Андрей Малыгин - Зеркало, или Снова Воланд
Осенью же, с наступлением дождей и прохлады, напротив — картина резко меняется. Но стоит лишь объявиться ярким лучам и оживить поблекший пейзаж, как людей снова неудержимо тянет на близкие сердцу места.
Вот и сегодня не по-октябрьски щедрое светило было на удивление благосклонно. Столбик уличного термометра днем взлетел до отметки в пятнадцать градусов и даже с приближением сумерек не желал опускаться вниз. Навоевавшийся за день с домами и деревьями ветер, абсолютно измотался и, вконец обессилев, затих. Под ногами шуршали опавшие листья, слышался громкий смех молодежи, кучками толпившейся то там, то здесь. Обрадованные редкой погодой, блаженствовали на лавочках или, не спеша, прогуливались пенсионеры и прочий, свободный в это время народ.
Знакомое нам мужское трио очутилось в конце бульвара, где с высокого постамента памятника, сооруженного благодарными потомками, скрестив на груди руки, задумчиво и мудро вглядывался в зеркальную гладь полноводной реки великий поэт и гражданин, который однажды в порыве нахлынувших чувств, с полными слез глазами прошептал слова признания в любви к матери рек русских: «О Волга!., колыбель моя! Любил ли кто тебя, как я!». Здесь и начинался верхний прогулочный ярус, убегавший влево и вправо и терявшийся где-то вдали за деревьями и домами.
Само собой разумеется, что никому из гуляющих в это время не могло прийти и в голову, что вот сейчас, здесь, на набережной, среди них, находится тот, чье могущество столь велико и всесильно, что имя его каждый раз упоминается с чувством суеверного страха, сильного душевного трепета и тайного безотчетного интереса. И уж тем более, кто бы мог признать эту демоническую личность в хорошо одетом галантного вида мужчине, который со спутниками, облокотившись на ажурное чугунное ограждение набережной, окидывал взглядом открывшийся с высоты верхнего яруса живописный пейзаж. А внизу, прямо под ногами, у самой воды, как громадный белый лайнер, сверкало просторными окнами здание речного вокзала, а чуть поправее — с прогулочной площадкой на крыше и, как нарисованной, стройной башенкой с золотистыми часиками не менее нарядное здание ресторана.
С весны и до глубокой осени сюда приставали красавцы теплоходы, и тысячи шумных туристов высыпали на берег, чтобы полюбоваться местными красотами городских достопримечательностей и запечатлеть их на память.
— Эх, вот если бы вы, Петр Петрович, пожаловали бы к нам немного пораньше, — мечтательно проговорил Шумилов, — здесь была бы совершенно иная картина… Такая красота… Тепло, кругом зелень, чистота… Куда приятнее, чем сейчас!
— Вполне разделяю ваши патриотические чувства, уважаемый Валерий Иванович, — соглашаясь, ответил «Воландин», — но в то самое время, о котором вы так вдохновенно говорите, мы находились в не менее исторически интересных и привлекательных местах… Ведь разного рода проблемы и проблемки, любезнейший, имеются без исключения везде, — ухмыльнулся он многозначительно, — куда ни плюнь. А поэтому и работы у нас предостаточно. Так что никакой перспективы остаться безработным, как вы понимаете, у нас в ближайшее обозримое время не предвидится, — засмеялся он откровенно, бросив взгляд на своего помощничка. — Если не ошибаюсь, и были мы тогда…
— В Стране восходящего солнца, Петр Петрович, — опередил его шустрый пионерчик.
— Насколько я правильно понял, этим летом вы были в Японии? — переспросил Шумилов.
— Именно. Именно, в тот временной промежуток, о котором вы только что упоминали, — согласно кивнул головой могущественный гость, доставая свой необычный портсигар и предлагая Шумилову закурить. — Хотя понятие «лето» для разных географических мест, как вы прекрасно знаете, вещь относительная… Да, тогда мы были именно там, — продолжил он, направляясь вдоль набережной и увлекая за собой спутников. — Интереснейшая, скажу я вам, страна… Живут на такой малой территории, а все-то у них имеется. И они берегут и приумножают эти богатства. Понимают, что нельзя губить то, что тебе свыше дано… — взглянул выразительно он на спутника. — А вообще-то, должен признаться: люблю я у них бывать! Уж такие они по этой части выдумщики! А у вас, уважаемый, взгляните, такие просторы, — кивнул головой он в сторону широкой ленты реки, — но не умеете вы распорядиться всем этим. Губите нещадно, не думая о том, кого плодите. А это нехорошо… На вашей-то территории ведь сколько таких Японий одновременно может уместиться!.. Вот в этом, любезнейший, пока большая проблема для вашей необъятной, — сделал он ударение на этом слове, — страны. Да-да, не удивляйтесь!.. Так уж недальновидно вы устроены, что ценить начинаете что-то лишь тогда, когда это самое что-то теряете…
А по поводу состояния атмосферы, стоит ли так беспокоиться, уважаемый Валерий Иванович. Уж вы-то наверняка замечали, что сказки оказывают благотворное влияние не только на детей, но и на взрослых. И здесь совсем нетрудно ответить: почему? Да не потому ли, что они раскрепощают фантазию и приносят ощущение, что ничего невозможного нет. И нам незачем по этому поводу печалиться… А ты что думаешь, Аллигарио?
