Эжен Сю - Вечный жид
– Лгать мне всегда казалось большей дерзостью, чем сказать правду.
– Но откуда же вы возвращались, мадемуазель, где вы были?
– Я никогда не лгу, – прервала княгиню молодая девушка – но я никогда не скажу того, чего не хочу сказать. Оправдываться, когда предъявляют столь гнусные обвинения, по-моему, низость. Оставим же этот разговор: ничто не заставит меня изменить моему слову. Перейдем к другому. Вы хотите учредить надо мной унизительную опеку, а я хочу жить по-своему, Увидим, кто уступит: вы или я. Затем я должна вам напомнить, что дом этот принадлежит мне. Раз я из него ухожу, то мне все равно, останетесь вы в нем или нет. Но что касается нижнего этажа, тех двух апартаментов, которые там находятся, кроме приемных комнат, ими я распорядилась: они мне нужны на определенное время.
– Вот как! – заметила княгиня с иронией, изумленно глядя в то же время на аббата. – Могу я узнать, для кого эти помещения вам нужны?
– Для моих трех родственников.
– Что это значит? – с возрастающим изумлением спрашивала госпожа де Сен-Дизье.
– Это значит, что я хочу предложить гостеприимство одному молодому индийскому принцу, родственнику мне по матери, который приедет сюда дня через два или три. К этому времени помещение должно быть готово.
– Слышите, господа? – обратился к доктору и барону аббат с хорошо разыгранным изумлением.
– Это превосходит все ожидания! – сказал барон.
– Побуждения, как всегда, самые великодушные… Но увы! безумная головка!.. – с прискорбием проговорил доктор.
– Превосходно! – заметила княгиня. – Я не могу, конечно, вам помешать высказывать самые сумасбродные желания!.. Вы, вероятно, на этом еще не остановитесь?
– Нет, мадемуазель! Я узнала, что еще две мои родственницы с материнской стороны, дочери маршала Симона, две сиротки, лет пятнадцати или шестнадцати, приехали вчера в Париж после долгого путешествия и остановились у жены одного честного солдата, который привез их сюда, во Францию, прямо из Сибири…
При этих словах Адриенны д'Эгриньи и княгиня вздрогнули и обменялись взглядом, полным ужаса. Для них было громовым ударом известие, что Адриенна знала о прибытии в Париж дочерей маршала Симона: ничего подобного они не ожидали.
– Конечно, вы очень удивлены, что мне все это так хорошо известно, – сказала Адриенна, – но я надеюсь вас еще сильнее удивить! Впрочем, не будем больше говорить о дочерях маршала Симона. Вы, конечно, понимаете, княгиня, что их невозможно оставить у тех великодушных людей, которые их временно приютили. Хотя это – прекрасная, трудолюбивая семья, но им место все-таки не там… Итак, я сегодня же привезу их сюда и помещу в доме вместе с женой солдата, которая будет им прекрасной няней.
Д'Эгриньи взглянул при этих словах на барона, и последний воскликнул:
– Определенно, она помешалась!
Адриенна прибавила, не обращая внимания на возглас Трипо:
– Маршал Симон ожидается в Париже с минуты на минуту. Вы, конечно, поймете, княгиня, что мне будет приятно доказать ему, что его дочери нашли у меня достойный прием. Я завтра же приглашу модисток, портных, чтобы позаботиться об их туалете; надо, чтобы они ни в чем не нуждались. Мне хочется, чтобы отец увидел дочерей во всей их красоте; говорят, они хороши, как ангелы… Ну, а я, простая смертная, хочу сделать из них подлинных купидонов!
– Ну что же… все ли вы, наконец, высказали? – гневным и саркастическим тоном промолвила княгиня, в то время как д'Эгриньи старался под спокойной и холодной личиной скрыть овладевшее им смертельное беспокойство. – Подумайте еще… нет ли у вас на примете еще кого-нибудь из членов этой занятной семейной колонии… Право, даже королева не могла бы действовать более величественно…
– Вы угадали… я и хочу оказать моей семье королевский прием, которого заслуживают сын короля и дочери маршала герцога де Линьи. Так приятно иметь возможность соединить роскошь богатства с роскошью сердечного гостеприимства!
– Что и говорить, это очень великодушно! – все более и более волнуясь, говорила госпожа де Сен-Дизье. – Жаль только, что для выполнения таких планов у вас нет золотых россыпей.
– А вот кстати насчет золотых россыпей. Я не подыщу более удобного случая, как теперь, чтобы поговорить с вами по этому поводу… Как ни велико мое состояние, но сравнительно с тем, какое может достаться нашей семье, оно является ничтожным. Когда это случится, вы, мадам, может быть, извините мне мою королевскую расточительность, как вы это называете.
