Ирвинг Стоун - Происхождение
Чарлза это несколько обескуражило. Не принял его взглядов Лайель. Шагу ступить не может, не посоветовавшись с богом. Ответил он незамедлительно: "Можно и обойтись. Если признать существование творца, то моя теория естественного отбора и гроша ломаного не стоит. Допустим, что у примитивной ильной рыбы, у которой сохранились и жабры, и легкие, есть пять чувств и зачатки мозга, и, уверяю вас, теория естественного отбора объяснит вам происхождение любого из позвоночных".
Первая неделя ноября принесла радостные перемены: Джон Мэррей прислал экземпляр "Происхождения видов". Чарлз любовно ощупал зеленый матерчатый переплет: пятьсот страниц, печать добротная, даже красивая. Мэррей сообщал, что из первого издания пятьдесят восемь книг отослано Чарлзу, критикам и в книжную палату для заявки авторства, а тысяча сто девяносто два экземпляра уже распроданы на осенней книжной ярмарке, которую устроил Мэррей. Он писал: "Необходимо срочно приступать ко второму изданию".
Счастью Чарлза не было границ!
Прошло еще три дня, и Чарлз получил первый опубликованный отзыв в "Атенее" за 19 ноября. Безымянный рецензент отозвался о книге враждебно. Не остановившись на доводах в пользу теории Дарвина, он упрекнул его в "явном самодовольстве" и в "изрядной самонадеянности и пренебрежении к спорным вопросам". Далее, касаясь теологической стороны, автор оставил Чарлза на милость "церкви, колледжа, лекционного зала и музея".
Чарлз огорчился и в письме к Гукеру попросил узнать, кто писал этот отзыв. "...Очень уж подло спекулирует он на бессмертии, натравливает на меня святых отцов и оставляет на их "милость". На костер он меня, конечно, не отправит, но дровишки приготовит и науськает на меня этих бестий в черных сутанах".
Вслед за этим Чарлз получил письмо от контр-адмирала Роберта Фицроя. Тот возглавлял отдел метеорологической статистики при министерстве торговли, которое изучало данные с британских кораблей о ветрах, атмосферном давлении, температуре, влажности воздуха. Со времени его неудачного визита в Даун-Хаус Чарлз не виделся с ним и не переписывался. Сейчас же Фицрой спешил выразить опасения в связи с чересчур смелыми взглядами Чарлза:
"Вы, вероятно, все эти годы так увлеклись своими голубями и кроликами, микроскопическим анализом, что взялись и общие вопросы рассматривать под микроскопом, а тут надобен телескоп, чтобы пошире охватить; кроме того, вы, очевидно, не удосужились прочитать исследования последних лет и знаете их лишь по обрывочным цитатам, кои можно было обратить себе на пользу. Вы привыкли так работать, и как следствие - субъективизм вместо честных, объективных результатов.
По крайней мере, я не нахожу ничего облагораживающего в том, что происхожу из древнейшего рода... обезьян".
Листок бумаги в руках Чарлза задрожал. В книге ни слова не говорилось о происхождении человека. Он лишь задавался вопросом: "Почему обезьяны не достигают человеческого величия разума?" И отвечал: "Много тому причин, но пока это лишь догадки, не стоит их приводить".
Снова перечитал он статью в "Атенее", может, и она спровоцирована Фицроем? В ней тоже хватает оскорблений:
"В блистательной притче Дизраэли леди Констанс Ролей считает, что человек произошел от мартышки. Эта столь приятная гипотеза перекочевала из литературного произведения в научное и стала едва ли не символом веры мистера Дарвина. Из его взглядов явствует, что человек появился вчера, а завтра исчезнет. О каком бессмертии речь! Человек - существо лишь временное, можно сказать, случайное".
- Ну что ж, - вслух произнес Чарлз, он уже успокоился, - мысль не новая, не первый день об этом говорят. Ясно одно; кому-то очень хочется приписать мне авторство.
24 ноября, день выхода книги в свет, вся семья отметила еще в Илкли. Какая радость! Джон Мэррей уже готовил второе издание трехтысячным тиражом. Пришли поздравительные письма от Лайеля и Гукера, теплые слова поддержки от Томаса Гексли.
- Эти трое - самые близкие, родные люди! - воскликнул Чарлз, прочитав письма Эмме, - с такими друзьями нам никто не страшен.
Откликнулся и сэр Джон Гершель; обычно приветливый, на этот раз он отозвался неодобрительно: "Книгу получил, но взглядов не разделяю".
Чарлз удивился:
- Сам Гершель создал астрономию, так почему же он противится созданию другой науки? Знаешь, я думаю, что мозг человека - что комод. Выдвинешь один ящичек, он пуст, готов к познанию, откроешь другой - забит косностью. Поймем ли мы его когда-нибудь?
