Книги Судей - Эдвард Фредерик Бенсон
Здравый смысл Марджери всегда меня восхищал.
– О, какая теперь разница? – сказала она. – Единственное, что важно, это чтобы он стал нашим. Об остальном мы договоримся, когда получим его.
Марджери открыла дверь магазина, заставив колокольчик, приделанный сверху, ворчливо зазвенеть, и после тревожной для нас обоих мысли, что, прежде чем мы заполучим шар, кто-то другой может явиться с этой же целью, – на лестнице заскрипели шаги. Спустившийся владелец, подозрительно глядя на нас, стал ждать, когда мы заговорим.
– Я бы хотела взглянуть на стеклянный шар в витрине, – спокойно сказала Марджери. – Сколько он стоит?
За шар он просил всего десять шиллингов, и хотя Марджери всем сердцем любила благовоспитанно торговаться, она не стала снижать цену или осматривать шар на предмет трещин или других недостатков, – он должен был стать нашим без промедления. Уже через минуту мы снова вышли со стеклянным шаром, завернутым в засаленный газетный лист.
Хотя мы хотели погулять по улочкам Тиллингэма до обеда этим жарким майским утром, теперь об этом не могло быть и речи, и мы направились прямиком к моему дому, находящемуся в нескольких сотнях ярдов от магазина.
– Я пойду и отмою его, – сказала Марджери. – И потом мы решим, чей он.
Она поспешила наверх, в то время как я направился в библиотеку, где несколько минут назад мы оставили ее мужа Хью Кингвуда.
– Уже вернулись? – спросил он. – Я так и думал. Слишком жарко, чтобы гулять.
– О, мы не поэтому вернулись, – сказал я. – Мы нашли кое-что в магазине – кое-что такое, что нам пришлось купить и сразу принести домой. Стеклянный шар, самый чудесный на свете; Марджери отмывает его. И нам нужно решить, кому он будет принадлежать, потому что мы увидели его одновременно.
Вскоре Марджери принесла шар. Даже покрытый пылью и грязью, он светился синим огнем, а теперь, когда Марджери отмыла его, он излучал великолепие. Шар был необычного размера – больше фута[7] в диаметре, ровного ярко-сапфирового цвета, и он отражал закругленные очертания комнаты, густо пропитанные синевой. Камин и книжные шкафы, потолок и пол, диван и пианино – все было магически искажено, как бывает при отражении на выпуклых поверхностях, и все было окрашено этим превосходным оттенком. Там было окно с изогнутыми створками, и в верхней части его проглядывало небо бирюзового цвета, которое видишь во снах или когда представляешь сказочную страну. Хотя эти картинки были всего лишь результатом изгиба отражающей поверхности, взгляд будто бы погружался в бездонную глубину синевы, тонул в ней. Стеклянные шары всегда обладали для меня каким-то таинственным очарованием, порожденным, возможно, детскими воспоминаниями о мерцающей рождественской елке, но здесь было нечто большее – какая-то особая внутренняя приманка, которая зачарует любого, не подстегивая воображение волшебством.
Потом встал мучительный вопрос о праве собственности. За шар заплатила Марджери, но, будучи одной из немногих женщин, ведущих себя как джентльмены, она отвергла этот аргумент, подчеркнув тем самым свое благородство.
– Я не знаю, что делать, – сказала она. – Я зачахну, если не получу его, как, несомненно, и ты. И, насколько я могу судить, мы увидели его одновременно. Хью, как же нам поступить?
Хью не ответил, и я увидел, что он смотрит на стеклянный шар с какой-то восхищенной отрешенностью. Оторваться от предмета стоило ему усилий.
– Какой чудесный шар, – сказал он. – Но он мне не нравится, Марджери; есть в нем что-то жуткое. Он может зачаровывать, но и сам зачарован. Пусть его берет Дик.
– Если это все, что ты можешь предложить, – сурово заметила она, – тогда мог бы вообще ничего не говорить.
Она с презрением отвернулась от Хью.
– Я вижу только один выход, – сказала она мне. – Просто подбросить монетку. Если бы я думала, что ты увидел его за долю секунды до меня, обещаю, я бы отдала его тебе. Но мы увидели его одновременно; так давай снова положимся на волю случая.
Я не придумал ничего лучше, поэтому подбросил шиллинг, и Марджери выкрикнула: «Орел». Я открыл ладонь, и стеклянный шар достался ей.
– Великолепно! – сказала она. – О Дик, как я тебе сочувствую!
– А я нет, – сказал Хью. – Я тебя поздравляю, дружище. Этот шар какой-то странный.
Марджери, моя двоюродная сестра, и Хью, один из моих самых старых друзей, семь или десять дней гостили в моем доме в маленьком городке в Сассексе. Юг Англии задыхался в лучах жары, и хотя нашим любимым желанным развлечением всегда оставался гольф, играть в такую душную и безветренную погоду было совершенно невозможно. Небо казалось медным, и такой же медной была земля, поэтому вместо гольфа мы по вечерам часто ездили на побережье, чтобы поплавать, а потом устраивали какую-нибудь экспедицию, например, выбирались в Бодиам[8] или Дандженесс[9]. Или же просто катались по дорогам Ромни Марш[10], не заботясь о цели прогулки. Живые изгороди цвели розовыми бутонами, леса все еще были молочно-зелеными, как бывает ранним летом. По пути мы натыкались на прелестные маленькие деревеньки, уютно гнездящиеся в складках холмов; из запруд, поросших камышами, хлопая крыльями, поднимались кряквы; в отдалении стояли уединенные фермы, окруженные густыми садами. Любуясь на окружающее великолепие, Марджери заявляла, что жизнь ничего не стоит, если у тебя нет возможности поселиться именно в таком месте, посреди всей этой красоты, да еще с видом на Рай[11].
Тем вечером (а это был вечер после приобретения шара) на прогулке мы наткнулись на подлинную жемчужину: с дорогой граничил участок сада, довольно заросшего, насколько было видно через ограду, а табличка на высоких железных воротах объявляла, что дом продается или же сдается без мебели. Марджери, конечно, настояла, чтобы мы остановились; ворота скрипнули на ржавых петлях, неохотно впуская нас, и мы пошли по вымощенной дорожке к дому. Дверь, однако, была заперта, и на стук ответа не последовало, поэтому нам пришлось довольствоваться осмотром интерьера через окна, на которых не было жалюзи. В комнатах действительно не имелось мебели, но краска и обои казались довольно свежими, и было ясно, что в доме недавно кто-то жил. Цветник, через который мы прошли, и огород на заднем дворе также говорили о том, что участком занимались, – например, горох и бобы посеяли ранней весной, хотя и не подвязали всходы. От болот этот участок сада отделял деревянный забор, вдоль которого тянулась одна из дренажных канав, пересекавших болото. Вблизи забора росли молодые ивы, посаженные не больше года или двух назад, – они прикрывали сад от могучего юго-западного ветра. В углу сада мы набрели на сарай, крыша которого уже начала провисать, а
