Алексей Смирнов - Мемуриалки - 1
Это был ежедневный ритуал местного логопеда (зрелой, но молодившейся дамы).
И вся моя врачебная будущность развернулась передо мной, как лопнувшая кожура с этой сардельки.
Пена дней
Кто их теперь вспомнит, эти бары? Не про себя, с мимолетным сожалением, а так, чтобы осталось где-нибудь, с благодарностью? Их было много, и каждый запомнился какой-то одной картинкой, тогда как все прочее время, проведенное за кружкой, сливается в сплошную струю разбавленного пива.
Я их тут перечислю несколько штук, чтобы память не истиралась.
Первый бар, в котором я побывал, назывался "Янтарный". Он находился на Петроградской стороне, и нас с приятелем отправили туда в качестве бдительных дружинников, приказавши взять пару кружечек и сидеть тихо, следить за порядком. И мы сидели, а вокруг бушевала сплошная гармония. Мы честно цедили прописанную пару кружек и поняли свою ошибку только когда наш старший, едва державшийся на ногах, подошел к нам и осведомился, не торчит ли у него рация.
Тогда мы поняли, что в баре нужно заниматься тем, чем положено заниматься в баре.
Еще одним баром на Петроградской был "Кирпич", он же - 14-я аудитория, благо в нашем институте их было 13. Что про него расскажешь? Это добрый роман. Из шести лет, что я проучился, год, наверное, приходится на долю "Кирпича". Еще год - на марксистскую философию. Итого на медицину - года четыре, а то и три, так как были и другие радости, помимо "Кирпича" с философией.
Еще на Петроградской имелся "Пушкарь". Единственное место, в котором подавали "бархатное" пиво - и пиво не подводило. Это было до крайности тихое, спокойное заведение. Тяжелые скамьи, тяжелые столы, тяжелые люди вернее, зубры, бизоны, которые вдумчиво и почти бессловесно сосали заказ. Временами слышался стук: падало очередное тело. Оно падало мирно, без скандала, без реакции со стороны соседей, которые даже не оборачивались, и тут же исчезало, будучи увлеченным куда-то за кулисы, а место старого тела занимало новое тело.
Были "Жигули", куда я явился с американским значком и при галстуке, поскольку хотел потом сняться на выпускной альбом. "Пан-Америкэн" хочет рыбки? " - издевательски интересовался халдей. Пан-Америкэн очень хотел, и снимок не вышел.
Был "Прибой" - сугубо мужское место, в котором никогда не бывало женщин, за исключением одного раза, когда местные шалуны затащили туда финскую туристку, в дрезину пьяную. Они обкладывали ее матюгами в глаза, а она только хохотала, на что мужики хохотали еще громче и толкали друг дружку: "Видишь, ни хера не понимает!"
Был доброй памяти безымянный бар, который мы прозвали "Андрополем" и откуда меня в 1983 году вышвырнули за распитие под столом. Это сделал наглый бармен Вадик. Мне было отмщение: однажды в бар явился человек, который еле стоял на ногах, и которого сопровождал огромный пятнистый дог. "Кобылу-то убери! - опасливо кричал Вадик из-за стойки. - Убери кобылу-то! " Кобыла не уходила. Я ликовал, наблюдая, как Вадик, держась из последних сил, наливает лошаднику пиво.
А близ моего дома располагался "Нептун", изумительно гнусное место, в котором однажды меня пригласила на белый танец беззубая девушка. И мы танцевали, одни, благо танцевать в этом баре было не принято, под настороженный блеск глаз ее спутников - хищные точки в пивном полумраке.
Теперь стало скучно и прилично, теперь такого уже нет нигде.
Где стол был яств, там гроб стоит.
Как закосить от Армии
Это делается по-разному.
Например, мне рассказывали, что можно наплевать в свою мочу и сдать ее на анализ. В ней найдут амилазу - фермент, который есть не только в слюне, но и вырабатывается поджелудочной железой. Диагноз - острый панкреатит, но можно переборщить, и господа военные врачи подумают, что вся поджелудочная железа сошла на мочу.
Еще предлагают вот что: растолочь грифель химического карандаша, разболтать порошок в воде и выпить. Потом прийти к врачу и пожаловаться на затрудненное дыхание. Рентген покажет множественные пятна, то есть очаги, в легких, и вас направят в противотуберкулезный диспансер. Пока будут разбираться, поезд уйдет.
Наконец, один человек клялся, будто съедание трех килограммов масла приводит к положительной реакции Вассермана.
В общем, способов много.
В Лиинахамари, например, где я мыкался на сборах, в большом почете была гепатитная моча, желательно - афганская, которую активно и за большие деньги употребляли внутрь.
