Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль
– Ой, дорогая моя! Ты просто восхитительно сыграла свою роль! – воскликнула Ида.
– Но как же это жестоко! Когда я увидела, как он огорчился и удивился, то едва не бросилась ему на шею и не призналась во всем. Тебе не кажется, что мы зашли достаточно далеко?
– Нет-нет-нет, и не близко. Тебе нельзя размягчаться, Клара. Как забавно, что я веду тебя за собой. Это все необычно. Если мы продолжим начатое, то сможем всю жизнь утверждать, что спасли его. А если нет, то никогда этого себе не простим, Клара.
Глава 10. Женщины будущего
С того дня доктор лишился покоя. Никогда еще спокойный и степенный дом столь внезапно не превращался в шумный базар, а довольный жизнью человек во мгновение ока не становился убогим горемыкой. Раньше он в полной мере не осознавал, насколько плотно дочери ограждали его от малейших житейских неудобств. А теперь, когда они не только перестали охранять его покой, но и сами стали источником неприятностей, он начал осознавать, какой благодатью была его прежняя жизнь, и со вздохом вспоминал счастливые деньки до того, как дочери попали под влияние соседки.
– Вы какой-то несчастный, – однажды утром заметила ему миссис Уэстмакотт. – Вы бледны, и вид у вас нездоровый. Вам нужно прокатиться со мной на тандеме километров десять-пятнадцать.
– Меня беспокоят дочери.
Они прогуливались по саду. Время от времени за их спинами из дома доносились протяжные и грустные звуки валторны.
– Это Ида, – сказал доктор. – Ей нравится играть на этом жутком инструменте в перерывах между занятиями химией. И с Кларой дела не лучше. Все это становится совершенно невыносимым, доложу я вам.
– Ах, доктор, доктор! – воскликнула вдова, наигранно грозя ему пальчиком и улыбаясь белозубой улыбкой. – Нужно следовать своим принципам и предоставить дочерям ту же свободу, какую вы требуете для других женщин.
– Свободу, мадам, свободу! Но нельзя поощрять вольности.
– Закон един для всех, друг мой. – Она с упреком похлопала его по руке зонтиком от солнца. – Когда вам было двадцать лет, ваш отец, полагаю, не возражал против занятий химией или игры на музыкальных инструментах. А если бы возражал, вы бы решили, что это тирания.
– Но они обе так внезапно переменились.
– Да, я заметила, что в последнее время они сделались горячими сторонницами женских свобод. Думаю, из всех моих учениц именно они станут самыми преданными и последовательными, что более чем естественно, поскольку их отец принадлежит к числу наиболее ревностных поборников нашего дела.
Доктор вздрогнул от нетерпения.
– Похоже, я окончательно утратил всякий авторитет! – воскликнул он.
– Нет-нет, мой дорогой друг. Они немного перешли границы установившихся стереотипов – только и всего.
– Мадам, вы и представить себе не можете, что мне приходится терпеть. Это просто ужас какой-то. Вчера поздно вечером, когда я погасил у себя в спальне свечу, то наступил ногой на что-то гладкое и твердое, что тотчас же выскочило у меня из-под ног. Вообразите мой ужас! Я зажег газовый рожок и увидел большую черепаху, которую Клара надумала завести в доме. По-моему, иметь таких домашних питомцев – какая-то жуткая привычка.
Миссис Уэстмакотт улыбнулась с деланной вежливостью.
– Благодарю вас, сэр, – произнесла она. – Это тонкий намек на мою бедную Элизу.
– Даю слово, что забыл о ней! – воскликнул доктор, залившись краской. – Одного такого питомца вынести можно, но два – это уже слишком. Ида завела обезьянку, которая обитает на карнизе для занавески. Совершенно несносное создание! Оно будет сидеть совершенно неподвижно, пока не убедится, что вы забыли о его присутствии, после чего вдруг внезапно принимается прыгать вдоль стен с картины на картину, а в конце раскачивается на шнуре для звонка и прыгает вам прямо на голову. За завтраком она стащила сваренное в мешочек яйцо, разбила его и обмазала им дверную ручку. Ида называет подобные выходки забавными трюками.
– О, все встанет на свои места, – ободряюще проговорила вдова.
– И Клара тоже не лучше, Клара, которая раньше была такой доброй и заботливой, вся в покойную мать. Она упорно следует своей блажи стать лоцманом и не говорит ни о чем ином, кроме как о вращающихся маяках, подводных камнях, сводах сигналов и прочей ерунде.
– Но отчего же блажи? – спросила вдова. – Что может по благородству сравниться с профессией, которая содействует торговле и помогает морякам благополучно прибыть в порт? Полагаю, что у вашей дочери есть все данные, чтобы стать лоцманом.
– В таком случае прошу меня простить, но я с вами не согласен.
– И все же вы непоследовательны.
– Извините, мадам, но я вижу это дело в ином свете. И буду премного вам обязан, если вы, пользуясь своим влиянием, разубедили бы мою дочь.
– Вы хотите и меня сделать непоследовательной.
– Выходит, вы отказываетесь?
– Боюсь, что не могу вмешиваться в ее дела.
Доктор очень разозлился.
– Очень хорошо, мадам, – проговорил он. – В таком случае могу лишь сказать, что имею честь пожелать вам всего наилучшего.
Он приподнял широкополую соломенную шляпу и зашагал по посыпанной гравием дорожке. Вдова смотрела ему вслед сверкающими глазами и с удивлением призналась себе, что чем мужественнее и агрессивнее доктор себя вел, тем больше он ей нравился. Это было нелогично и противоречило всем ее принципам, но обстояло именно так, и дело нельзя было поправить никакими аргументами.
Разгоряченный и злой, доктор скрылся в своей комнате, где погрузился в чтение газеты. Отдаленные взвизгивания валторны говорили о том, что Ида наверху, у себя в будуаре. Клара сидела напротив доктора в окружении своих несносных таблиц и с синим томом в руках. Он поднял глаза, и его взгляд ошеломленно застыл на ее юбке.
– Клара, дорогая, – воскликнул он. – Ты порвала юбку!
Та рассмеялась и разгладила одежду. Доктор с ужасом заметил, что видит красный плюш кресла там, где должно быть платье.
– Ты ее всю изорвала! – вскричал он. – Что ты такое сделала?
– Дорогой папа! – откликнулась Клара. – Разве ты сведущ в загадках дамских платьев? Это кюлоты.
Присмотревшись, доктор увидел, что это они и есть, и на его дочери было надето нечто вроде свободных и очень длинных бриджей.
– Их очень удобно носить с высокими резиновыми сапогами, – объяснила Клара.
Отец грустно покачал головой.
– Твоей дорогой мамочке это бы не понравилось, Клара, – проговорил он.
В тот момент заговор чуть не рухнул. В негромком упреке и упоминании о матери было нечто такое, от чего на глазах у Клары выступили слезы. Еще секунда – и она бросилась бы перед отцом на колени и во всем призналась, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетела Ида. На ней была короткая серая юбка, как у миссис Уэстмакотт. Она приподняла руками подол с обеих сторон и пустилась в пляс вокруг мебели.
– Я как танцовщица из мюзик-холла «Гейти»! – воскликнула она. – Вот, наверное, здорово
