Рихард Вурмбрандт - Христос спускается с нами в тюремный ад
В конце месяца у меня уже было тридцать таблеток. Они утешали меня, когда я испытывал страх, что могу сломаться под пытками. Черная меланхолия овладевала мной при этих мыслях. Стояло лето, извне проникали хорошо знакомые мне звуки. Пела девушка, скрипел трамвай, сворачивая за угол, матери звали своих сыновей: "Сильви, Эмиль, Матей!" В воздухе парили летящие с деревьев семена и тихо падали на цементный пол моей камеры. Я спросил Господа: "Что Ты делаешь? Почему я должен покончить с жизнью, которую посвятил служению Тебе?" Однажды вечером через узкое окно я увидел, как на темном небе появилась первая звезда. Когда я увидел ее, мне пришла мысль, что Господь посылает мне теперь этот луч света, начавшего свое путешествие миллионы лет тому назад. Оно могло показаться бессмысленным. Но вот сегодня свет этой звезды упал на оконную решетку моей камеры, чтобы утешить меня.
На следующее утро явился охранник. Не говоря ни слова, он схватил соломенный тюфяк вместе с запасом моих таблеток и понес его куда-то другому заключенному. Вначале я был подавлен, потом рассмеялся и почувствовал себя куда увереннее, чем раньше. Раз уж Господь не захотел моего самоубийства, значит Он даст мне силы перенести предстоящие мне страдания.
На манеже
Тайная полиция, до сих пор с терпением ожидавшая моего поражения, дала о себе знать в ближайшие же дни. Для нее настало время добиваться ощутимых результатов. Великому инквизитору полковнику Дулгеру всегда удавалось при помощи силы добиваться этих результатов. Вытянув перед собой ухоженные руки, он сидел за своим столом. "Вы играли с нами", - сказал он угрожающе тихим голосом.
До войны Дулгеру работал в советском посольстве. Он был интернирован нацистами и в ту пору подружился с Георгиу-Дежем и другими коммунистами, попавшими в плен. Они уже тогда приметили качества его натуры интеллигентность, соединенную с жестокостью. И вот теперь он был призван решать вопросы жизни и смерти.
Не помедлив ни минуты, Дулгеру начал допрашивать меня. Он хотел все знать об одном человеке из Красной Армии, который доставлял контрабандой Библии в Россию. До сих пор можно было предположить, что полиции ничего неизвестно о моей работе среди русских. Арестованный солдат, хотя и не выдал меня, но стало известно, что мы встречались. Теперь я должен был более чем когда-либо прежде взвешивать каждое слово. Я действительно крестил этого человека в Бухаресте, и он стал нашим сотрудником.
Вопросы Дулгеру были настойчивыми. Он думал, что обнаружил нечто важное. В следующие недели постоянная смена его методов довели меня до полного изнеможения. Кровати были удалены из моей камеры. Я мог спать в течение ночи в общей сложности лишь около часа, скорчившись на стуле. Два раза в минуту щелкало смотровое отверстие в двери, и появлялся глаз охранника. Если я дремал, то он входил и ногой снова будил меня. Наконец я потерял всякое ощущение времени. Однажды я проснулся и увидел, что дверь была притворена. В коридоре звучала нежная музыка - или это мне почудилось? Но вот я услышал всхлипывание женщины. Потом она начала кричать - это была моя жена!
"Нет, нет, пожалуйста, не бейте больше, я не могу это выдержать". Я слышал, как плеть била по телу. Крики становились все громче и достигли высшей точки. Каждый мускул моего тела вздрагивал от ужаса. Постепенно стоны становились тише. Теперь это был чужой голос. Он смолк, и снова наступила тишина. Все еще лишенный чувств, я дрожал и обливался потом. Позднее я узнал, что это была магнитофонная лента. Но каждый заключенный, слышавший ее, думал, что жертвой была его жена или возлюбленная.
Дулгеру был образованное чудовище, создавшее себя по образу советского дипломата, с которыми он поддерживал отношения. "Я неохотно допускаю пытки", - говорил он мне. Поскольку в тюрьме ему было все подвластно, то он не придавал особого значения письменным показаниям и свидетелям. Часто он приходил ко мне в камеру ночью, совсем один, чтобы продолжить допрос. Решающий допрос длился в течение многих часов. Он спрашивал меня о моих связях с англиканской миссией и том, что я там делал. Он становился все беспощаднее.
"Знаете ли вы, - сказал он ехидно, - что уже сегодня ночью я могу отдать приказ казнить вас как контрреволюционера?"
"Господин полковник, - сказал я, - вам сейчас представился случай провести эксперимент. Вы сказали, что можете позволить застрелить меня. Я знаю, что это правда. Положите свою руку на мое сердце. Если оно начнет биться учащенно, то это будет означать, что я боюсь. Тогда нет ни Бога, ни вечной жизни. Если же оно будет биться спокойно, то это означает: я пойду к Единому, которого люблю. Тогда ваше сознание изменится, и вы признаете, что есть и Бог и вечная жизнь".