— Как прикажете, Петр Петрович, — с живостью хихикнул зеленоглазый мальчуган, — элементарно, айн, цвай — и в два счета украсим вечер теплой погодой. Можем подогреть обстановочку даже, как в африканской саванне, дело нехитрое.
— Как в саванне не требуется, — сухо заметил «Воландин», а вот как в Ницце совсем бы не помешало.
В это время мимо наших знакомых промчалась шумная стайка куда-то спешащих мальчишек.
— Да вон там, подальше, прямо внизу, на берегу!.. — тоненьким голоском возбужденно кричал на бегу один из них, энергично показывая рукой куда-то перед собой, — Леха сам видел… Мне-то он врать уж не будет!
— Какой Леха-то, Серый? — догоняя первого и шмыгая носом, крикнул другой мальчишка.
— Да какой какой?!. Ну Калина, из соседнего дома… Он же своими глазами видел!.. Давай, бежим быстрей! — и мальчишки дружно умчались вперед.
Находящиеся в районе набережной горожане через самое короткое время к своему крайнему удивлению и естественному удовольствию ощутили дыхание теплого воздушного потока, который внезапно опустился и накрыл собой все прилегающие окрестности, оставив, однако, неизменной погоду в остальной части города. Стало тепло и приятно, словно по какой-то причине вернулось знойное лето, а некоторые из надетых вещей сразу же оказались излишними. Но стоило удалиться от набережной на каких-нибудь сто пятьдесят шагов, как прогретый фронт воздуха резко обрывался. Оказавшиеся на границе воздушных масс люди, недоуменно крутили головами и, делая несколько шагов то в одну, то в другую сторону и отчетливо ощущая на себе эту разницу температур, громко и эмоционально удивлялись.
— Маша, ты смотри, вот здесь еще прохладно, — восторженно говорил озадаченный молодой человек, вытягивая перед собой руки ладонями вперед, — а делаю всего лишь один шаг — и… сразу же как стена из теплого воздуха… Вот это да! Никогда ничего подобного не встречал! Просто какие-то чудеса! Маш, да ты сама попробуй, проверь!..
Весть о необычном природном явлении мгновенно разлетелась по прилегающей округе, и любознательный народ ринулся в означенную аномальную зону, чтобы собственной персоной засвидетельствовать столь необычный погодный феномен, а заодно и просто погреться перед грядущими холодами.
Посыпались звонки в городской гидрометеоцентр. И работники этого замечательного ведомства, явно застигнутые врасплох, сначала что-то невразумительно мычали, обещая с этим вопросом разобраться, но вскоре под напором бесплатных осведомителей сами были вынуждены выехать на место. В этот вечер их чуткие приборы зафиксировали на границе воздушных масс перепад температур в пять с половиной градусов. Причем граница была выражена настолько ярко и четко, словно кто-то поставил здесь невидимый занавес. Эти не укладывающиеся в рамки привычных понятий странные факты дали пищу для ожесточенных споров, нестандартных догадок и исключительно смелых размышлений, но к единому выводу однозначно никто из них так и не пришел. Да это и неудивительно. А уважаемый Иван Алексеевич Ферапонтов, худой и высокий мужчина в очках, глядя на потупленные взоры своих коллег, сам, вконец измучившись, ужасно нервничая и от того больно кусая тонкие губы, язвительно заметил:
— Так, ну и что ж прикажете людям говорить, леший меня в сустав, когда вразумительных версий ни у кого не имеется? А? А ведь объяснить необычное явление все же как-то придется… Это же не шутки… Сами знаете, чудеса бывают лишь только в кино… Что ж, опять врать беспардонно, придумывая очередные, самим непонятные словесные абракадабры?.. Ну уж увольте, надоело!.. Или лучше того — расписаться окончательно в собственной беспомощности да на нечистую силу все свалить?! — хмыкнул он едко в заключение.
