Пьер Бост - Господин Ладмираль скоро умрет
И она стремительно вышла из комнаты. Было слышно, как она громко зовет своего пса. Одергивая юбку на бедрах, разглаживая складки, Мари-Терез силилась привести в порядок свой туалет. Эдуар встал и со страдальческим выражением лица, откинув назад голову, занялся воротничком.
- Она разбудит папу, чушь какая-то!
Услышав громкие и быстрые шаги Ирен по дому, Мерседес в свою очередь пришла в ужас. Послеобеденному сну господина Ладмираля, который трепетно почитала даже она, грозит опасность. Мерседес вышла из кухни, готовая навести порядок.
- Здравствуйте, Мерседес! - крикнула на бегу Ирен. - Я привезла вам грейпфруты. Месье их обожает, они в машине.
Все так же на бегу она сбросила жакетку, повесив ее мимоходом на крючок вешалки в вестибюле, и с возгласом "Эй! Эй!" широкими шагами, под которыми скрипел гравий, направилась к беседке.
Господин Ладмираль, внезапно разбуженный, вздрогнул, отчего газета c его головы упала. На короткое время можно было различить слегка приоткрытый рот и затуманенный взгляд с трудом просыпающегося старика. Весьма недовольный, что его разбудили, господин Ладмираль оглянулся вокруг с намерением воздать по заслугам Эмилю или Люсьену, но при виде дочери лицо его расплылось в улыбке.
- Ирен!
Уже совсем проснувшись, в радостном изумлении он выпрямился на шезлонге, затем пригладил волосы, расправил бороду и прочистил охрипшее ото сна горло. Ирен подошла к нему и расцеловала в обе щеки.
- У тебя совершенно мокрая борода, - сказала она. - Очень неумно вот так спать на солнце. Как поживаешь?
- Как когда, - ответил господин Ладмираль, пользуясь счастливой возможностью наконец-то немного подробнее поговорить о своем здоровье. Например, вчера и позавчера...
- Я сумела вырваться ненадолго среди дня, - прервала его Ирен, которую не заботило ни свое, ни чужое здоровье. - Непредвиденно. Мне предстоял обед с друзьями, но в последний момент все распалось. Подруга совсем потеряла голову, точнее говоря, умудрилась на собственной лестнице сломать ногу. Кстати сказать, у нее больше оснований гордиться ногами, чем головой... Такая досада - она собиралась отправиться послезавтра в путешествие. И мне не повезло, придется навещать ее в больнице, а это в данный момент мне совсем ни к чему. Вот я и подумала: "Очень кстати! Давненько я не проведывала мэтра". Какая жарища в машине! Ты знаешь, о ком речь, во всяком случае, я тебе об этой подруге рассказывала. Ее зовут Маринетта, симпатичная малышка, я продала ей свою старую машину. Ну, как твои успехи? Сто лет тебя не видела. В общем, ты совсем не изменился. А я? Однако, честно говоря, ты не так уж хорошо выглядишь. Тебе следует больше двигаться. Если хочешь, мы отправимся на прогулку. Я привезла тебе грейпфруты и предупредила Мерседес. Между нами говоря, я нашла ее какой-то странной. Может, она беременна? Разумеется, это бы меня очень удивило. А вот мой пес, видишь? Никогда не догадаешься, как его зовут. Медор! Согласись, красивое имя, правда? Все мои друзья-собачники в ярости, что не додумались до этого. Кстати, у тебя в гостях наш весельчак Гонзаг и его мадам? Мы давненько не виделись. Как их дела? Девочка у них прелесть, просто не верится, что они сами ее сделали. А вот и оба наследника! Давайте-ка поздороваемся, персонажи из семейного альбома!
Разбуженные голосом Ирен мальчики прибежали и теперь, разинув рот, с восторгом, хотя и в некотором смущении, взирали на тетку. Она их восхищала. Старший, естественно, был в нее влюблен, а младший испытывал пока лишь смутное волнение. Но как бы ни определять их эмоции, это были чувства, заставляющие воспарять над бренным миром. Эмиль и Люсьен не могли прийти в себя от счастья, поняв, что им позволено приблизиться запросто, без всяких церемоний к этой восхитительной, красивой, элегантной, веселой, шумной женщине, которая никогда ничему не удивлялась, не сердилась, не жаловалась. И, без сомнения, превосходила во всех отношениях их родителей, больше напоминая тех особ, что видишь на афише, в витринах газетных киосков, в фильмах, чем обычную родственницу, так называемого члена семьи. Вот было бы здорово, невольно думали мальчики, если бы у нас была такая мать, как тетя Ирен! Но они подспудно понимали, что это невозможно и что есть два рода женщин: женщины-матери и такие, как тетя Ирен. И это большое везение, что судьба подарила им вдобавок такую тетку! Жаль только, что ее нельзя показать приятелям, они были бы сражены.
