Ричард Райт - Человек, который жил под землей

Сторож обалдело оглянулся; он услышал. Но это ничему не помогло: грохнул выстрел, голова сторожа бешено дернулась, он рухнул, как бревно, и замер; пистолет со стуком, ударился об пол.

Трое полицейских вбежали в комнату с пистолетами наготове. Один опустился на колени, перевернул тело сторожа и уставился на рваную алую дыру в виске.

- Правильно мы догадались, - сказал он, не поднимаясь с колен. - Так и есть, он виноват.

- Можно закрывать дело, - сказал другой.

- Понял, что ему крышка, - с угрюмым удовлетворением сказал третий.

Он спустился по водосточной трубе, прополз через все свои ходы и вернулся в пещеру. Лихорадка пробирала его до костей. Ему надо было действовать, но он боялся. Глаза его вперились во тьму, словно им не давали закрыться чьи-то невидимые пальцы, словно лишились век. Мышцы его занемели; ему казалось, что он стоит так уже тысячу лет.

Когда он сдвинулся с места, его движения были точными, мышцам вернулась упругость, они будто зарядились энергией из каких-то запасов. Он пролез через нору в земле, спрыгнул в серый поток сточной воды и зашлепал по каналу. Под уличным перекрестком он поскользнулся, упал навзничь и с головой ушел под воду. Правая рука судорожно вцепилась в выступ перед спуском, и он почувствовал, с какой яростью тянет его вниз течение. Вода доходила ему до шеи; секунду он не двигался. Он знал, что стоит сделать неверное движение, и его затянет вниз. Он взялся за выступ обеими руками и стал медленно подтягиваться. Снова встал на ноги среди бегущей воды и вздохнул с облегчением - смерть миновала его.

Осторожно побрел дальше по сточной воде и остановился там, где на ней лежала паутина света, просочившегося сквозь люк, Увидел крюки, взбегавшие по стене колодца, поднялся по ним, подпер плечом чугунную крышку и чуть отодвинул. Выглянул: на него обрушилась лавина звуков и жаркое солнечное сияние, в котором проплывали смутные тени. Ошпаренный страхом, упал в сероватый поток и застыл в потемках, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Задрожала мостовая, над головой прогрохотал грузовик и, словно предупреждая его, чтобы он сидел в своем мире темного света, с повелительным лязгом вбил крышку в обод люка.

Он не знал, велик ли его страх, потому что страх завладел им целиком; однако это не был страх перед полицией в людьми, а холодный ужас при мысли о тех поступках, которые он неизбежно совершит, если выйдет на жестокий свет дня. Разум его говорил "нет", тело говорило "да", и он не мог разобраться в своих чувствах. Он постепенно распрямлялся - из глотки его вырвался жалобный вой. Он полез наверх и услышал слабые гудки машин. Как обезумевшая кошка, он вскарабкался по стальным крюкам, поддел плечом крышку люка и сдвинул наполовину. Глаза на миг захлебнулись ужасным, желтым светом, и его окружила такая тьма, какой не найдешь в подземелье.

Он высунулся из люка, заморгал, зрение частично вернулось, предметы обозначились. Странное дело: никто не бежал к нему, никто не нападал. Раньте он представлял себе свое появление на свет как отчаянную схватку с людьми, которые потащат его на казнь; а тут жизнь вокруг него застыла это остановился транспорт. Он отодвинул крышку в сторону, встал неуверенно посреди мира, такого хрупкого, что, казалось, он сейчас рухнет и сбросит его в какую-то бездонную пустоту. Но никому не было дела до него. Машины сворачивали в сторону, огибали его и зияющий колодец.

- Чего же ты, чучело, красный фонарь не повесил? - крикнул хриплый голос.

Он понял: его приняли за ремонтника. Опасливо пробираясь между машин, он двигался к тротуару.

- Куда ты прешься, образина?

- Вот, правильно! Постой тут, пока не задавят!

- Ты что, ослеп, паразит?

- Иди домой, проспись!

На тротуаре стоял полицейский и смотрел в другую сторону. Проходя мимо него, он испугался, что сейчас его схватят, но ничего не случилось. Где он? Наяву ли это? Ему хотелось оглядеться, сообразить, где он, но он предчувствовал, что, если сделает это, с ним произойдет что-то ужасное. Он вошел в широкую дверь магазина мужской одежды и увидел в высоком зеркале свое отражение: черное заросшее лицо, торчат скулы, грязная кепка набекрень, глаза красные, остекленелые, рубашка и брюки болтаются, заляпанные грязью. Руки вымазаны в чем-то черном, липком. Он закинул голову и захохотал так, что прохожие останавливались и оглядывались.

Поплелся дальше по тротуару, понятия не имея, куда идет. Но что-то дремавшее в нем гнало его куда-то - кому-то что-то сказать. Через полчаса до его слуха донеслось воодушевленное пение:

Агнец, Агнец, милый Агнец,

Голос твой я слышу вновь.

