Леонид Иванов - Глубокая борозда
Но, раздумывая дальше, он был вынужден признать, что корень зла не в Попове. Ведь и Попов, надо полагать, не сразу пришел к такому заключению. Попова подвели к этой мысли. Забрать овес у Сидорова или не забрать, в конечном счете, решают не в районе. Вот ведь какая сложная ситуация…
С Поповым они встретились в парткоме.
Попов больше десяти лет в районе «первый» — был секретарем райкома, стал секретарем парткома производственного управления. За последние годы он заметно округлился: лицо полное, щеки словно бы пораспухли — тугие, красные. Черные волосы гладко зачесаны назад. Взгляд карих глаз властный…
Павлов сразу — о планах. Не удержался, сказал и о том, что узнал от Сидорова. Он думал, что Попов начнет «выкручиваться». Но Попов даже не защищался. Он повторил слово в слово, что говорил Щербинкин: «Принять большие изменения в планах колхозов и совхозов — значит согласиться с откровенно выраженным недоверием руководству».
— Это ты сам пришел к такому выводу?
— А разве в обкоме думают не так? — явно взволновался Попов.
К вечеру приехал Сидоров со своим агрономом — молодым застенчивым парнем.
В кабинет Попова пригласили руководящих работников производственного управления.
— Ну, Сидоров, докладывай, с чем ты не согласен, — начал Попов.
Сидоров поднялся, бросил взгляд на Павлова, словно ища поддержки, откашлялся и начал негромко:
— Поля наши за последние годы сильно запущены.
— Кто же их запустил? — сразу же перебил Попов. — Ты в колхозе уже три года. — И, спохватившись, более миролюбивым тоном добавил: — Да еще и сам агроном по образованию.
— Вы, Федор Федорович, по образованию тоже агроном. А вот ведь не подсказали нам, как правильно вести полевое хозяйство. И в районе вы не три года, а десять лет! — перешел в наступление Сидоров.
Попов вспыхнул, хотел начальственно оборвать забывшегося председателя, но, взглянув на Павлова, только пожевал губами и отрывисто бросил:
— Давай, Сидоров, по существу вопроса.
— А если по существу, то вот наши наметки… Они нами и раньше были экономически обоснованы, но управление и вы, Федор Федорович, не согласились с нами.
При обсуждении Павлов имел возможность убедиться, что Сидоров в делах экономики разбирается куда лучше, чем Попов, он, что называется, клал Попова на лопатки, когда обосновывал свои планы.
Потом уже, поздно вечером, в разговоре один на один Попов признался Павлову, что это после консультации с Щербинкиным он решил «не распускать вожжи».
— Но в конечном-то счете вы дрожите за себя? — злился Павлов. — Вы десять лет здесь и, выходит, десять лет сдерживаете инициативу творческих работников.
— А выше… — начал было Попов, но замолк, встретив сердитый взгляд Павлова.
— И у нас тоже бывает так, — безжалостно выговорил Павлов. — И мы виноваты. Но надо уметь смотреть правде в глаза, как и положено коммунистам, настоящим коммунистам. Не усугублять своей вины. Если хотите, партия выразила мне и тебе известное недоверие, когда последнее слово при составлении планов оставила за председателями колхозов. Почему бы это? Не потому ли, что мы слишком шаблонно руководили сельским хозяйством, не учитывали конкретных особенностей каждого колхоза, совхоза, даже каждого поля.
Попов встал, оперся о стол обеими руками и заговорил, тщательно подыскивая слова:
— Андрей Михайлович, я так смотрю на это. Неужели я хуже Сидорова разбираюсь в политике? Да и в производстве? Неужели нам, руководителям района, так уж и нельзя доверить утверждение планов по колхозам и совхозам? Здесь какое-то недоразумение, Андрей Михайлович… За район отвечаю я! Не Сидоров, не Коршун, а я в ответе за район! И вот представьте себе такое положение… — Попов отпрянул от стола, начал жестикулировать руками и чуть заикаться, как это всегда бывало с ним, когда он горячился. — Допустим, Сидоров взял бы да и наставил в своих расчетах несусветные цифры по урожаю, по продуктивности скота… Все это вошло бы в сводный план по району, и план остался бы невыполнимым. А кто в ответе?
Павлов молчал. Он решил понять до конца, что все-таки представляет собой этот Попов.
А тот, торопясь высказаться, продолжал:
— Многие могут занизить планы. А я, партийный руководитель, выходит, не могу отменить такое антигосударственное планирование?!
