Мария Корелли - Вендетта, или История одного отверженного
Я улыбнулся его восторженности и, разливая изысканное «Монтепульчано», предложил ему снять с него пробу. Он так и сделал, высоко оценив аромат, чего многие из так называемых знатоков вин сделать не в состоянии.
«За ваше здоровье, ваше сиятельство! – сказал он. – Желаю вам долгих счастливых дней жизни!»
Я поблагодарил, но в моем сердце я был далек от того, чтобы откликнуться на это доброе пожелание.
«Собираетесь ли вы исполнить пророчество ваших друзей, Андреа? – спросил я. – Вы женитесь?»
Он поставил наполовину полный стакан и загадочно улыбнулся.
«Кто знает! – отвечал он, весело пожав плечами, и все же внезапная нежность его взгляда не избежала моего внимания. – Есть одна девушка – моя мама ее любит – она такая же маленькая и преданная, как была Тереза у Кармело Нери, – и тут он легко коснулся рукой своей груди и улыбнулся. – Она у меня вот здесь. На вид она хрупка как лилия, но на самом деле вынослива как чайка, и никто в целом мире не любит высокие волны больше нее. Вероятно, в декабре, когда цветут белые лилии, кто знает! Может, тогда для нас споют старую песню:
Лишь кто познал горячую любовь,Тот только счастлив может быть!»
И напевая вполголоса куплет известной песни о любви, он поднял свой бокал к губам и с удовольствием осушил его, в то время как его честное лицо сияло от веселья и счастья. Я подумал о том, что вечно слышал одну и ту же историю. Любовь – она искушает, она разрушает и становится проклятием! Неужели не было никакого спасения от этой удивительной ловушки, в которую попадались и где гибли человеческие души?
Глава 33
Вскоре Андреа оставил свои приятные мечты и, пододвинув стул ближе ко мне, начал разговор с таинственным видом:
«Что касается вашего друга, который в беде», – сказал он конфиденциальным тоном, затем остановился и взглянул на меня, как бы спрашивая позволения продолжать.
Я кивнул.
«Говорите, друг мой. Вы все устроили?»
«Абсолютно все! – сообщил он с гордостью. – Поездка пройдет гладко. В пятницу в шесть утра „Рондинелла“, тот корабль, о котором я говорил вашему сиятельству, поднимет якорь и отплывет в Чивитавеккья. Капитан, старик Антонио Барди, будет ждать в течение десяти минут или даже четверти часа, если потребуется, этого…»
«Пассажира, – вставил я. – Весьма любезно с его стороны, но ему не придется задерживать отплытие ни на минуту. Остался ли он доволен оплатой проезда?»
«Доволен! – Андреа рассмеялся вслух, произнеся какую-то добродушную клятву. – Во имя Святого Петра! Если бы он не остался довольным, то заслужил бы потонуть, как собака, в этом плавании! Хотя ему и впрямь обычно нелегко бывает угодить, поскольку он старый, упрямый и твердолобый. Да, он один из тех людей, кто повидал на своем веку так много, что уже устал от жизни. Поверьте мне! Даже штормящее море – лишь искусственный рыбный садок для старого Барди. Но на этот раз он был весьма рад, ваше сиятельство, настолько, что его глаза и язык завязались намертво, так что я не удивлюсь, если ваш друг сочтет его немым и слепым, когда поднимется на борт».
«Это очень хорошо, – сказал я с улыбкой. – Я вас благодарю, Андреа. И попрошу оказать еще одну услугу для меня».
Он доброжелательно кивнул.
«Ваше сиятельство, я всецело к вашим услугам».
«Это всего лишь пустяк, – сказал я. – Нужно будет только забрать маленький чемоданчик, принадлежащий моему другу, и отнести его на борт „Рондинеллы“, оставив под присмотром капитана. Вы сделаете это для меня?»
«С большой радостью! Я могу забрать его прямо сейчас, если вам угодно».
«Это как раз то, чего я хочу. Подождите здесь, и я его принесу».
И, оставив его на пару минут, я зашел в свою спальню и вытащил из серванта, который всегда был заперт на ключ, простой потертый кожаный чемодан, который только недавно сам запаковал втайне от Винченцо, сложив туда самые необходимые вещи. Главную ценность среди них составлял большой рулон банкнот. Это было почти все, что осталось от тех денег, которые я поместил в банк Палермо. Я постепенно обналичил их все, оставив лишь пару тысяч франков, которые мне не были особенно нужны. Я запер чемоданчик; на нем отсутствовало мое имя, и вес его был очень мал. Я отдал его Андреа, который покачал его легко в правой руке и сказал с улыбкой:
«Ваш друг – небогат, ваше сиятельство, если это весь его багаж!»
«Вы правы, – ответил я с легким вздохом, – он действительно очень беден теперь, когда отказался от всего, что могло бы принадлежать ему, после предательства тех людей, для которых он был благодетелем». Здесь я остановился, Андреа слушал меня с сочувствием. «Вот поэтому я и оплатил его проезд, сделав для него все, что было в моих силах».
