Джон Карр - Расследования доктора Гидеона Фелла. Преступный замысел (сборник)
Уоррен похлопал Моргана по руке.
– Она подает нам тайный знак, – тихо сказал он. – Не оборачивайся, заметят. А нет, погоди-ка. Это не тайный знак, а вполне явный. Она хочет, чтобы мы подошли.
– Исумрут у старикоф? – Валвик оглянулся через плечо. – Хаа! Токда фсе ф порятке. Йа уш сапеспокоился.
– Боже, надеюсь, что да, – с жаром выдохнул Морган. – Но Пегги не выглядит довольной. Доедай завтрак, шкипер, и присоединяйся к нам. Курт, идем. Ты дочитал статью?
– Конечно, – не шевеля губами ответил Курт, пока они шли через танцпол к другому столику. – И не надо тут комментариев о моем образовании. Я сейчас тебе все расскажу. Значит, дядя Пегги молодец. Как восьмицилиндровый двигатель среди развалюх, он гений в среде классических драматургов, и второго такого не было со времен Мольера. И, если кто осмелится критиковать его, мы решительно ответим ему: «Je ne sais quoi»[58]. Вероятно, мне следует отметить, что речи персонажей присущи нотки реализма, особенно когда мы внемлем столь ярким героям, как великий Роланд, подлинный рыцарь, или же могучий Бангамбра, мавританский эмир, чей визуальный образ…
– Визуальный, – прозвучал громкий, уверенный голос мистера Лесли Перригорда. – Визуальный образ. Именно так.
Морган смерил его взглядом. Критик сидел, выпрямившись, за столиком, крепко сжимая в руке вилку. Он размеренным жестом выводил зубцами вилки какие-то загогулины на скатерти и цедил слова сквозь стиснутые зубы. В мистере Лесли Перригорде не было никакого жеманства, которое так раздражало Моргана в современных интеллектуалах. Критик выглядел так, будто он способен подняться на арену и поучаствовать в состязании штангистов. Или остановить на скаку лошадь. Высокий блондин с орлиным носом и неподвижным взглядом, он говорил и говорил, не глядя ни на кого в частности. И казалось, что мысли его витают где-то далеко. Если бы не двигались его усы, можно было бы подумать, что кто-то другой говорит за него при помощи чревовещания. Но, начав монолог, он, казалось, не собирался останавливаться.
Поток словоблудия из уст мистера Перригорда был прерван Пегги – что, впрочем, удалось ей лишь потому, что критику понадобилось освежиться.
– О, прошу прощения, – сказала она. – Мне жаль прерывать вас, но я хотела бы представить вам двух своих хороших друзей. Мистер Уоррен, мистер Морган…
– Прия-атно позна-акомиться, – манерно протянула миссис Перригорд.
– А? – откликнулся мистер Перригорд. Он был не рад вторжению. Он как раз навешал тумаков Уильяму Шекспиру и в придачу подзатыльников Бену Джонсону, и ему явно не понравилось, что его перебили. – О? Рад, рад. Я… мм… как раз en passant[59] озвучивал кое-какие элементарные тезисы речи, которую меня попросили произнести на сегодняшнем концерте. – Его тонкие губы растянулись в улыбке. – Но… ах, боюсь, это утомит вас. Это лишь небольшая речь, предваряющая представление мистера Фортинбрасса. Боюсь…
– О, конечно, им будет интересно, мистер Перригорд! – с жаром возразила Пегги. – Курт, я как раз рассказывала мистеру и миссис Перригорд о том случае в Дабеке, когда в пылу сражения рыцарю Оливеру разрубили штаны и пришлось опускать занавес, потому что из рыцаря посыпались опилки. Мы вынуждены были зашивать марионетку, чтобы продолжить пьесу. Мистер Перригорд сказал, что это очень милая деталь. Правда, мистер Перригорд?
– Весьма, мисс Гленн, – благосклонно (как ему казалось) согласился вещатель, но вид у него при этом был такой, будто он ждет не дождется, когда все уйдут прочь, чтобы вернуться к своей литературе. Он умудрялся вести себя вежливо именно настолько, чтобы заставить окружающих чувствовать себя неуютно. – Очаровательная подробность. Все эти маленькие детали… Но я уверен, что утомляю этих двух джентльменов, которые не питают интереса…
– Только представьте себе, – Пегги обратилась к Моргану, – Хэнк, злодей, я все же проспорила тебе. Придется угостить тебя коктейлем. Какая незадача! Как вы полагаете, это ведь ужасно, правда, дорогой мистер Перригорд?
Уоррену это совсем не понравилось.
– Проспорила? Что еще за спор? – спросил он. – Кто с кем спорил?
Кто-то пнул его под столом.
– Ну, наш спор, помнишь? – продолжила Пегги. – Оказалось, что мой берет вчера ночью вовсе не попал в иллюминатор каюты, где живет мистер Перригорд. Какой конфуз! Видимо, я все-таки потеряла свой любимый берет. Как раз перед тем, как мистер Перригорд начал свой замечательный рассказ, – она подняла на Перригорда глаза, полные искреннего восхищения, – он сказал мне, что ничего не находил у себя в каюте. Какая жалость! Это был мой любимый берет!