Павлов видел, что сейчас Попов высказывает то, что думает, как понимает свою роль. А ведь еще в 1955 году по решению партии и правительства колхозам и совхозам было предоставлено право самим планировать посевные площади, поголовье скота на фермах. Но понадобилось второе, более жесткое решение о планировании. Значит, первое не выполнялось? А кто не выполнял? Районные и областные руководители? Между прочим, именно так об этом думают в колхозах и совхозах. Но Павлов-то отлично знает: все гораздо сложнее. Главная беда в том, что на месте фактически нечего было планировать. Если сверху продиктована структура посевных площадей, определена единственная кормовая культура, запрещены чистые пары, овес, многолетние травы, то может ли быть разговор о творчестве в планировании своего производства?
В районах привыкли ко всему этому, смирились и мыслить-то приучились шаблонно. Болезнь эта, к сожалению, застарелая. Но тогда почему он теперь удивляется Попову? Попов свою задачу, как он видит ее, выполняет в меру своих сил. Тем не менее Павлов испытывал смутное раздражение. Вероятно, вызывалось оно тем, что Попов не может и не хочет смириться с ограничением его прежних секретарских прав. Новых же обязанностей он не видит и не понимает. Ему нестерпимо думать, что он лишен последнего слова при утверждении планов колхозов и совхозов, поставлен в такое положение, когда любой председатель колхоза может сказать ему: «Мы так решили!»
— Хорошо, что ты высказался откровенно, — заговорил Павлов. — Но не жди, что я стану на твою сторону. Впредь тебе и твоим помощникам, если придется возражать, то уж возражать веско. Если доводы ваши будут убедительны, председатели колхозов согласятся с ними.
— Они могут не принять и самых убедительных! — по-прежнему нервничая, выкрикнул Попов.
— Вполне возможно, — спокойно согласился Павлов. — Мы с тобой столько раз утверждали планы, не пытаясь даже вникнуть в экономическую подоплеку их, что к нам тот же Коршун может отнестись с известным предубеждением. Но вот что надо понять… — Павлов заходил по кабинету. — Мы должны, Федор Федорович, уровень руководства повысить. Ведь подсказать, как из сотен путей найти один самый верный, может только тот, кто отлично знает дело. И планирование в новых условиях мне представляется своеобразным экзаменом на нашу зрелость. Вот тут-то и видно будет, кто же лучший хозяин — руководитель района Попов или директор совхоза Коршун. Если Попов сможет убедить Коршуна…
— Да если Коршун упрется, ему ничего не докажешь! — окончательно вспылил Попов.
Павлов едва сдержал улыбку.
— А если бы Коршун был секретарем парткома, а Попов — директором совхоза, тогда сумел бы Коршун что-либо доказать Попову?
— Это зависит от личных качеств человека.
— Не совсем так, — возразил Павлов. — Планирование в новых условиях — это прежде всего экономика. Помнишь, как сегодня Сидоров обосновал свои расчеты? Ты же вынужден был согласиться с ним. Так ведь?.. А несколько дней назад отверг его доводы. Почему так получилось?
Попов заерзал на стуле.
— Только не объясняй это моим вмешательством, — опередил Попова Павлов. — Я же понимаю: тебе, что называется, крыть было нечем. А главный агроном управления еще раньше был согласен с Сидоровым. Так что, Федор Федорович, нас поменяли ролями. Раньше директор совхоза или председатель колхоза доказывал нам разумность своих расчетов, и, так как последнее слово было за нами, мы могли проявлять, как ты выразился, личные качества. Теперь же мы должны уметь доказывать.
— Как-то не доходит все это… — недоуменно пожал плечами Попов.
— Дойдет, — уверенно проговорил Павлов. — Не забывай только о горьком для нас с тобой обстоятельстве: мы неумело планировали сельскохозяйственное производство — проваливали планы из года в год. Много напортили. Подумать только: за последние пять лет Сибирь снизила урожай, а по продуктивности коров отлетела назад лет на шесть!
— Может, руководство нам нельзя больше доверять?
— Может и так вопрос стоять. Но пока доверили. И надо оправдать это доверие. Но на долготерпение рассчитывать не приходится. Нам всем надо хорошо усвоить суть решений февральского Пленума. Суть!
Павлов присел. А Попов глянул на свои часы. Павлов невольно посмотрел и на свои:
— Ба, заговорились-то как! Уже час ночи…
На улице темно, хотя небо и было усеяно звездами. Морозило.
— Как у вас считают? Быть урожаю? — спросил Павлов.
— Коршун говорит, что год будет благоприятный, — ответил Попов.