«Ах! У вас доброе сердце, ваше сиятельство, – пробормотал сицилиец задумчиво. – Если бы только было больше таких людей, как вы! Нередко, когда фортуна дает человеку хорошего подзатыльника, то и все окружающие его люди считают своим долгом добавить еще и от себя. И таким образом, бедного неудачника забивают до смерти! Этот ваш друг еще молод, несомненно?»
«Да, достаточно молод – ему нет и тридцати».
«Да вы ему в отцы годитесь! – воскликнул Андреа восторженно. – Надеюсь, что он вам искренне благодарен, ваше превосходительство!»
«Я тоже так надеюсь, – сказал я не в силах удержать улыбки. – А сейчас, друг, возьмите это, – и я положил маленький запечатанный конверт ему на ладонь. – Это вам! Не открывайте его, пока не окажетесь дома с матерью, которую так любите, и с милой леди, о которой недавно упоминали. Если содержимое конверта вас обрадует, а я уверен, что так и будет, то подумайте о том, что и я тоже разделяю частичку вашего счастья».
Его темные глаза сверкнули благодарностью, пока я говорил, и, поставив кожаный чемоданчик на пол, он протянул мне руку несколько застенчиво, но дружелюбно. Я тепло пожал ее и попрощался с ним.
«Во имя бога Бахуса! – сказал он со стыдливым рвением. – Должно быть, сам дьявол тянет меня за язык! Я вам должен что-то сказать, ваше сиятельство, но никак не нахожу верных слов. Я, пожалуй, смогу вас отблагодарить лучше, когда мы встретимся в следующий раз».
«Да, – ответил я мечтательно и несколько устало, – во время следующей нашей встречи, Андреа, вы сможете отблагодарить меня; поверьте, мне не нужно лишних слов».
И так мы расстались, чтобы никогда больше не встретиться вновь: он вернулся к своей опасной и приятной жизни, состоявшей из моря и ветра, а я… но не стану торопить события. Шаг за шагом, следуя лабиринтами моей памяти, позвольте мне пройти по земле, орошенной кровью и слезами, не упуская ни одного острого камня подробностей на мрачном пути, ведущему к горькому концу.
В тот же вечер я говорил и с Винченцо. Он пребывал в меланхоличном и молчаливом настроении, вызванном новостью, которую я объявил ему еще раньше, а именно, что его услуги мне не потребуются во время нашего свадебного путешествия. Он надеялся сопровождать меня и занять должность курьера, лакея, мажордома и в целом личного помощника; эта надежда частично успокаивала ту досаду, которую он явно чувствовал с тех пор, как мы объявили о нашей свадьбе. Теперь же его планы рухнули и, если вообще добрый парень мог находиться в плохом настроении, то он точно в нем пребывал. Он стоял передо мной со своим обычным почтением, но избегал при этом смотреть в глаза и остановил свой пристальный взгляд на ковровой дорожке. Я обратился к нему веселым голосом:
«Боже мой, Винченцо! Наконец радость пришла и ко мне, как видите! Завтра я женюсь на графине Романи – на самой прекрасной и, вероятно, богатейшей женщине Неаполя!»
«Я знаю, ваше сиятельство», – сказал он с тем же опущенным взглядом и печальным видом.
«Вы не рады, полагаю, перспективе моего счастья?» – спросил я насмешливо.
На секунду он поднял глаза, а затем столь же быстро опустил их вновь.
«Если бы ваш слуга мог быть уверен в том, что ваше превосходительство и впрямь счастливы, то это было бы прекрасно», – отвечал он двусмысленно.
«А вы не уверены?»
Он помолчал, а затем уверенно ответил:
«Нет, ваше сиятельство не выглядит счастливым. Поистине, нет и нет! У него вид одновременно печальный и усталый».
Я безразлично пожал плечами.
«Вы ошибаетесь на мой счет, Винченцо. Я хорошо себя чувствую и вполне счастлив. Боже мой! Кто же может быть счастливее? Но что касается моего здоровья и счастья, то они для меня ничего не значат и еще меньше должны бы значить для вас. Послушайте, есть кое-что, о чем я хотел бы вас попросить».
Он искоса взглянул выжидающим взглядом. Я продолжал:
«Завтра вечером я хочу, чтобы вы уехали в Авеллино».
Он был крайне удивлен.
«В Авеллино! – пробормотал он на выдохе. – В Авеллино!»
«Да, в Авеллино, – повторил я несколько нетерпеливо. – Неужели это так удивительно? Вы передадите от меня письмо для синьоры Монти. Послушайте, Винченцо, вы были так преданы и столько для меня сделали, что я жду от вас теперь той же искренней верности и повиновения во всем. Завтра, когда начнется бал, вы мне здесь не понадобитесь, так что можете сесть на девятичасовый поезд до Авеллино и – поймите меня правильно – там вы и останетесь до тех пор, пока не получите от меня дальнейших указаний. Вам не придется долго ждать и вскоре, – здесь я улыбнулся, – вы сможете заполучить любовь Лилы».
