Рецепт любви. Жизнь и страсть Додена Буффана - Марсель Руфф
– До этого момента, дитя мое, мы обсуждали с вами только теорию. Возможно, мы сможем договориться, особенно если вы будете слушаться моих советов и следовать за моим вдохновением. Но вам нужно выполнить практическое задание. Приходите завтра часов в восемь. Вы приготовите для меня обед, который должен быть подан ровно в час дня. Я встаю в семь утра и на завтрак ем только яйца и солонину из свинины. Пока моя горничная с этим справится.
Доден-Буффан испил эту чашу до дна. День за днем он с ужасом и трепетанием вкушал самые разнообразные блюда: цыплят, затушенных безо всякого сострадания под горой помидоров, разваренное в тряпку мясо с луком и уксусом, сухих и чахлых куропаток, фрикасе из телятины без соуса и намека на нежность, крольчатину без дымка, яблоки во фритюре без хрустящей корочки, флажоле, больше напоминавшую собой унылую зеленую кашу, а не нежную подрумяненную фасоль, словно в такой стране, как Франция, где изысканная кулинария является не меньше чем национальным достоянием, кухарка, на которую можно было бы возложить надежды, является чем-то совершенно невообразимым.
Все же следует добавить, что безупречный, гениальный Доден, который не допускал ни малейшего изъяна в том, что касалось кулинарного искусства, Доден, чей тончайший вкус не мог не заметить четвертинку горошка перца, добавленную по ошибке, или щепотку соли, пропущенную по недосмотру, от кого не могли ускользнуть лишние или недостающие две минуты приготовления, следует признать, скажем мы, что он прогнал со своей кухни немало талантов, которые другие гурманы – и весьма справедливо – не побоялись восхвалить.
Он искал совершенство. И сколько раз во время долгих поисков, последовавших за смертью Эжени Шатань, методично разжевав и проглотив несколько кусочков блюда, поданного под видом кордон блю, он откладывал салфетку в сторону и, не сердясь, уходил прочь, ища убежища на кухне – безусловно, достойной и благородной… конечно, для кого угодно, кроме него – в «Кафе де Сакс»! Он смиренно принимал посредственную стряпню трактира. На собственной кухне он мог терпеть только абсолютную безупречность.
Тянулись горестные недели. В дом Додена нередко заглядывали толстые и низкорослые кухарки с обветренными щеками, детскими глазками и неопрятно подстриженными, редкими и зачесанными назад блестящими волосами. Приходили и высокие и худые соискательницы, прячущие в уголках губ горечь невольной девственности, кандидатки среднего роста, ничем не примечательные, словно ариетты из итальянской оперы, увенчанные выцветшими соломенными шляпками с давно пожухшими полевыми цветами. Ни одна из них, едва переступив порог, не подавала ему надежды на талант, который можно было бы раскрыть и развить. Его великая душа наполнилась тоской. В эти трудные времена он хотя и не злоупотреблял, но все же потреблял с меньшей умеренностью, чем обычно, это светло-красное свежее и дружелюбное вино, чье наличие в погребе «Кафе де Сакс» всегда вызывало в его сердце особый укол зависти. Единственная гордость этого заведения, простое местное вино почтенного возраста, выращенное на лучших склонах и вызревшее в знаменательный год, поражающее своей кристальной простотой, очаровывающее своей тонкой воздушностью, которое податливо скользило или, скорее, впитывалось в горле, а едва дойдя до глубины желудка, продолжало отдавать свой бесподобный аромат ежевичного нектара.
В одно сентябрьское воскресенье дверь в библиотеку открыла горничная и со странной улыбкой объявила Додену-Буффану, что некто дожидается его в гостиной. С прискорбным видом уже отчаявшегося человека Доден просто сказал:
– Пригласите.
Застенчивое существо тревожно переступило через порог. Одним взглядом Доден, как истинный знаток, разглядел под деревенским, слегка выцветшим цветочным ситцем крепкое и упругое тело, особенно грудь. Очаровательные черты лица, наивные и покорные глаза, длинные ресницы, из-под тени которых лучился поток теплоты. Маленькая шляпка, сумасшедшие белокурые локоны, полные нежных бликов, эстетически обрамляли лицо и подчеркивали лоб, говорящий о явном уме его обладательницы. В поведении и в скромности девушки читалось стремление к жизни, в которой не было места праздности и искушению сбежать в конце рабочего дня на какое-нибудь свидание и которая безоговорочно была посвящена домашнему и тихому счастью хозяев, истинных ценителей спокойствия и скрытых от постороннего взгляда страстей: полковников в отставке, бережливых коммерсантов или неопытных студентов. Мудрая хозяйка дома не задумываясь наняла бы на работу эту сирену кулинарии, чтобы не только заручиться преданностью и качеством в работе, но гарантированно удержать мужа под крышей своего дома. Доден без каких-то дополнительных расспросов сразу придвинул свой стул немного ближе к креслу, в которое усадил претендентку. Он принялся энергично растирать колени ладонями, словно пытаясь намагнитить их, чтобы они оставались на месте. В конце концов он рассудительно поместил руки в карманы. Сказать по правде, Гримо де Ла Реньер в тот вечер так и остался стоять на полке в полном недоумении, почему его в его прекрасном переплете из телячьей кожи не пригласили на беседу. Додену даже не пришла в голову мысль подняться со стула, который каким-то неведомым образом оказался придвинут так близко к креслу, в котором сидела прелестная кандидатка. К сожалению, первая же беседа показала хозяину ее полную и непостижимую некомпетентность в кулинарии, весьма скудные познания и практически нулевой опыт. Любая другая тут же была бы исключена. Он без промедления отправил к чертям всех кандидаток, которые, несомненно, были более квалифицированы и знали толк в кухне куда лучше, чем эта Агнес, но на которых милость небесная не снизошла в таком изобилии. Доден хотел надеяться вопреки всякой надежде. Он отчаянно ждал этой вспышки взгляда, которая позволила бы ему наконец обрести волшебное единение его желаний. И чтобы позволить этой вспышке озарить темное небо, чтобы позволить этому чуду свершиться, он провел для застенчивой и несведущей дебютантки продолжительную экскурсию по столовой и кухне, хитрым образом распахивая двери перед ней так, чтобы, проходя через них, мог хоть немного соприкоснуться с ней. И все же он чувствовал, как в пылу этого соприкосновения все благородство его идей терпело сокрушительное поражение, ведущее его прямиком к капитуляции. Дерзновенно утверждая, неизвестно с какой целью, что кухарка должна знать место, где она призвана служить, он провел ее через гостевую спальню и туалетную комнату и, возможно
