Марина Хлебникова - Подкаблучник

Хлебникова Марина

Подкаблучник

Марина Хлебникова

Подкаблучник

Лида Малафеева, рыхлая блондинка с мутной пленкой бельма на левом глазу, презрительно поджала тонкие бескровные губы. Гримаса, выработанная годами сидения за кассой продуктового магазина, в данном случае предназначалась мужу Толику - юркому брюнету в фиолетовых трикотажных "трениках" с обвисшими коленями.

Если бы в голову супругам пришла фантазия совместно заниматься боксом, то им никогда не пришлось бы встретиться на ринге - так разнились их весовые категории. Лида - могучий полутяж. Толик - что-то среднее между весом пера и весом петуха.

Знакомые Толика считали его шустрым, но Лида говорила - вертлявый, поджимала губы и щурила глаза, один из которых смотрел с живым высокомерием, а второй бессмысленно туманился сквозь дохлую птичью пленку.

- Не мельтеши, - строго приказала Лида, потому что тощий Толик метался в скудном кухонном объеме со стремительностью мухи и отвлекал супругу от мирного колупания ногтей.

- Как же, Лидуша? - муж несколько сбавил темп. - Надо ж перехватить чего-нибудь перед сменой

- Тебя кормить, только тратиться, - фыркнула Лида, рассматривая его выпирающие ключицы и ребристую грудь.

Толик глянул на нее искоса - непонятно, но смолчал. Неразгаданность взгляда всегда раздражала. Как заграничные слова, которыми так любят бросаться очкастые задохлики из покупателей. Вежливо изругают, а не придерешься: сама дура - раз не поняла!

...Свято веря в популярную некогда воспитательную доктрину "Люди, будьте бдительны!", укрепленную примерами из будней продуктового магазина, Лида в каждом индивидууме изначально подозревала жулика, озабоченного единственной мыслью: "Чего бы хапнуть?" И для мужа Толика исключения не делала. Потому что, как всякая женщина, хотя бы раз в день подходила к зеркалу и с привычным раздражением убеждалась, что она, выражаясь языком советской торговли, товар недефицитный. Можно даже сказать, некондиционный. А потому покупатель, позарившийся на такой, либо сам не первого сорта, либо имеет тайную корысть. А поскольку явных физических недостатков, кроме худобы, у мужа обнаружить не удавалось, Лида подозревала корысть.

"Жилплощадь, - мрачно раздумывала она. - Вот его коварная цель! Поюлит, повертится, а потом - бац, и развод! И прощай, половина метража!"

Жилплощадь Лиде не с неба свалилась: почти три года ухаживала она за умирающей теткой, терпеливо сносила ее окрики, грубости, капризы - странную месть уходящего живому. В доме стояла невыводимая сырость от кипятящегося на плите бака с бельем, скверно пахло нечистотами - полупарализованная тетка каким-то чудом умудрялась выталкивать из-под себя "утку", чтоб ехидно нагадить в постель. У нее едва действовала одна рука, но этой рукой, которая была не в состоянии удержать даже чайную ложечку, она до синяков щипала Лидку, стоило той приблизиться. Теткины вопли "Люди, караул! Спасите!" слышала вся округа. Соседи судачили, обсуждали змею-племянницу, которой лишь бы уморить поскорее беспомощную старуху. А Лида - без году неделя в городе боялась их до тошноты и нервного заикания. Да если бы и не боялась, не объяснять же каждому, что ум у тетки давно заехал за разум, и потому чудится ей Бог знает что! То она в пещере замурованная. То квартира не ее. То просит остановить поезд, потому что станцию свою она уже проехала. И, как закон, раз в день требует, чтоб Лида поставила ее на ноги и подвела к окну, потому как колючий разлапистый столетник, конечно же, кроме нее полить некому! Лида таскала ее на горбу, лишь бы остановить этот истерический крик, кормила с ложечки, всовывала в немощную руку разные безделицы, как погремушку младенцу, и уговаривала:

- Теть Оль, не кричи! Ну, посмотри, это ж твоя салфеточка... Стал быть, ты дома! Ну, подумай сама, кто б стал твои салфеточки в пещеру носить?..

А как тетку похоронила, стало еще тяжелее. Что ни день - визиты! То из ЖЭКа заявятся, то из райисполкома. Уж очень им хотелось вытурить ее, временно прописанную, из теткиных отдельных однокомнатных хором. Ну, по крайности, переселить во вшивую коммуналку. Даже из комиссии по опекунству приволокли какую-то размалеванную фифу в серьгах, которая таскалась по соседям и выведывала подробности ее с теткой совместного бытия. Но тут уж дудки! Опекунство на тетку Лида оформила дотошно, не поскупилась. А что соседи болтают - на то они и соседи! Против их трепотни у Лиды была заготовлена целая папка бумажек из районной поликлиники: паралич, склероз, маразм и агрессия - все теткино богатство было задокументировано и пришлепнуто сверху круглыми печатями главврача. Так что, не вышло по-ихнему! Зря только нервы трепали!

