Елена Руденко - Безумный день или превратности судьбы

Руденко Елена

Безумный день или превратности судьбы

Елена Руденко

Безумный день или превратности судьбы

Вступление.

В этот день у меня была встреча с гражданином Бомарше, который любезно согласился побеседовать со мной. Он недавно поставил свою новую пьесу "Преступная мать" - продолжение "Женитьбы Фигаро". Увы, критика приняла это произведение более чем прохладно, многие назвали ее скучным нравоучением, с которым автор опоздал на добрые два десятка лет. Лично мне пьеса просто понравилась, а актуальна она или нет, не мне решать. У меня самой никогда не было дружеских отношений с критиками, поэтому на их мнение я решила особого внимания не обращать. Что поделаешь, работа у них такая - все ругать.

Аудиенцию я буквально выклянчила у великого драматурга, мне хотелось не только выразить ему свое восхищение, но и получить одобрение на одно из своих произведений. У меня в памяти всплыл случай с убийством, который очень походил на пьесу "Женитьба Фигаро". Я решила описать эту историю, а действующим лицам дать имена героев знаменитой комедии. Но начинать писать без разрешения Бомарше я побаивалась. Чтобы драматург позволил мне приступить к работе, я была готова упасть ему в ноги, но этого, слава богу, не понадобилось. Бомарше отнесся ко мне вполне дружелюбно.

- Вы видели мою последнюю пьесу? - поинтересовался он.

- "Преступную мать"? Да, видела, - ответила я.

- Вы тоже считаете, что эта пьеса никуда не годиться? спросил он. - Прошу вас, гражданка Лемус, отвечайте честно.

- Мне понравилась эта пьеса, - ответила я. - Вы очень талантливо нарисовали семейную драму. И чтобы не говорили критики...

- Девочка, тут дело не в критиках, - перебил меня Бомарше. - Революция, которая свершилась у нас, очень повлияла на литературу. Свободные народы в общем теряют столько же в изяществе, сколько приобретают в силе, и наш театр чувствует новый дух Франции. Все заняты большими интересами и стали наполовину республиканцами; мы не можем больше склоняться к изнеженности литературы старого режима... У нас сейчас неприступные крепости вместо дворцов, и пушки идут за оркестр... там, где слышались вздохи, теперь раздаются призывы к свободе и говорят: "Жить свободным или умереть!" вместо: "Я тебя обожаю".

Он был прав. Мне стало как-то грустно, и я тяжко вздохнула.

- Сейчас совсем другое в моде, - продолжал Бомарше. Например, пьеса "Карл IX" Мари-Жозефа Шенье, который призывает к жестокой расправе с тиранами! Эта пьеса особенно доставляет мне неутолимую боль. Нам нужны картины добродетели, а не изображение кошмаров, пороков и преступлений!

Эти последние слова я приняла на свой счет и возмутилась.

- Я не пишу о кошмарах! - воскликнула я. - Меня интересует не само преступление, а его разгадка! Игра разума и его торжество над злом! Я описываю сложный ход логических рассуждений моего друга Робеспьера!

- Не обижайтесь, вас я ввиду не имел, - заверил меня Бомарше. - Но вы тоже идете в ногу со временем. Вряд ли бы раньше ваши истории кого-то заинтересовали.

Тут я не могла с ним не согласиться. - Я могу написать историю, которую задумала? - спросила я его. - Вы не будете возражать?

- Думаю, вы сможете написать что-то стоящее, - ответил драматург. - Но будьте осторожны. Вы взялись за очень сложную задачу.

- Конечно, конечно! - затараторила я. - Спасибо вам за то, что вы согласились поговорить со мной! Я вам очень благодарна!

Я попросила Бомарше подписать разрешение и быстро удалилась, пока он не передумал. Вернувшись домой, я принялась за рассказ. Я была уверена, что справлюсь. В честь моей любимой комедии я решила назвать свое произведение:

Безумный день или превратности судьбы

Максимильен Робеспьер и я возвращались из театра. Мы оба еще находились под впечатлением комедии "Женитьба Фигаро", которая мне очень нравилась. Я смотрела ее несчетное количество раз, и при каждом очередном просмотре замечала что-то новое.

- Бомарше описал очень смешную ситуацию! - заметила я моему другу.

- Ты права, Светлана, - согласился Макс. - Но в жизни такая комедия однажды обернулась трагедией.

- Ты о чем? - спросила я.

- Об одном убийстве, - ответил Робеспьер. - В жизни все всегда заканчивается не так, как бы нам хотелось.

- И ты это убийство расследовал? - заинтересовалась я.

- Да, Светлана, - ответил Макс важно. - Это было одно из самых трудных расследований. Я чуть было не упустил убийцу.

- Расскажи, пожалуйста, - попросила я.