Ниспошли мне, Агнец, Агнец,

Свою милость и любовь.

Церковь! - вскрикнул он. Кинулся бегом, подбежал к кирпичной лестнице в полуподвал. Это она! В эту церковь он заглядывал. Да, он войдет и скажет им. Что? Он не звал; но, когда он окажется с ними лицом к лицу, он найдет слова. Сегодня воскресенье, догадался он. Сбежал по ступенькам и распахнул дверь; церковь была полна, песня хлынула ему навстречу.

Агнец, Агнец, милый Агнец,

Жизнь свою мне расскажи.

Утоли своею славой,

Агнец, скорбь моей души.

С улыбкой на дрожащих губах он смотрел на их лица.

- Эй! - крикнул он.

Многие повернулись к нему, но песня катилась дальше. Его сильно дернули за руку.

- Извини, брат, здесь так нельзя, - сказал ему мужчина.

- Нет, послушайте!

- В доме божием нельзя буянить, - сказал тот.

- Он грязный, - вмешался другой.

- Но я хочу говорить с ними, - громко сказал он.

- От него воняет, - пробурчал кто-то.

Песня кончилась, но тут же началась новая.

О, дивное виденье на кресте,

Ты жизнь земную светом озаряешь!

О, дивное виденье на кресте,

Любовью ты нам души согреваешь!

Он хотел вырваться, но его уже держало много рук, тащили к выходу.

- Пустите меня! - кричал он, отбиваясь.

- Уходи!

- Он пьяный, - сообщил кто-то. - Как ему не стыдно!

- Ведет себя как ненормальный!

Он понял, что его не станут слушать, и пришел в исступление.

- Да погодите, дайте сказать...

- Уйди от двери, полицию позову!

Взгляд его остановился, дрожащую улыбку потушило удивление.

- Полицию, - рассеянно повторил он.

- Убирайся!

Его вытолкнули на кирпичную лестницу, и дверь захлопнулась. Песня не смолкала.

Видение чудесное,

Зажги мне сердце радостью

И душу напои мою

Любовию и благостью!

Он опять заулыбался. Ну да, полиция... Вот! Как же он раньше не подумал? Нет, эта мысль сидела где-то глубоко, но только сейчас стала главной. На перекрестке он поднял голову и увидел табличку с названиями улиц: КОРТ-СТРИТ - ХАРТСДЕЙЛ-АВЕНЮ. Свернул за угол; перед мысленным взглядом, все заслоняя, стояло здание полиции. Ну да, это там его били, обвиняли, заставляли сознаться. Он придет туда и все разъяснит, даст показания. Какие показания? Он не знал. Он сам и есть показания, и, поскольку ему все совершенно ясно, он сумеет объяснить это другим.

Он дошел до угла Хартсдейл-авеню и повернул налево. Ага, вот и полиция... По лестнице спустился полицейский и прошел мимо, не взглянув на него. Он поднялся по каменным ступенькам, вошел в дверь, остановился; в коридоре стояли несколько полицейских, разговаривали, курили. Один повернулся к нему.

- Тебе чего, малый?

Он поглядел на полицейского и рассмеялся.

- Чего ржешь? - спросил полицейский.

Он оборвал смех и не сводил с полицейского глаз. Он был весь переполнен тем, что хотел сказать им, но сказать он не мог.

- Дежурного ищешь?

- Да, сэр, - быстро ответил он; потом: - Нет, нет, сэр.

- Ну так давай решай.

Его окружили четверо полицейских.

- Я ищу людей, - сказал он.

- Каких людей?

Как ни странно, он не мог вспомнить фамилии тех полицейских; он помнил, как они били его, помнил, какое он подписал признание и как убежал от них. Он видел пещеру поблизости от церкви, деньги на стенах, пистолеты, кольца, секач, часы, бриллианты на полу.

- Они привели меня сюда... - начал он.

- Когда?

Мысль прорвала кляксу времени, прожитого в подземной темноте. Он понятия не имел, сколько прошло времени, - судя по тому, что он там пережил, это время не могло быть коротким, однако разум говорил ему, что времени прошло немного.

- Это было давно. - Он говорил, как ребенок, который пытается рассказать почти улетучившийся из памяти сон. - Это было давно, - повторил он, положившись на подсказку чувств. - Они били меня... Я испугался... Убежал.

Полицейский презрительно покрутил пальцем у виска.

- Того.

- Ты знаешь, где находишься?

- Да, сэр. В полицейском отделении, - ответил он твердо, чуть ли не с гордостью.

- Ну так кто тебе нужен?

- Те люди, - снова сказал он, чувствуя, что они наверняка знают этих людей. - Вы знаете этих людей, - сказал он с обидой.

- Как тебя звать?

Он раскрыл рот, чтобы ответить, но ничего у него не вышло. Он забыл.

Хотя какая разница? Это не имеет значения.