Оба мальчика приблизились. Ирен поцеловала их. Они почувствовали сладостное удушье от ее аромата, близости, движений. Движения Ирен, казалось бы достаточно резкие, были настолько естественными, непринужденными и точными, что она никогда никого не задевала и ни на что не натыкалась. Господин Ладмираль называл это божьим даром. Гонзаг же понимал, не испытывая при этом никаких теплых чувств, что его сестра обладает тем, что люди называют шармом. Эмиль, со своей стороны, не ища объяснений, испытывал счастье, когда Ирен целовала его: у него перехватывало дыхание, екало сердце и возникал непреодолимый зуд в руках. И еще рождалось другое, глухое волнение, которое уже было ему знакомо и которое вызывало у него жгучее любопытство, удовольствие, смутное чувство стыда и яростную потребность, чтобы Ирен не считала его маленьким мальчиком. Все это выливалось в дерзкое, даже агрессивное поведение, понуждавшее Ирен не без удовольствия осаживать его. Она не была равнодушна к такому обожанию. Красивые женщины не пренебрегают ничьим восхищением, от кого бы оно ни исходило: копейка - тоже монета. В этом проявляется одно из многочисленных свойств, сближающих красоту и богатство. Они почти всегда соседствуют друг с другом. Случается, правда, что красивая женщина бывает бедна, но она редко остается бедной навсегда.
Уже совсем проснувшись, господин Ладмираль разглядывал дочь добрыми и восхищенными глазами, со счастливой, будто прилипшей к лицу улыбкой из-под бороды. Как на японских масках. Он был действительно счастлив. Однако слегка нахмурился, увидев выходивших из дома обеспокоенных и еще не проснувшихся окончательно Гонзага и его жену.
- Скажите на милость, - произнес господин Ладмираль. - И вы тут как тут?
Словно они неожиданно, чуть ли не как чужаки, вторглись в семейный круг. Гонзаг почувствовал эту ноту и ощутил легкое раздражение. Тем более что никак не мог застегнуть воротничок.
- Я просил Ирен не будить тебя, - произнес он.
- Я не спал, - живо откликнулся господин Ладмираль.
- Пусть так, - как всегда, согласился Гонзаг. - Но тебе бы не мешало спокойно отдохнуть. А вы что тут делаете? - крикнул он сыновьям. - Зачем надоедаете дедушке?
- Оставь их в покое, - сказала Ирен. - Вечно тебе кажется, будто все друг другу надоедают. Постой-ка... - И, подойдя к брату, она помогла ему застегнуть воротничок, понимая, что самому ему не справиться. - И тебе не стыдно сковывать шею этим орудием пытки? Даже папа на такое не решился бы, а он... Она повернулась к Мари-Терез. - Не иначе как вы заставляете мужа надевать сей пояс целомудрия? Вот черт, я сломала ноготь! Смотри, твои мальчишки помирают со смеху. Насколько я понимаю, они скоро начнут носить кальсоны. Может быть, я вторгаюсь в интимные подробности вашей жизни, но держу пари, что ты тоже носишь кальсоны. Не так ли, Мари-Терез? Он носит кальсоны? Вам, кстати, известно, что я открыла магазин? Да, конечно, вам известно. Я приглашала вас на открытие, но вы не пришли, и напрасно. Мой племянник Эмиль сейчас принесет мне что-нибудь выпить, да поживее, я жду! А потом мы пойдем на прогулку с дедушкой. Здесь можно испечься от жары.. Папа, ты напрасно спишь на солнце после обеда. Вам нужно было предупредить его, что это вредно. Эти двое хотят тебя прикончить, - сказала она, повернувшись к отцу, - я давно об этом догадалась.
Гонзаг терпеть не мог таких шуток.
- Перестань, прошу тебя! - сказал он чуть громче обычного.
Пораженный этим своего рода призывом к порядку, лишь придававшим, к слову сказать, вес речам Ирен, господин Ладмираль почему-то решил, что о его смерти заговорил сын. Он бросил на него недовольный взгляд и сразу почувствовал усталость. "Вечно этот парень говорит о неприятных вещах", - подумал он. И не без труда поднялся с кресла. Гонзаг ринулся к нему, чтобы помочь.
- Оставь! Оставь! Я еще могу сам двигаться, - сказал с некоторым неудовольствием отец.
И оперся о руку Ирен. Она вроде бы не сдвинулась с места, но все равно оказалась рядом с отцом в нужную минуту. Мари-Терез наблюдала эту сцену без какой бы то ни было обиды, ибо была необидчива, и без всякой иронии, ибо ирония не была ей свойственна. "Занятно, - думала она, - что он даже не замечает, как сильно его дочь накрашена. Смотрит на нее, дотрагивается, ощущает запах косметики - и не замечает".
Все направились к дому. В сопровождении брата Эмиль шел им навстречу с бокалом красного вина, налитого Мерседес, которой были известны вкусы дочери хозяина. Ирен залпом осушила бокал.