Макс очень любит рассказывать о своих достижениях. Он просто обожает ненавязчиво похвастаться своими умственными способностями, а потом взирать на удивленные лица собеседников и слушать слова восхищения. Чрезмерное самолюбие является недостатком моего друга.

Вот что он мне поведал.

В этот вечер Мадлен де Ренар примеряла новое платье, она была очень довольна собой и не могла оторваться от зеркала.

- Дорина, придумай, как еще можно уложить складки, - велела она камеристке. - Это платье восхитительно, не так ли, Макс?

- Дорогая, вы прекрасны в любом наряде, но этот особенно подчеркивает вашу красоту! - ответил я.

- Фи, какой старый комплемент! - фыркнула Мадлен. - Но все равно спасибо! Вы всегда...

Красотка не договорила и вскрикнула - Дорина нечаянно уколола ее булавкой. Мадлен удивленно уставилась на камеристку.

- Простите, мадам! - пробормотала служанка. - Простите!

- Дорина, что с тобой? - спросила Ренар, в ее голосе не было ни капли гнева, одно удивление.

За всю свою службу Дорина ни разу не уколола Мадлен, она была идеальной, аккуратной камеристкой. Мадлен сразу поняла, что Дорина чем-то очень сильно взволнована.

- Что произошло, Дорина? - задала новый вопрос госпожа.

- Ты чем-то расстроена? - спросил я. - За весь вечер ты не проронила ни слова.

Это тоже было странным, обычно Дорина болтала без умолку, снабжая Мадлен новыми сплетнями.

- Это из-за моей кузины, - сказала Дорина, вздохнув, - у нее сейчас большие трудности.

- Какие? - заинтересовалась Мадлен. - Расскажи!

Дорина упираться не стала, наоборот, она была очень довольна, что ей дали возможность выговориться.

- Моя кузина Сюзанна служит у графа Альмавива, вернее, у его жены. Они десять лет назад купили поместье во Франции. Зачем они это сделали, я не знаю. Сами они родом из Испании. Сюзанна хочет выйти замуж, но граф, поставил ей условие: или она отдается ему, или он лишает ее приданого.

- Какая свинья этот граф! - возмутилась Ренар. - А его жена знает?

- Он скрывает от жены свои любовные интрижки, но Сюзанна рассказала ей о его планах и попросила совета, - ответила Дорина.

- И что они решили? - поинтересовался я.

- Пока что ничего, - вздохнула Дорина.

- А приданое большое? - спросила Мадлен.

- Кажется, несколько сотен ливров, - сказала служанка.

- Действительно, ваша кузина в весьма затруднительной ситуации, - согласилась Мадлен.

- А графиня, она не может обеспечить свою камеристку приданым? - спросил я.

- Увы, нет, когда графиня выходила замуж, она не располагала большими средствами, и сейчас она целиком зависит от мужа, - пояснила Дорина. - Вот если бы он вдруг умер... но это вряд ли. Граф еще не совсем старый и, к сожалению, находится в добром здравии.

На какое-то время в комнате воцарилась тишина, все думали, как же помочь девушке, которую шантажировал хозяин.

- Все! - выпалила Мадлен. - Я поеду к графу и скажу все, что о нем думаю прямо у него дома и при всех слугах! Я напишу во все газеты, все будут обсуждать эту историю! Я добьюсь его отлучения от церкви! Римский папа мне в этом не откажет!

- Все это хорошо, госпожа, - улыбнулась Дорина. - Но тогда граф точно не даст Сюзанне приданного.

- Ох, ладно, я возмещу эти убытки, - решила Мадлен. Пойми, Дорина, я не хочу, чтобы ты колола меня булавками. Если я не разберусь с графом, ты будешь постоянно думать об этой истории, а я буду вся исколотая! Я еду к графу немедленно!

- Мадлен, любимая, уже половина восьмого, - напомнил я. - А чтобы добраться до усадьбы Альмавива нужно проехать через весь наш город, а потом еще несколько миль...

- Ничего страшного, - перебила меня Ренар. - Я готова.

Мне пришлось ехать с Мадлен, я не мог бросить ее одну. С нами увязался мой пес Герцог, который не мог бросить нас.

К особняку графа мы добрались примерно к одиннадцати. Мадлен все еще была настроена очень решительно. Она шла, опираясь на мою руку, и повторяла речь, которую скажет графу. Эта тирада поразила меня, удивительно, где Мадлен таких слов набралась? Я представил, какими идиотами и нахалами будем мы выглядеть, ворвавшись среди ночи в чужой дом, и тяжко вздохнул.

Путь наш пролегал через парк, который выглядел мрачным и зловещим. Чтобы сократить наш путь мы решили пройти не через ворота, а через лазейку, о которой нам рассказала Дорина. В темном парке доблести у Мадлен поубавилось, она задрожала и прижалась ко мне. Не знаю, чего она больше боялась, темноты или, семенящего рядом, пса Герцога.