Афанасий Фет - Соловей и роза
«Как нежишь ты, серебряная ночь…»
Как нежишь ты, серебряная ночь,В душе расцвет немой и тайной силы!О, окрыли – и дай мне превозмочьВесь этот тлен бездушный и унылый!
Какая ночь! Алмазная росаЖивым огнем с огнями неба в споре,Как океан, разверзлись небеса,И спит земля – и теплится, как море.
Мой дух, о ночь, как падший серафим,Признал родство с нетленной жизньюзвезднойИ, окрылен дыханием твоим,Готов лететь над этой тайной бездной.
Купальщица
Игривый плеск в реке меня остановилСквозь ветви темные узнал я над водоюЕе веселый лик – он двигался, он плыл, —Я голову признал с тяжелою косою.
Узнал я и наряд, взглянув на белый хрящ,И превратился весь в смущенье и тревогу,Когда красавица, прорвав кристальный плащ,Вдавила в гладь песка младенческую ногу.
Она предстала мне на миг во всей красе,Вся дрожью легкою объята и пугливой.Так пышут холодом на утренней росеУпругие листы у лилии стыдливой.
Тополь
Сады молчат. Унылыми глазамиС унынием в душе гляжу вокруг;Последний лист разметан под ногами,Последний лучезарный день потух.
Лишь ты один над мертвыми степямиТаишь, мой тополь, смертный свой недугИ, трепеща по-прежнему листами,О вешних днях лепечешь мне как друг.
Пускай мрачней, мрачнее дни за днямиИ осени тлетворный веет дух;С подъятыми ты к небесам ветвямиСтоишь один и помнишь теплый юг.
«Не избегай; я не молю…»
Не избегай; я не молюНи слез, ни сердца тайной боли,Своей тоске хочу я волиИ повторять тебе: «люблю».
Хочу нестись к тебе, лететь,Как волны по равнине водной,Поцеловать гранит холодный,Поцеловать – и умереть!
«В благословенный день, когда стремлюсь…»
В благословенный день, когда стремлюсьдушоюВ блаженный мир любви, добра и красоты,Воспоминание выносит предо мноюНерукотворные черты.
Пред тенью милою коленопреклоненный,В слезах молитвенных я сердцем оживуИ вновь затрепещу, тобою просветленный, —Но всё тебя не назову.
И тайной сладостной душа моя мятется;Когда ж окончится земное бытиё,Мне ангел кротости и грусти отзоветсяНа имя нежное твое.
Музе
Пришла и села. Счастлив и тревожен,Ласкательный твой повторяю стих;И если дар мой пред тобой ничтожен,То ревностью не ниже я других.
Заботливо храня твою свободу,Непосвященных я к тебе не звал,И рабскому их буйству я в угодуТвоих речей не осквернял.
Всё та же ты, заветная святыня,На облаке, незримая земле,В венце из звезд, нетленная богиня,С задумчивой улыбкой на челе.
«Ты так любишь гулять…»
– Ты так любишь гулять;Отчего ты опятьРобко жмешься?Зори – нет их нежней,И таких уж ночейНе дождешься.
– Милый мой, мне невмочь,Истомилась, всю ночьТосковала.Я бежала к прудам,А тебя я и тамНе сыскала.
Но уж дальше к прудуНи за что не пойду,Хоть брани ты.Там над самой водойСтранный, черный, кривойПень ракиты.
И не вижу я пня,И хватает меняСтрах напрасный, —Так и кажется мне,Что стоит при лунеТот ужасный!
«Ныне первый мы слышали гром…»
Ныне первый мы слышали гром,Вот повеяло сразу теплом,И пришло мне на память сейчас,Как вчера ты измучила нас.Целый день, холодна и бледна,Ты сидела безмолвно одна;Вдруг ты встала, ко мне подошлаИ сказала, что всё поняла:Что напрасно жалеть о былом,Что нам тесно и тяжко вдвоем,Что любви затерялась стезя,Что так жить, что дышать так нельзя,Что ты хочешь – решилась – и вдругРазразился весенний недуг,И, забывши о грозных словах,Ты растаяла в жарких слезах.
«Жду я, тревогой объят…»
Жду я, тревогой объят,Жду тут на самом пути:Этой тропой через садТы обещалась прийти.
Плачась, комар пропоет,Свалится плавно листок…Слух, раскрываясь, растет,Как полуночный цветок.
Словно струну оборвалЖук, налетевши на ель;Хрипло подругу позвалТут же у ног коростель.
