Знамена над штыками - Иван Петрович Шамякин
— Я! — отозвалась женщина. — За что меня под арестом держат? Да еще есть-пить не дают, голодом морят.
— Почему не накормили людей? — спросил человек в шинели у девушки.
— Не до них было, товарищ Воднев.
— Что значит не до них? Ты, товарищ Вера, анархизм свой брось. Ты комендант штаба, и у тебя должен быть революционный порядок. За что сидит гражданка?
— Самогон в отряд принесла. На завод. Полагаем: подослана с провокационной целью.
— Ах, боженька! Кто меня посылал! Дети мои голодные послали. И сколько этой самогонки было, слезы одни!
— Розог бы тебе, баба, следовало всыпать за такой продукт. Да счастье твое, что мы против телесных наказаний. Но поймаем с самогоном еще раз — в тюрьму посадим. Заруби на носу.
Обрадованная торговка, кланяясь и восхваляя солдата, выкатилась из комнаты, отворив спиной дверь.
— Ты за что тут? — показал комиссар (так я мысленно назвал бывшего солдата) на лейтенанта. Тот вспыхнул, как лучинка:
— Вы мне не тыкайте!
Комиссар тяжело вздохнул. То ли от своей промашки, то ли от неуместной офицерской фанаберии.
— Его первого задержали. Ночью. Убегал и отстреливался. Ранил патрульного.
— Что, ваше благородие? Совесть нечиста, что так испугались рабочего патруля? — сурово спросил комиссар. И офицер растерялся от этого вопроса, стал оправдываться, что, мол, он подумал — грабители.
— Товарищ Вера, запиши показания патрульных, раненого обязательно. И со всеми этими документами — в «Кресты». Суд разберется.
И тут, в полумраке — тускло светила высоко под потолком всего одна маленькая лампочка, — комиссар разглядел меня. Подозвал:
— Солдат, подойди поближе.
Я подошел.
— Тебе сколько лет?
— Шестнадцать.
— Какого полка?
Уверенный, что инвалид не кто иной, как комиссар Военно-революционного комитета, как Иван Свиридович, я откровенно рассказал, кто я и откуда шел. И что мне обязательно надо в полк.
— Задержали за что?
— Не знаю. На мосту. Одному патрульному показалось, что от меня пахнет булками. Кухарка, правда, дала мне булочку, я ее и съел…
«Козел» язвительно и громко — как-то не по-человечьи, а в самом деле по-козлиному — хмыкнул.
Вера засмеялась. А комиссар нахмурился:
— Кто там проявляет такую глупую бдительность? Поеду на мост, прополощу мозги. Смешки им, в то время когда рабочий класс берет власть. Вера! Позвони в Смольный, на чьей стороне этот запасный.
Девушка вышла.
Комиссар обратился к «козлу»:
— Вы кто такой?
Тот приблизился, выставил вперед одну ногу, как актер в театре, поднял бороду, стукнул себя в грудь и тонким голосом взвизгнул:
— Я русский интеллигент.
— За что задержали?
— Ругал вашего Ленина.
— Что ж это вы? Считаете себя интеллигентом и ругаетесь, как кучер. Вы читали какие-нибудь труды товарища Ленина?
— Не читал! И не хочу читать!
— Какой же вы интеллигент! Вы просто некультурный человек, хуже той бабы, что самогоном торгует.
— Я не-культурный? — ошеломленно протянул «козел».
— Идите. И не болтайте языком. Как глупая баба, — сказал ему комиссар и тут же занялся другим арестованным — воскликнул, казалось, обрадованно: — О, с вами, господин пристав, мы старые знакомые. Дважды встречались. Не помните?
— Помню, господин Воднев, — упавшим, хриплым голосом, утирая пот, отвечал толстый милиционер.
— За вами должок перед рабочим классом. Придется платить. В тюрьму! Революционный суд разберется!