- Поймем настолько, чтобы выжить, но не настолько, чтобы упиваться познанным, - едко заметила Эмма.
Еще один приятный сюрприз - письмо от видного ботаника Хьюэта Уотсона: "Начал читать "Происхождение" и не смог оторваться, пока не проглотил всю книгу. Несомненно, Ваши основные взгляды будут приняты и станут основополагающими принципами в науке, то есть в "Естественном отборе". Описаны все основные Законы природы, объяснено все, бывшее неясным, стало понятным представлявшееся запутанным, накопленные знания во многом обогатились. Вы - величайший преобразователь естественной науки в нашем столетии, а то и во всей истории..."
В Лондон к Эразму, где гостили Чарлз с Эммой, приехали Томас и Генриетта Гексли. Томас с порога воскликнул:
- Ваша книга - лучшее, что я читал по естественной истории за последние девять лет со времен работы фон Баэра по эмбриологии! Я ради вашей теории хоть на плаху пойду, и крепко надеюсь, что вы не станете сердиться и огорчаться из-за нападок и неверного толкования ваших взглядов, а их, как я понимаю, будет предостаточно. Однако пусть вас поддерживает мысль, что вы заслужили вечную благодарность всего мыслящего человечества. И пусть не пугают вас всякие шавки, не забывайте, есть друзья, которые в силах постоять за вас и готовы верой-правдой служить вам, хотя ранее вы им в этом частенько и не без причин отказывали. Я и сам готовлюсь к битве, точу когти и вострю клюв.
Последними приехали Джозеф и Френсис Гукер. Джозеф оставил обычную свою серьезность дома в рабочем кабинете, сейчас он смотрел весело, радостно что-то бормотал, тискал Чарлза за плечо.
- Книга отлична от рукописи как небо от земли. "Происхождение" мы прочитали в гостях у Лайелей. Знаете, Лайель прямо оторваться не мог, зачаровала его книга. Да и я считаю, что написано отменно, вы славно потрудились. Успех обеспечен. Спасибо за теплые слова, адресованные мне в предисловии. Для меня это дань любви честнейшего, хотя и заблудшего человека.
Пока Гукер здоровался с остальными гостями, Чарлз отвел его жену в сторону.
- Отец прочитал мою книгу?
- Да.
- И как же мой старый добрый наставник Генсло отнесся к ней? Боюсь, на этот раз ему не за что похвалить ученика.
- Почему же, отдельные главы ему понравились, хотя...
- Он возненавидел меня?
- Нет, по-прежнему любит как сына... и прощает все прегрешения перед господом.
Чарлз всмотрелся в лицо Френсис - копия профессора Генсло, только каждая черточка миниатюрнее.
Гости собрались за столом. Бокалы наполнили холодным белым вином.
Лукаво прищурившись, Эразм поднял бокал и провозгласил тост:
- За происхождение нашего вида! Чарлз Лайель вставил:
- Американец Эмерсон раз сказал: "Берегитесь, когда вседержитель посылает на землю мыслителя".
Через два дня Дарвины вернулись в Даун-Хаус. Тогда-то и оправдались слова Джона Мильтона - тоже выпускника колледжа Христа, - сказанные более двухсот лет назад в "Потерянном рае":
"Поднялся адский шум".
Поразившее всех послание пришло от Адама Седж-вика, старого друга Чарлза. Сейчас Седжвик - каноник в Норидже, лицо весьма влиятельное как в англиканской церкви, так и в Кембриджском университете. Письмо, судя по всему, лишь пристрелка, а настоящий бой Седжвик даст на страницах солиднейшего в Британии журнала, где он частый гость.
После почтительнейших заверений в дружбе, Седжвик перешел к делу:
"Не знай я Вас как человека доброй души и чести, не стал бы писать всего этого... Книгу Вашу прочел скорее с болью, нежели с радостью. Местами она восхитительна, местами же я смеялся до колик; отдельные взгляды повергали меня в печаль, ибо они представляются мне в корне ошибочными и вредными, о чем и скорблю. Предлагаемая Вами человечеству структура развития столь же чудовищна, как и локомотив епископа Уилкинса, на котором он хотел довезти нас до Луны.
...Я ставлю первопричиной волю господню и могу доказать, что она вершится на благо тварей его. И суждение мое непоколебимо, будь оно выражено в словах или, тем паче, в логических построениях. У природы не только физическое, но и моральное, метафизическое начало. И всякий отринувший эту двойственность безнадежно погряз во грехе... Вы не связали первое со вторым, напротив, насколько я понял по некоторым примерам, усердствуете в обратном.
Отдельные места в Вашей книге глубоко оскорбляют мои моральные воззрения".
