Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль
– Да-да, Берта, нельзя давать им повода говорить, что у них любопытные соседи. Однако думаю, что если мы встанем вот так, то они уж точно нас не заметят.
Открытое окно выходило на плавно спускавшуюся к дороге аккуратно подстриженную лужайку с несколько неухоженными кустами роз и усаженной гвоздиками клумбой в форме звезды. От широкой современной дороги, покрытой щебенкой, лужайку отделял невысокий деревянный забор. По другую сторону дороги на солидном расстоянии друг от друга стояли три высоких дома с островерхими крышами и небольшими деревянными балконами, каждый из них был окружен палисадниками с цветочными клумбами. Все они были построены сравнительно недавно, но в номерах первом и втором на окнах висели шторы, и оба они имели обжитой вид. А вот в номер третий с его распахнутой настежь дверью и запущенным садом явно только что завезли мебель, приготовив дом к прибытию жильцов. К воротам подкатил большой четырехколесный экипаж, и именно на него обратили свои нетерпеливые взоры старушки, спрятавшиеся, словно птицы, за кружевными занавесками.
Кучер слез с козел, и сидевшие внутри пассажиры принялись подавать ему вещи, чтобы возница отнес их в дом. Краснолицый и хлопавший глазами кучер стоял, расставив руки, а высовывавшаяся из окна мужская рука без устали подавала ему различные предметы, вид которых привел любопытных старушек в замешательство.
– Господи боже! – вскричала Моника, пониже ростом и более сухощавая. – Как это называется, Берта? Похоже на четыре расплывшихся пудинга.
– Это такие штуки, которыми молодые люди боксируют, – ответила Берта с чувством превосходства человека, лучше знающего жизнь.
– А это?
Кучеру вручили два огромных желтых деревянных предмета в форме бутылок.
– Ой, сама не знаю, – призналась Берта.
Жонглерские булавы раньше никогда не фигурировали в их безмятежном и чисто женском мирке.
Однако за этими загадочными предметами последовали другие, о которых они все же имели кое-какое представление: гимнастические гири, лиловая сумка для крикета, набор клюшек для гольфа и теннисная ракетка. Наконец, когда недовольный кучер, доверху навьюченный вещами, пыхтя и шатаясь, пошел по садовой дорожке, из экипажа лениво выбрался высокий и крепко сбитый молодой человек с щенком бульдога под мышкой и розовой спортивной газетой в другой руке. Он сунул газету в карман светло-желтого пыльника[11] и протянул руку, словно собираясь кому-то помочь выйти из экипажа. Однако, к удивлению обеих старушек, протянутая ладонь получила лишь сильный шлепок, и из экипажа без какой-либо посторонней помощи выпрыгнула высокая дама. Величественным взмахом руки она велела молодому человеку ступать к двери, потом уперла другую руку в бок и с беспечным и расслабленным видом встала у ворот, постукивая носком ботика по забору и равнодушно ожидая возвращения кучера.
Когда она медленно развернулась, и солнечные лучи осветили ее лицо, глазевшие в окно старушки с изумлением увидели, что эта очень живая и энергичная дама была уже далеко не первой молодости, так что со дня ее совершеннолетия прошло столько же лет, сколько и до этой поворотной вехи в жизни каждого человека. Ее тонкое, с правильными чертами лицо, в твердой линии рта и выступавших скулах которого было что-то индейское, даже издали свидетельствовало о том, что жизнь у нее выдалась не из легких. И все же она была очень красива, спокойствием и изяществом лица напоминая лик античной статуи. Над огромными темными глазами изгибались такие черные, густые и величаво очерченные брови, что глаз невольно отвлекался от несколько резковатых черт лица, чтобы залюбоваться их восхитительной формой. Держалась она очень прямо, а ее стройную, возможно, чуть полноватую фигуру с дивными округлостями еще более подчеркивал несколько странноватый наряд. Волосы ее, черные, но с изрядной долей седины, были аккуратно зачесаны назад с высокого лба и скрыты под похожей на мужскую небольшой фетровой шляпкой с неброским пером у ленты – единственная уступка ее полу. Фигуру дамы плотно облегал двубортный жакет из похожей на ворсистое сукно темной ткани, а прямая синяя юбка без оторочки и подборки была такой короткой, что из-под нее виднелись стройные ноги, обутые в широкие боты на низких каблуках с квадратными носами. Так выглядела дама, стоявшая у ворот третьего номера, на которую были обращены любопытные взоры соседок напротив.
Но если ее поведение и внешность уже в некоторой степени оскорбили их ограниченное и упорядоченное видение мира, то что они должны были подумать о следующем действии разворачивавшейся перед ними живой картины? Покрасневший и тяжело отдувавшийся кучер возвратился после тяжких трудов и протянул руку за вознаграждением. Дама дала ему монетку, последовало недовольное бормотание и жестикуляция, а затем внезапно она обеими руками схватила его за повязанный вокруг шеи шарф и крепко встряхнула, как терьер трясет крысу. Дама протащила его по тротуару, прижала к колесу и трижды стукнула головой о борт экипажа.
– Вам чем-нибудь помочь, тетя? – спросил показавшийся в дверном проеме крепкий молодой человек.
– Ровным счетом ничем, – выдохнула разъяренная дама. – Вот тебе, мерзавец, будешь знать, как грубить женщине!
Кучер беспомощно и непонимающе огляделся по сторонам, словно лишь с ним одним произошло нечто неслыханное и из ряда вон выходящее. Затем, потирая голову, он взобрался на козлы и поехал прочь, подняв руку вверх, будто взывая к высшим силам. Дама же поправила свой наряд, убрала выбившиеся из-под шляпки волосы и величественно прошагала в дом, после чего за ней закрылась дверь. Когда ее короткая юбка исчезла в темноте, обе наблюдавшие за происходившим – мисс Берта и мисс Моника Уильямс – сидели и глядели друг на дружку в немом изумлении. Пятьдесят лет они смотрели в небольшое окно за пределы ухоженного сада, но никогда еще им не доводилось видеть подобное зрелище.
– Жаль, – наконец, проговорила Моника, – что мы не оставили себе поле.
– И верно – жаль. Надо было его оставить, – согласилась с ней сестра.
Глава 2. Первое знакомство
Коттедж, из окна которого выглядывали сестры Уильямс, много лет стоял в живописном пригородном местечке между Норвудом, Энерли и Форест-Хиллом. Задолго до того, как туда дотянулся город, когда до Лондона было еще довольно далеко, в Терновнике – так назывался этот небольшой дом – проживал старый мистер Уильямс, владевший всеми окрестными полями. В начале века по всей округе можно было насчитать шесть или восемь подобных домов, разбросанных среди равнины, перемежавшейся пологими холмами. Когда ветер дул с севера, издалека долетал глухой монотонный шум большого города, похожий на рокот прибоя, а на горизонте виднелась темная завеса дыма, словно поднятая волнами водяная пыль. Однако с течением лет столица начала постепенно протягивать туда свои щупальца. Тут и там они изгибались, вытягивались и переплетались, пока, наконец, не
