Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции - Владимир Вениаминович Агеносов
Немалое место в лирике Г. Глинки занимает тема смерти. Вступив на фронте «со смертью / В непозволительную связь», поэт все время чувствует ее дыхание: «Ее объятья не забыты – / Я знаю, ждет меня она» («Упоение в бою»; «На чужбине» и др.). Лирический герой стихов Глинки, «непонятый эпохою» то примеряет на себя «Лавры ихтиозавра», то сравнивает себя с «Чучелом», то жалуется на свои болезни. Впрочем, во всех этих случаях поэт явно озорничает со словом. И «непозволительная связь» со смертью взята из совсем другой, далеко не трагической области. И смерть, которая «полезет на кровать», и ощущение конца «всем своим больным скелетом» вместо привычного «тела» – всё говорит о философско-ироническом спокойном отношении Глинки к экзистенциальным вопросам бытия. «Лишь здесь, в тисках судьбы… мы – времени рабы», – скажет он в «Надежде ненадеянных». Смерть поможет «из тлена встать нетленным». Вера, что существует «иная реальность юдоли», позволяет ему утверждать: «Пусть путь недолог человечий, – / Погаснет жизнь, но я останусь».
Впрочем, и в бытии земном, лирический герой прозревает такие ценности, как любовь, семья, юность, Россия («Лирический трактат», «Тебе», «Портрет», «Рождение образа», цикл «Молодые стихи»).
Говоря о своей поэзии, Глинка подчеркивал, что в «лирической исповеди избегает лжемудрствования», «что о примитивных вещах еще возможно говорить осложненно, но о сложном и сокровенном мне хочется говорить до детскости просто и немногословно». Большинство его стихотворений – несколько четверостиший или двустиший, изредка встречаются пятистишья. Есть даже мысли, уложенные в одну строфу.
Богатство стиха достигается игрой слов и понятий, передачей философского смысла разговорной (вплоть до простосторечной) лексикой (не случайно среди любимых поэтов Глинки был Г. Иванов): «Все наши прежние устои / Летят, как из подушки пух»; «Не житуха, а страда / Наши зрелые года»; «Стихи горьки, как водка, / А вот попробуй – брось».
Поэт – мастер метафор, также вполне житейских: «Густые облака, как лужи крови, / Пролиты нынче в темных небесах», «А сердце – как большой, стихами / Набитый доверху чердак».
Задолго до постмодернистов Глинка использовал интертекстуальные приемы: заголовки («Крейцерова соната», «Бедная Лиза», «Silentium», «Стихи моего приятеля») или переосмысленные цитаты: «Размышляю у подъезда, / У парадного крыльца» («Тайна»); ««Надежды юношей питают, / Отраду старцам подают», «Иных уж нет, а те далече» («У самовара»).
Не без самоиронии сказав, что «куда уж нам с конкретным рылом / Лезть в отвлеченный звукоряд», Глинка превосходно владеет звукописью. Чего стоит его «Дать ротику эротику, / удел для тел – кровать» («Материализация») и «Поэзии живой сосцы, / Стихосложения жрецы» («Смута»)! Во многих стихах он демонстрирует мастерское владение рифмами: «перепонки / гребенки»; «ни смерить / смерти»»; «затылок / предпосылок»; «из тлена / Демосфена»; «вкривь и вкось / и понеслось».
Весьма скептически относясь к смысловым сдвигам и абсурдистским стихам, Глинка тем не менее признавал, что большие художники могут и здесь найти нечто плодотворное («Навозну кучу разрывая, / Бодлер нашел жемчужное зерно»). Более того, он признавался, что не стоит «в стороне от современности, она временами против моего желания врывается в мою лабораторию». В частности, название своего второго сборника «Было завтра» он не без юмора комментировал так: «Дико, странно!», а затем уже всерьез, объясняя свой стиль и метод, утверждал, что его интересует: «Свет и пятна, / Переливы, / Смысл обратной / Перспективы…».
Глинка мечтал о читателе, которому будет «всё в моем искусстве понятно». «Родная, не чужая, / Душа близка с душой, – / Он довоображает / Придуманное мной». И тут же с горечью восклицал: «Но где такой читатель, / Соратник, верный друг? / С какой бы это стати / Он появился вдруг?.. / Возможно, уже умер / Иль не родился он» («Мой читатель»).
С выходом в России сначала небольшого сборничка стихов поэта, затем значительного тома стихов и прозы писателя, у поэта появилась такие читатели. И с годами их становится все больше.
Сочинения
В тени: Избранная лирика. – Н.-Й., 1968.
Было завтра. – Н.-Й., 1972.
Книга стихов / сост. Глеб Глинка-сын, послесл. Н. Коржавин. – Н.-Й., [б.г.];
Собр. стихотворений. – М.: Музей Марины Цветаевой, 1997.
Погаснет жизнь, но я останусь. Собр. соч. – Томск, 2005.
Публикации
Беспечность //НЖ. 1967. № 87.
Два стихотворения //НЖ. 1957. № 49.
Дневник Горького //Вр. и мы, 1977. № 14.
Домыслы //НЖ. 1968. № 92.
Доходяга //НЖ. 1967. № 87.
Ен. Иоанн Сан-Францисский. Время веры //НЖ. 1954. № 39.
Закон тяготения //НЖ. 1970. № 99.
Иван Елагин. Косой полет //НЖ. 1967. № 88.
Из царства РА //НЖ. 1968. № 91.
Мы//НЖ. 1962. № 69.
На закате //НЖ. 1968. № 91.
На путях в небытие. О советской литературе //НЖ. 1953. № 35.
Напутствие //НЖ. 1967. № 86.
Недоумение //НЖ. 1968. № 92.
Неувязка //НЖ. 1967. № 86.
Неустроенность //НЖ. 1969. № 94.
Новая Коренная пустынь //НЖ. 1967. № 86.
Новые времена//НЖ. 1970. № 99.
Патриоты //НЖ. 1967. № 89.
Пророк //НЖ. 1970. № 100.
Прот. А. Шмеман. Исторический путь православия //НЖ. 1955. № 40.
Русское старообрядчество //НЖ. 1971. № 102.
Соба//НЖ. 1967. № 87.
Совесть //НЖ. 1970. № 99.
Стихи // НЖ. 1966. № 85; 1971. №№ 102–105; 1972. №№ 106, 108, 109; 1973. № 111; 1974. №№ 114–116; 1975. №№ 118, 120, 121; 1976. №№ 122, 123; 1977. № 126.
Тень//НЖ 1962. № 69.
Три стихотворения //НЖ. 1966. № 82.
Учителю //НЖ. 1969. № 94.
Истоки
В поэзии я знаю толк,
Но не судья своим твореньям.
В словесных дебрях старый волк
Чутьем находит вдохновенье.
Лететь ли в бездну или ввысь —
Суть, разумеется, не в этом.
Без мастерства не обойтись
Ни акробату, ни поэту.
В стихах вне ритма колдовства
Расчеты замысла бессильны.
Глухие, нищие слова —
Как надпись на плите могильной.
Победный петушиный крик.
Моей чужд лире невеселой,
И если дар мой невелик,
Всё ж я поэт суровой школы.
Среди марксистской шелухи,
В эпоху примитивных вкусов
Меня учил писать стихи
Валерий Яковлевич Брюсов.
На чужбине
Ведь мне немного надо:
Хотел бы тишины.
Восставшему из ада
Забавы не нужны.
С любимыми своими
Я тут живу давно,
Не с прежними – с другими;
Что ж, это все равно.
Что было, то уплыло.
Но след остался