"...А ну, как и правда, оттяпает площадь?!" Лидины щеки даже слегка зеленели от такого предположения. Она физически чувствовала боль утраты драгоценных квадратных метров, будто у нее отнимали руку или ногу. И потому, хоть и жили они с Толиком уже не первый год, прописывать его не спешила. А он - будто и не замечал! Работал водилой в троллейбусном парке, числился там в общежитии, зарабатывал (неплохо, кстати, зарабатывал), деньги приносил в дом до копеечки, да еще и вредных привычек не имел. А однажды и вовсе высказался: хорошо, мол, что не прописала.

- Чем это хорошо? - сразу насторожилась Лида

- Я ж очередник, - доверчиво объяснил он. - Может, комнату скоро дадут

- Комнату?! - ощетинилась супруга. - Так ты у меня, стал быть, пересидеть решил временно? В тепле, в достатке перебудешь, а потом тю-тю?!. Будешь в свою комнату девок таскать, а меня - по боку?!.

- Да ты чего? - опешил Анатолий. - Я ж к тому, что квартиру и комнату можно сменять на двухкомнатную отдельную! Свободно!

- А мне и так не тесно! Я эту квартиру потом и слезами заработала!..

- Это пока не тесно, - со значением произнес Толик, - а вдруг?..

- Что "вдруг"? - наступала Лида. - Может, мамашу свою решил из деревни выписать? Так учти, я - против!

- При чем тут мамаша? - он болезненно сморщился. - Я о детях...

- Ха! - Лида замедлила темп атаки, но не сдалась. - Дождешься от тебя детей, как же! Одно добро, что фамилия такая, а толку?..

Фамилия у Толика была самая обыкновенная - Пермин. Но чуткое до всякого похабства ухо легко добавляло впереди недостающую буковку и переносило ударение на первый слог. Получалось смешно и неприлично. Так неприлично, что Лида, уж было совсем собравшаяся замуж за Анатолия, неожиданно потребовала:

- Меняй к черту свою поганую фамилию! Переходи на мою!

- Зачем это? - не понял Толик

- Затем, что и произнести стыдно! Спросят, с кем была, что я скажу? С Перминым? Тьфу!

Но обычно покладистый Толик тут уперся каменно: не могу, говорит, менять фамилию. И дед мой... и прапрадед... Да и засмеют в деревне, скажут, Толька Пермин замуж вышел!..

И Лида, рассудив, что женихи за ней в очереди не давятся, нехотя сдалась. Но не забыла: нет- нет, да и кольнет мужика насмешкой.

- Ох, и вредная же ты, - вздыхал Толик. - Ну, что тебе до моей фамилии? Небось и у самой не княжеская! - Но до открытого скандала не поднимался, чем доводил супругу до тихого бешенства.

- Подкаблучник! - жаловалась она своей задушевной соседке Марусе Антонюк. - Будто и не мужик вовсе!

Разведенка - Маруся ее тревог не разделяла, посмеивалась:

- Черти тебя крутят, Лидка! Другая б на твоем месте Богу свечку поставила, что попался смирный, работящий, да еще и непьющий. - Она критически оглядывала подругу и безжалостно добавляла: - Да и вообще, что попался!

- Во-во, непьющий! - оживлялась Лида, не обращая внимания на ядовитый довесок. - А кто сейчас из мужиков не пьет? Ты таких видела?.. Только, если больные! - И вдруг оживлялась догадкой: - А вдруг он баптист какой?!

- А по-твоему, алкаш лучше? - не уступала Маруська. - Да еще, чтоб вожжи брал и бубну тебе выдавал раз в неделю?

- Напугала! - смеялась Лида. - Да я его двумя пальцами в поясе передавлю!

Но не понимала своей удачи. Не по - ни - ма - ла!..

Первое время, раздобрившись и размякнув в новой для себя роли супруги, она приносила из магазина какую-нибудь недорогую, но вкусную "Рябиновую на коньяке" и торжественно водружала на стол - к ужину. Но Толик смотрел незаинтересованно, равнодушно, без жадного блеска в глазах, который, по Лидиному прежнему опыту, обязательно появлялся у мужиков при виде бутылки. А этот вместо благодарного "Ну, мать, ты у меня молоток!" мягко отговаривался:

- Не хочу, Лидуша. Завтра в первую смену

- Так я ж не говорю, напиваться! По рюмочке, под закуску!

Но Толик в этом вопросе, как и в случае с фамилией, проявлял какую-то непонятную твердость.

- Что же мне одной, что ли, пить? - возмущалась Лида

- А и ты не пей, - он успокаивающе гладил ее по спине. - Давай лучше чаи гонять! Я такие чаи заваривать умею - закачаешься!

- Не оглаживай, не корова! - заводилась Лида и назло ему громко стучала поварешкой по радиатору. На стук являлась Маруська. Демонстративно не замечая Толика, Лида разливала. И незаметно, под разговоры, они с Маруськой ополовинивали бутылку, а когда Толик оставлял их вдвоем, приговаривали ее до конца.