Дулгеру ударил меня по лицу, но тут же пожалел о том, что не смог сдержаться. "Вы - дурак, Георгеску, - сказал он. -Разве вы не замечаете, что всецело зависите от моей милости. Ваш Спаситель, или как вы его там называете, никогда не откроет ворота тюрьмы, и вы никогда не увидите Вестминстерское аббатство".
Я сказал: "Его зовут Иисус Христос, если Он захочет, Он сможет освободить меня, и я увижу Вестминстерское аббатство".
Дулгеру тупо уставился на меня. Он с трудом переводил дыхание. Потом закричал: "Значит так! Утром вы познакомитесь с товарищем Бринцару".
Майор Бринцару, правая рука Дулгеру, осуществлял контроль за помещением, в котором хранились дубины, резиновые дубинки и плетки. У него были волосатые руки как у гориллы. Другие чиновники, проводящие допросы, пользовались его именем для угроз. Современный русский поэт Вознесенский пишет: "В эти дни невыразимого страдания действительно можно назвать счастливым того, у кого нет сердца". В этом отношении Бринцару был счастливым человеком. Он продемонстрировал мне свой ассортимент оружия. "Есть ли у вас особые желания? - спросил он. - Мы здесь довольно демократичны". Потом он показал свой любимый инструмент - длинную черную резиновую дубинку: "Взгляните на марку фирмы". Там стояло:"Сделано в США".
"Мы бьем плетью, - сказал Бринцару, обнажая между тем свои желтые зубы, - ваши же американские друзья поставляют нам для этого свои инструменты". Он отправил меня в камеру, чтобы я мог все обдумать.
Охранник рассказал мне, что до войны Бринцару работал шофером у одного из правящих политиков. С ним обращались там как с членом семьи. Приход к власти коммунистов способствовал неожиданному взлету Бринцару в тайной полиции. И вот однажды к нему на допрос привели молодого заключенного. Это был сын того самого политика, у которого работал ранее Бринцару. Арестованный пытался организовать патриотическое подпольное движение. "Я тебя так часто держал на коленях, когда ты был еще ребенком", - сказал Бринцару. Потом он пытал юношу и застрелил его собственными руками.
Как ни странно, но обещанных ударов не последовало. Вовремя одного из своих ежевечерних контрольных обходов, Бринцару поднял крышку дверного "глазка" и наблюдал за мной некоторое время.
- А! Георгеску, все еще здесь? А что делает Иисус сегодня вечером?
"Он молился за вас", - ответил я. Он ушел, не сказав ни слова в ответ.
На следующий день он снова пришел. По его указанию меня поставили к стене таким образом, чтобы руки мои были подняты над головой и касались стены. "Держите его в этом положении", - сказал Бринцару перед тем, как покинуть камеру.
Итак, пытки начались. Я не хотел бы акцентировать на этом особое внимание, но поскольку эти вещи практикуются еще сегодня во всех тюрьмах коммунистической тайной полиции, я должен об этом сказать. Сначала меня принуждали часами стоять. Мои ноги начинали дрожать и, наконец, опухали. Когда же я падал, мне давали корку хлеба и глоток воды и снова заставляли стоять. Один охранник сменял другого. Некоторые из них принуждали меня принимать смешные или неприличные позы. С короткими перерывами это длилось много дней и ночей. Я должен был постоянно видеть стены.
Я думал о стенах, которые упоминались в Библии. Один стих из Исайи [4] , всплывший в моей памяти, опечалил меня. Господь говорит там, что грехи Израиля воздвигли стену между Ним и Его народом. Грехи христиан сделали возможным триумф коммунистов. И поэтому предо мной была теперь эта стена. Затем пришел на ум другой стих: "С Богом моим я хочу перепрыгнуть через эту стену". Возможно, и я так же перепрыгну через эту стену в духовный мир, соединившись с Господом. Я вспомнил об иудейских разведчиках, возвращавшихся из земли Ханаан [5] ,чтобы доложить об укрепленных городах. Но так же как пали стены Иерихона [6], так, по божьему повелению, были разрушены стены этих городов. Когда меня переполняла боль, я повторял стих из "Песнь Песней" [7] : "Друг мой похож на серну, или на молодого оленя. Вот, он стоит у нас за стеною". Я представил себе, что Иисус стоит за этой моей стеной и придает мне силы. Я вспомнил о том, что избранный народ добился победы, потому что Моисей [8] стоял на горе с воздетыми руками. И я должен был стоять с поднятыми руками. Может быть, наши страдания помогали чадам Бога в их борьбе.