Перригорд прокашлялся. Его лицо дернулось, казалось, критика вот-вот хватит паралич. Уоррен заметил это. Как и миссис Перригорд.
– Без со-омнений, – миссис Перригорд неприязненно оглядела Пегги в монокль, – на палубе было довольно темно-о, не так ли, дорога-ая?
– Да, ужасно темно, ужасно! Знаете, миссис Перригорд, все мужчины такие спорщики, так и норовят воспользоваться нами, показать свое превосходство. Такая нелепость, миссис Перригорд, нелепость, но, в конце концов, что уж тут поделаешь? Полагаю, мне придется признать свое поражение в споре, это лучше, чем поднимать шумиху и выяснять, куда на самом деле делся мой берет…
– Неуже-ели? – Миссис Перригорд напряглась. – Призна-аю, я ничем не могу вам помочь. Пра-аво же, мне неизвестно, что происходило на па-алубе и куда пропа-ал ваш чудесный берет. Но… ах, дорога-ая моя, поскольку я слышала голоса-а не менее шести нетрезвых людей снаружи, признаюсь, я бы не удиви-илась, если бы нашла на полу не только берет. Я тогда сказала стюа-арду…
– Стюарду? – полюбопытствовала Пегги. – Но миссис Перригорд, где же был ваш муж?
Мистер Перригорд, уже отчаявшийся вернуться к важным темам разговора, таким, как современные особенности литературного процесса, вмешался:
– Как любопытно, мисс Гленн. Как любопытно. Ха-ха. Мне нравится, когда люди прямо говорят, что у них на уме. Свобода и прямота современной молодежи, ничуть не стесненная и не ограниченная устаревшими предрассудками, чарует…
В этот момент миссис Перригорд выглядела так, словно, не будь она стеснена и ограничена устаревшими предрассудками, она бы встала и стукнула мужа по голове тарелкой с копченой рыбой.
– Прелестно, говорю же вам, прелестно. Мне это нравится. Но, право же, не слушайте мою жену…
– Прости, что-о? – Миссис Перригорд подняла бровь.
– Полно тебе, Синтия. Jeunesse, jeunesse[60]. Немного буйства, чтобы «ловить момент», если позволено мне будет так выразиться. Помнишь, как сказал Д. Г. Лоуренс Джеймсу Джойсу? Ха-ха-ха!
– Дорого-ой мой Лесли, – холодно ответила миссис Перригорд, – вавилонские о-оргии и пиры в честь Иштар a la Pierre Louys[61] нашли свое отражение в книгах. Но, если твоему эстети-ическому вкусу угожда-ает проведение подобных ритуалов на палубе респектабельного лайнера под твоим окно-ом в два часа ночи, должна сказать, что я с тобой не согла-асна. И должна настоять на то-ом, чтобы ты объяснил этой юной леди, что мои отношения со стюа-ардом были… чисто деловыми…
– Ну и ну! – воскликнула Пегги.
– …и состоя-али в том, – повысила голос миссис Перригорд, – что я позвони-ила в звонок, открыла дверь и спроси-ила (как проинформирует вас мой му-уж), что можно сделать, чтобы прекрати-ить этот шум. Уверяю вас, что в дальне-ейшем я не сомкнула той ночью глаз.
Мистер Перригорд добавил, мол, следует помнить, что же все-таки сказал Джеймс Джойс Д. Г. Лоуренсу. Морган почувствовал: необходимо что-то сделать, прежде чем этот обмен репликами войдет в поднимающую-волосы-дыбом-на-голове стадию. В то же время он был ошеломлен. Изумруд ведь должен был где-то оказаться. Не то чтобы ему было жаль капитана Уистлера или лорда Стартона, но факт оставался фактом – они бросили изумруд стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов в иллюминатор одной из двух кают. Если изумруд пропал, значит, пропали деньги Стартона, а с ними пропала и голова Уистлера. Что-то здесь было не так. Кайл сказал, что в его каюте изумруда не было, и они располагали свидетельскими показаниями, что Цирюльник не мог его оттуда забрать. С другой стороны, Перригорды в ту ночь не спали, они слышали кутерьму на палубе и уж наверняка заметили бы, как что-то влетело в иллюминатор. Ну и конечно, заметили бы изумруд утром. Он отчаянно пытался придумать новую версию…
Морган расплылся в самой располагающей улыбке (чувствуя себя так, словно надел маску) и принялся очаровывать миссис Перригорд. Она, между прочим, была вовсе не дурна собою, так что работа у Моргана спорилась. Под удивленным взглядом Уоррена он посочувствовал ей и извинился за поведение несносных пьяниц, потревоживших ее сон. Он заметил, что о чем бы ни говорили эти два прожженных распутника Джеймс Джойс и Д. Г. Лоуренс, наверняка их диалог был в весьма дурном вкусе.
