больше – встревожена.
Она гадает, как его принимали в Вальдемоссе. Призрак из прошлого – так они подумали? Впрочем, возможно, для кого-то, усаживаясь за рояль, он обретает ауру непререкаемого авторитета?
14
Он целует ее в обе щеки.
– Вы так свежи, так прекрасны, – бормочет он. Губы у него сухие, кожа мягкая, как у младенца: кожа старика.
15
Они молча подъезжают к дому. Дорога на холм в ямах, но она отлично водит, куда лучше многих мужчин. Когда они на острове, муж всегда уступает ей руль. «Теперь я в надежных руках», – говорит он.
16
Она показывает поляку коттедж.
– Осваивайтесь пока, распаковывайте вещи. Когда обед будет готов, Лорето позвонит в колокольчик.
– Благодарствую, – говорит поляк.
«Благодарствую». Что за старинное, книжное слово. Он намекает на что-то еще? Ave Maria, gratia plena, ora pro nobis[8].
17
Он является без опоздания. Успел переодеться. На нем сандалии, кремовые брюки и небесно-голубая рубашка. На голове панама, и он готов к тому, что принесет вечер.
Беатрис знакомит его с Лорето. No habla español, объясняет она экономке. Он не говорит по-испански. Лорето натянуто улыбается гостю, кивает. Señor[9].
Лорето присматривает за их домом и еще за одним, в долине, принадлежащим мексиканцу. Она приезжает и уезжает на мопеде с объемом двигателя в 125 кубов. Ее муж разнорабочий и садовник. У них есть сын и дочь, оба взрослые, оба семейные, оба живут на материке.
Лорето – самая заурядная женщина. Другими словами, все, что Беатрис знает о Лорето, не дает оснований заподозрить в ней что-то особенное, даже ее мопед. Разумеется, у Лорето своя жизнь, невидимая для работодателей, которая вполне может быть полна сюрпризов. В ней даже может оказаться аналог поляка – мужчина, который находит Лорето исполненной благодати и достойной того, чтобы ее добиваться. По чистой случайности эта история не о Лорето и ее мужчине, а о Беатрис и ее польском воздыхателе. Еще один бросок костей – и история свернула бы к тайной жизни Лорето.
18
– Надеюсь, вы нагуляли аппетит. Лорето приготовила настоящий тумбет в старинном духе. Вам случалось такое пробовать? Его подавали в Вальдемоссе? В Каталонии мы зовет похожую овощную запеканку самфайна.
Она всегда была умелой хозяйкой, умеющей снять напряжение. Очень важно, чтобы поляк не был напряжен, напротив, чувствовал себя как дома. Чтобы после, когда он уедет, у него остались приятные воспоминания.
– Ваш муж не приехал? – спрашивает поляк.
– Приехал, но ему пришлось вернуться на работу. Он передает вам свои сожаления. Он огорчен, что знакомство не состоялось.
– Ваш муж, он хороший человек?
Какой странный вопрос.
– Думаю, хороший. В наше время нетрудно быть хорошим.
– Вы так считаете?
– Да. Мы живем в счастливые времена. В счастливые времена нетрудно быть хорошим. Вы не согласны?
– Я не живу в счастливые времена. Но я стараюсь быть хорошим.
Ей невдомек, как человек по одну сторону стола может жить в счастливые времена, а тот, кто сидит напротив, – нет, но она пропускает его замечание мимо ушей.
– Расскажите мне о вашей дочери, певице. Помнится, вы говорили, что она живет в Германии. Как у нее дела?
– Я покажу вам. – Он достает телефон и демонстрирует фотографию высокой, серьезной девочки-подростка в белом. – Эта старый снимок, из старых времен, но я храню его. Теперь все иначе. Она замужем, живет в Берлине, у них с мужем ресторан, очень успешный, они заработали много денег. Пение? Думаю, это в прошлом. Успешна, да, но не счастлива. Лишена благодати.
Лишена благодати. Порой бывает трудно понять, что хочет сказать этот мужчина на своем несовершенном английском. Претендует он на какую-то глубину или просто подбирает неточные слова, как обезьяна за пишущей машинкой? Люди с большими деньгами несчастны? У нее много денег, и она счастлива, более или менее. У поляка с этими его концертами по всему свету, вероятно, денег куры не клюют, и несчастным он не выглядит. Печальным, возможно, но не жалким. Может быть, он хочет сказать, что его дочь в Берлине не удовлетворена. Такое случается часто. Неудовлетворенность: непонимание того, чего ты действительно хочешь.
– Вы часто видитесь? Ладите?
Поляк выставляет руки ладонями вперед в жесте, который она не может расшифровать. Там, откуда она родом, он означает: «Смелее, вперед!» – но там, откуда он родом, это может означать нечто совершенно иное, например: «Ничего не поделаешь».
– Мы цивилизованные люди, – говорит поляк. – Но у нее не моя душа. У нее душа матери.
Цивилизованные люди. Как это перевести? Не вцепляемся друг другу в глотку? Не зеваем в лицо? При встрече подставляем щечку для поцелуя? Как бы то ни было, цивилизованность – не та степень близости, которой могут похвастать отец с дочерью.
– К счастью, – замечает она, – у меня с детьми одна душа. Одни склонности. Одна кровь в жилах.
– Это хорошо, – говорит поляк.
– Да, хорошо. Я пригласила старшего присоединиться к нам в Сольере. Он серьезный человек. Вам бы понравился. Увы, он не смог. У них с женой недавно родился ребенок, а путешествовать с младенцем хлопотно. Это можно понять.
– Значит, вы стали бабушкой.
– Да. В следующем году мне будет пятьдесят. Вы знали?
– Джентльмен не спрашивает о возрасте дамы.
Он произносит эту фразу совершенно невозмутимо. Неужели он никогда не улыбается? Неужели у него нет чувства юмора?
– Порой, – говорит она, – джентльмен не спрашивает о том, чего не хочет знать
