Давай никому не скажем
Как потом выяснилось, хрен этот из интеллигентов оказался: поднявшись из грязной лужи, молча убежал, а на следующий день побои снял и заяву в ментовку накатал. Я хотел по-тихому все уладить, даже денег предложил. Ведь и не бил его толком, так, пару лещей, не больше, но индивид попался упертый: кричал, что за содеянное мы теперь должны быть наказаны по всей строгости закона.
Когда отцу из ментовки позвонили, того чуть удар не стукнул. Это же скандал! Сын заместителя главы администрации избил первокурсника. Еще и инвалида по зрению, как оказалось. Ну да, он в окулярах был, но кто ж знал, что инвалид?
Тогда батя на меня всех собак спустил, но помог, утряс как-то через знакомых — благо их у него половина города. Очкарику быстро и фейс подправили, и операцию по замене хрусталика без очереди сразу организовали. Только все забываться стало, и вот опять двадцать пять — теперь бывший какой-то у Леры на горизонте объявился. Демьян как маленький, честное слово, старше всех в компании, пора бы самому научиться проблемы перетирать.
Выкинул окурок на асфальт и, увидев яростный взгляд тети Тони, дворничихи, поднял, и аккуратно опустил в урну. Любой труд надо уважать.
Забежал в обшарпанное здание, пары уже начались, коридоры опустели. Слегка пахло свежей краской, на подоконниках виднелись липкие отпечатки пальцев. Пару стекол прихвачены изолентой: порыв ветра — полетит вся эта конструкция к чертям собачьим кому-нибудь на голову. Давно уже пора новые окна поставить и вообще ремонт нормальный сделать, да администрация что-то жмется средства выделить. Курага отца моего пыталась подбить на это дело, чтоб устроил все как надо, и он вроде даже как обещал помочь.
Из-за отца ко мне в колледже особое отношение, что, с одной стороны, хорошо. Закрывают глаза на косяки. И, с другой стороны, вроде как не совсем хорошо. Не хотелось, чтобы все думали, что мои отметки — батиных рук дело. У меня и без его помощи оценки нормальные, хотя я и не учу ничего толком. Как-то само собой выходит, там запомнил, там списал — зачет есть.
Шагая как можно тише, миновал учительскую. Не дай-то бог директриса, которую все студенты за глаза называли Курагой, засечет, что кто-то по коридору во время пар ходит. Проблем не оберешься.
Она вроде тетка с виду мелкая, спокойная, голос в жизни ни на кого ни разу не повысила, а все в шараге ее боятся как огня. По струнке ходят, говорят полушепотом. Даже Круглов, совсем безбашенный, и то варежку при ней закрывает, не желая связываться с «Гитлером в юбке».
Поднимаюсь на третий — Долгополова навстречу по лестнице мчится, чуть с ног не сбила.
— Ты куда это?
— Пошел в жопу.
И ускакала.
Приплыли. Нет, то, что у Долгополовой пуля в голове — это всем давно известно, но сейчас-то я ей слова плохого не сказал, челку ее дебильную не высмеивал.
Подошел к кабинету английского, слышу — ржут. Нет преподши, что ли, в аудитории, должна же была сегодня новая прийти...
Открыл дверь и даже поначалу решил, что ошибся кабинетом: стоит девчонка, глазищи огромные, напуганные, красивая такая. Даже Минаева рядом не валялась.
Стоит и мнется, ладошки в кулачки сжимает, дрожит даже как будто. Кто такая? Новенькая, что ли...
— Можно войти? Плиз.
Все заржали еще громче. Девчонка журнал взяла и допрос устроила. Оба-на! Она и есть новая англичанка, что ли? Нет, говорили, что молодая какая-то пришла, но чтоб настолько... А еще не сказали, что такая красотка.
И вот как теперь о спряжениях и произношении думать, когда перед глазами столь очаровательное создание?
Минаева, напротив, шепчет что-то, глазки строит, а я сижу и на училку смотрю. А она вроде как будто даже засмущалась немного. Глаза опускает и тут же мельком снова смотрит. Хмурится, всеми силами пытаясь делать вид, что все под контролем.
Даже азарт захватил, сижу уже специально глазею, насколько ее хватит. Даже настроение сразу поднялось.
Глянул, Горшок тоже сидит и плотоядно лыбится, да и остальные сразу перья распушили, показывая, кто на что горазд.
Неожиданно до этого скучные пары английского заиграли вдруг новыми яркими красками. Кажется, учебный год обещает быть интересным.