Я знаю про двух мыслителей, которым вздумалось затеять сотрясение мозга. В мозгах же, пока еще не сотрясенных и малых объемом, у них сварилось вот что: один надевает шапку-ушанку, обматывает голову шарфами и полотенцами, а другой берет доску и бьет его по темени. "И вот, - испуганно рассказывал бивший, - ударил я его, а с ним что-то не то! Круги появились вокруг глаз, синие, и кровь из ушей пошла!"
Но вершины мастерства достиг один мой покойный приятель. Он блевал в целлофановый мешочек, ехал с ним в отдаленный район, выливал содержимое мешочка на панель, ложился рядом и начинал охать, жалуясь, что упал и ударился головой. Голову он тоже готовил заранее, накачав под кожу ее волосистой части десять-двадцать кубов новокаина: шишка.
Мой майский отгул
Я, однако, умный и опытный, не рассказал, как сам, невзирая на многие премудрости, туда угодил - в армию. Конечно, не совсем в армию, а только на сборы, но мне хватило и этого. Это история о беспримерной глупости, которую мне даже неловко разглашать.
В 1989 году мне позвонили из военкомата. Меня не было дома, и трубка ласково поговорила с моей бабушкой, небрежно выразив пожелание, чтобы я зашел к ней, к трубке, на следующий день. Даже повестку не прислали.
Я, понятно, когда пришел, послал к черту и военных, и бабушку, которая вступает во всякие-разные переговоры. И в тот же вечер напился по какому-то волшебному случаю. А утром мне было так плохо, что военкомат показался мне спасением, посланным свыше. Вместо того, чтобы ехать на работу в поликлинику, я загляну к этим, не к ночи поминаемым, а уже оттуда пойду пить пиво.
В военкомате мне обрадовались. Белобрысый, омерзительной мышиной наружности лейтенант даже напрягся, не веря, что в лапки его с цыпками прет такая неслыханная удача. Я быстро сообразил, в чем дело, и уже потянулся за документами, намереваясь схватить их и убежать. Видя это, лейтенант замахал руками и пообещал трехнедельное обучение в Кронштадте с отрывом от производства и ночевкой дома. Я не стал возражать и расписался. После чего осуществил свое пивное поползновение. А утром я приехал, куда мне велели, на сборный пункт. Было 16 мая. Распускались листочки. На мне была футболка, в руке я держал пакет, где лежали зонтик и книжка. Сборный пункт гудел. Там сидели какие-то монстры в портянках и ватниках, на чемоданах и баулах, их было много, в их гуще было не протолкнуться. Тут объявился и мой лейтенант:
- Где ваши вещи? - закричал он.
- Какие вещи? - поразился я. Ноги мои стали подкашиваться.
- Такие! В Североморск! На сорок пять суток! Вы уже служите! Поезд через три часа!
И через три часа я уже ехал за Полярный Круг. Там произошли некоторые любопытные события, которых я не запомнил по причине хронического алкогольного отравления.
Дело о Голом Экстрасенсе
У меня обычно случается так, что я готов поверить человеку немедленно, сразу, но после начинаю сомневаться. А если уж не поверю, то после меня не переубедишь. На самом деле это неправильно. Надо вот как: не верить никому, но не окончательно, без этой вот ненужной категоричности. И потому я пересказываю прискорбный случай, повествующий о моем вопиющем верхоглядстве и глупой безответственности.
Лет восемь назад я руководил крохотным частным отделением, в котором больных было раз, два и обчелся. Однажды, с утра пораньше, ко мне подлетела сестричка и поделилась свежими новостями. В новостях сообщалось о драматическом сдвиге в состоянии одной пациентки. Пациентка утверждала, будто ночью ее посетил голый экстрасенс.
От этой жалобы у меня сразу поднялось настроение, и я бодро зашагал в палату.
Больная моя была существом столь жалким и несчастным, у нее был инсульт, что я, конечно, не посмел издеваться и расспрашивать, не Кашпировский ли к ней приходил - если, конечно, ее аппетиты простираются столь далеко. Напротив, я ей искренне сочувствовал, но понимал, что после высказанного надежды на ее достаточное выздоровление сильно уменьшились. Пациентка продолжала настойчиво твердить: да, у меня был голый экстрасенс, я точно знаю.
Ну знаешь - и ладно, Господь с тобой.
Я ушел.
Я очень люблю, когда больные общаются с экстрасенсами. Когда шли знаменитые телесеансы, одного, помнится, хватил инфаркт. Ему с экрана: расслабься! "Ну, я и расслабился оправдывался клиент. Вынул из холодильника бутылку водки, выпил и заработал инфаркт.
Но что же выяснилось - выяснилось случайно, чудом? У этой больной была сиделка: юная, волоокая оторва с гривой волос цвета воронова крыла. Эта сука, пользуясь глупой моей беспечностью, приволокла на ночь глядя какого-то героя-любовника, а своей подопечной объяснила, что это экстрасенс, который будет ее лечить. Экстрасенс уколол бедолагу реланиумом, чтобы вырубить, и начал заниматься тем, за чем явился.