«Козел» ошеломленно хлопал глазами, тряс бородой. Спросил:
— Вы меня отпускаете? Но имейте в виду: я против большевиков.
— Вам хочется пострадать за идею? За какую? У вас же нет ничего за душой! Какая у вас может быть идея!
— Нет. Я так не уйду. Я должен доказать…
— Не путайтесь под ногами. Не мешайте людям заниматься серьезным делом. Выведи его, Федор, к чертовой матери! — беззлобно, не повышая голоса, приказал комиссар.
— Нет, я так не уйду! — замахал руками интеллигент. — Я обязан разъяснить. Вы глубоко ошибаетесь. И господин Ленин ошибается.
Но вернулась Вера и еще в дверях сообщила:
— Полк частично на нашей стороне, остальная часть в казармах, держит нейтралитет.
Воднев тут же, не обращая внимания на «козла», велел Вере дать мне десяток воззваний Военно-революционного комитета и чтоб я пулей летел в полк.
— Возможно, что нейтралы ваши до сих пор не знают, что произошло в Петрограде. Пускай почитают и пошевелят мозгами, Ясна задача?
— Так точно, товарищ комиссар, — щелкнул я каблуками. Воднев даже удивился, хотя выглядел он таким спокойным и уверенным, что, казалось, ничем ни удивить, ни разозлить его нельзя. Я немножко пожалел, что не услышу дальнейшего разговора «козла» с комиссаром. Интересно, что еще тут нагородит господин интеллигент и как его выведут.
Кстати, впервые, попрощавшись с комиссаром и спускаясь за Верой вниз на первый этаж, я подумал, что меня тоже имеют право назвать некультурным человеком, потому что я тоже не читал книг, которые написал Ленин. Решил при первой же встрече попросить у Ивана Свиридовича книги Ленина и почитать. Я чувствовал, что это совсем не такие книги, какими потчевал меня Залонский и полковая библиотека.
В большой комнате, куда привела меня Вера, стоял гул голосов и плавали тучи махорочного дыма. Комната была набита вооруженными рабочими и матросами.
Пробираясь сквозь толпу за Верой, я жадно ловил отрывки разговоров. Отдельные фразы врезались в память на всю жизнь. Я их вспоминал, когда изучал потом историю революции.
— Пушки Петропавловской нацелены на Зимний. Я только что оттуда… Если они не сдадутся…
— Парня надо выпустить! Велика беда — потряс немного буржуев. Они нас веками грабили.
— Мы не анархисты!
— Товарищи! Товарищи! Вы слышали? Эсеры покинули съезд… — Голос как будто испуганный.
— Закажи панихиду!
— Единство революционных партий…
— С кем единство? С Керенским? С лакеями буржуазии?
— Бабочка она во!.. Но неприступная, как Кронштадт. Ни с моря, ни с суши не возьмешь.
— Братва! — громовой голос от двери, на который все повернули головы. — Только что сам с моста читал морзянку с «Авроры». Если временные не примут ультиматум, пушки ее разнесут Зимний, как гнилую шлюпку. Только щепки полетят.
— Товарищи! Граждане! — старческий голос откуда-то из угла. — А нельзя ли без пушек? Пожалуйста, без пушек! В Зимнем сокровища! Огромные сокровища!
— Вы слышали, кто тут отирается среди нас? Деду царских сокровищ жалко! Они людей не жалели.
— Заткнись, салага! Этот дед делал революцию, когда ты пешком под стол ходил. А потом десять лет звенел цепями.
— Товарищи! Сокровища не царские. Сокровища народные!
— Павел Петрович! — крикнула Вера в угол, откуда слышался голос старика. — На этот счет есть приказ Военно-революционного комитета. Все ценное сохранить и брать на учет!
— Эх, кабы чайку! — вздохнул кто-то сбоку.
— Товарищи! — снова закричала Вера. — Чаек есть! Во дворе,