Д'Эгриньи чувствовал, что под ним колеблется почва… Дело о медалях было настолько важно, что он скрыл его даже от доктора Балейнье, хотя и прибегал к его услугам из-за значительности событий; барон тоже ничего не знал, потому что княгиня тщательно уничтожила в бумагах отца Адриенны все, что могло ее навести на след. Кроме того ужаса, который испытали сообщники, увидев, что тайна известна мадемуазель де Кардовилль, они трепетали от страха, что она ее откроет всем. Испытывая подлинный ужас, княгиня живо перебила речь племянницы:
– Некоторые вещи должны оставаться семейной тайной, мадемуазель; и хотя я не знаю, на что вы тут намекаете, но все-таки требую, чтобы вы прекратили этот разговор!
– Как это, княгиня? Почему?.. Разве мы не в своей семье?.. Я думала так по крайней мере, когда выслушивала милые любезности, которыми меня осыпали.
– Это совсем не то… Есть вещи, касающиеся денег, о которых говорить совершенно излишне, если не имеешь в руках доказательств…
– Да ведь мы только и делали, что говорили об этом! Право, я не понимаю, чему-вы удивляетесь… чем смущаетесь, наконец…
– Я не удивлена и не смущена нисколько… но… вы тут целые два часа заставляете меня слушать такие несообразности, такие нелепости… что мое изумление вполне понятно.
– Извините, княгиня… Вы сильно смущены… да и господин аббат также… В связи с некоторыми имеющимися у меня подозрениями… это наводит меня на мысли…
Помолчав немного, Адриенна прибавила:
– Да… неужели же я угадала?.. Увидим…
– Я приказываю вам замолчать! – окончательно потеряв голову, закричала княгиня.
– Ах, мадам, – сказала Адриенна, – для особы, умеющей собою владеть, вы сильно себя компрометируете.
В этот опасный момент провидение пришло, как говорится, на помощь княгине д'Эгриньи в лице расстроенного и смущенного лакея, быстро вошедшего в комнату.
– Что случилось, Дюбуа? – спросила его госпожа де Сен-Дизье.
– Прошу извинить, княгиня, что я осмелился войти к вам, несмотря на ваше приказание, но господин полицейский комиссар желает видеть ваше сиятельство немедленно. Он ждет внизу, а на дворе стоят полицейские и солдаты.
Несмотря на глубокое изумление, вызванное этим новым событием, княгиня, желая воспользоваться случаем, чтобы быстро посоветоваться с д'Эгриньи по поводу угрожающих намеков Адриенны, сказала аббату, поднимаясь:
– Господин аббат, не будете ли вы столь любезны пойти со мной? Я совершенно теряюсь: что должно означать присутствие у меня полицейского комиссара.
Господин д'Эгриньи последовал за княгиней.
9. ИЗМЕНА
Выйдя в другую комнату, рядом с кабинетом, в сопровождении аббата и Дюбуа, княгиня спросила:
– Где же комиссар?
– Он в голубой гостиной, сударыня.
– Попросите его подождать минутку.
Лакей поклонился и вышел.
Княгиня приблизилась к д'Эгриньи, лицо которого, обыкновенно гордое и надменное, поражало теперь бледностью и угрюмостью.
– Видите, она все знает! – поспешно заговорила княгиня. – Что же теперь делать? Что делать?
– Не знаю, – сказал аббат с удрученным и остановившимся взглядом. – Это страшный удар!
– Неужели все погибло?
– Остается одно спасение… вся надежда на доктора!..
– Но как это сделать… так скоро? сегодня?
– Через два часа будет уже поздно. Эта чертовка увидится с дочерьми маршала Симона и…
– Но ведь это невозможно, Фредерик! доктор не может… надо было заранее все подготовить… как было решено раньше, после допроса…
– А между тем необходимо, чтобы Балейнье попытался это устроить сейчас… не откладывая ни минуты…
– Под каким же предлогом?
– Надо придумать!
– Ну, положим, вы и придумаете, Фредерик, да ведь там-то еще ничего не готово.
– Насчет этого не тревожьтесь… В виду всевозможных случайностей там всегда все готово.
– Но как предупредить доктора? – продолжала княгиня.
– Если его вызвать… это может возбудить подозрение вашей племянницы, – задумчиво говорил д'Эгриньи, – а этого надо избегать…
– Конечно… – сказала княгиня. – Ее доверие к нему – наша основная надежда.
– Вот что! – воскликнул аббат. – Мне пришла мысль… я сейчас напишу Балейнье записку… Кто-нибудь из ваших слуг ему подаст ее, как присланную с нарочным от какого-нибудь больного…
– Великолепная мысль!.. – обрадовалась княгиня. – Вы прекрасно придумали… Пишите, пишите же скорее… здесь на столе все есть для письма… но удастся ли это доктору?