Тихо под сенью леснойСпят молодые кусты…Ах, как пахнуло весной!..Это наверное ты!
«Солнца луч промеж лип был и жгуч и высок…»
Солнца луч промеж лип был и жгуч и высок,Пред скамьей ты чертила блестящий песок,Я мечтам золотым отдавался вполне, —Ничего ты на всё не ответила мне.
Я давно угадал, что мы сердцем родня,Что ты счастье свое отдала за меня,Я рвался, я твердил о не нашей вине, —Ничего ты на всё не ответила мне.
Я молил, повторял, что нельзя нам любить,Что минувшие дни мы должны позабыть,Что в грядущем цветут все права красоты, —Мне и тут ничего не ответила ты.
С опочившей я глаз был не в силахотвесть, —Всю погасшую тайну хотел я прочесть.И лица твоего мне простили ль черты? —Ничего, ничего не ответила ты!
«Как беден наш язык! – Хочу и не могу…»
Как беден наш язык! – Хочу и не могу. —Не передать того ни другу, ни врагу,Что буйствует в груди прозрачною волною.Напрасно вечное томление сердец,И клонит голову маститую мудрецПред этой ложью роковою.
Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звукХватает на лету и закрепляет вдругИ темный бред души и трав неясный запах;Так, для безбрежного покинув скудный дол,Летит за облака Юпитера орел,Сноп молнии неся мгновенный в верных лапах.
«Ты помнишь, что было тогда…»
Ты помнишь, что было тогда,Как всюду ручьи бушевалиИ птиц косяками стадаНа север, свистя, пролетали,
И видели мы средь ветвей,Еще не укрытых листами,Как, глазки закрыв, соловейБлаженствовал в песне над нами.
К себе зазывала любовьИ блеском и страстью пахучей,Не только весельем дубов,Но счастьем и ивы плакучей.
Взгляни же вокруг ты теперь:Всё грустно молчит, умирая,И настежь раскинута дверьИз прежнего светлого рая.
И новых приветливых звездИ новой любовной денницы,Трудами измучены гнезд,Взалкали усталые птицы.
Не может ничто устоятьПред этой тоской неизбежной,И скоро пустынную гладьОденет покров белоснежный.
«Хоть нельзя говорить, хоть и взор мой…»
Хоть нельзя говорить, хоть и взор мойпоник, —У дыханья цветов есть понятный язык:Если ночь унесла много грез, много слез,Окружусь я тогда горькой сладостью роз!Если тихо у нас и не веет грозой,Я безмолвно о том намекну резедой;Если нежно ко мне приласкалася мать,Я с утра уже буду фиалкой дышать;Если ж скажет отец «не грусти, —я готов», —С благовоньем войду апельсинных цветов.
«Как богат я в безумных стихах!..»
Как богат я в безумных стихах!Этот блеск мне отраден и нужен:Все алмазы мои в небесах,Все росинки под ними жемчужин.
Выходи, красота, не робей!Звуки есть, дорогие есть краски:Это всё я, поэт-чародей,Расточу за мгновение ласки.
Но когда ты приколешь цветок,Шаловливо иль с думой лукавой,И, как в дымке, твой кроткий зрачокЗагорится сердечной отравой,
И налет молодого стыдаЧуть ланиты овеет зарею, —О, как беден, как жалок тогда,Как беспомощен я пред тобою!
«В вечер такой золотистый и ясный…»
В вечер такой золотистый и ясный,В этом дыханьи весны всепобеднойНе поминай мне, о друг мой прекрасный,Ты о любви нашей робкой и бедной.
Дышит земля всем своим ароматом,Небу разверстая, только вздыхает;Самое небо с нетленным закатомВ тихом заливе себя повторяет.
Что же тут мы или счастие наше?Как и помыслить о нем не стыдиться?В блеске, какого нет шире и краше,Нужно безумствовать – или смириться!
«Упреком, жалостью внушенным…»
Упреком, жалостью внушенным,Не растравляй души больной;Позволь коленопреклоненнымМне оставаться пред тобой!
Горя над суетной землею,Ты милосердно разрешиМне упиваться чистотоюИ красотой твоей души.
Глядеть, каким прозрачным светомОкружена ты на земле,Как божий мир при свете этомВ голубоватой тонет мгле!
О, я блажен среди страданий!Как рад, себя и мир забыв,Я подступающих рыданийГорячий сдерживать прилив!
Зной
