Хелен Филдинг - Бриджит Джонс - Грани разумного
- Зачем тебе её телефон? - с подозрением спросила я.
- Она ведь состоит в книжном клубе?
- Не знаю, возможно. И что?
- Джером чувствует, что его стихи готовы, и я ищу литературный клуб, где он мог бы выступить. На прошлой неделе он читал стихи в Стоук Невингтон - это было внушительно.
- "Внушительно"? - переспросила я, изображая перед Джуд и Шез приступ тошноты.
В конце концов, несмотря на свои сомнения, я дала Тому мамин номер: подозреваю, что с тех пор, как уехал Веллингтон, ей не помешало бы другое развлечение.
- Что там происходит с литературными клубами? - Я положила трубку. - Это я чего-то не понимаю или они неожиданно появились ниоткуда? Можем мы записаться в какой-нибудь или для этого обязательно надо быть Самодовольным Женатиком?
- Надо быть Самодовольным Женатиком! - уверенно подтвердила Шез. - А то они боятся, что у них мозги иссохнут - патерналистская потребность... О боже мой, только посмотри на принца Уильяма!
- Дай взглянуть! - Джуд перехватила номер "Хелло!", с фотографией юного, гибкого подростка королевской крови.
Сама чуть не схватила журнал. Конечно, меня тянет рассматривать все эти фотографии принца Уильяма, побольше и желательно в разных костюмах; понимаю это глупо, это одержимость. И всё же трудно игнорировать и впечатление от прекрасных, великих мыслей, которые вырабатываются под воздействием этого юного королевского мозга; и чувство, что в зрелом возрасте он поднимется, как древний рыцарь Круглого стола, взмахнёт в воздухе мечом и создаст ослепительный новый порядок, и тогда президент Клинтон и Тони Блэр окажутся поблекшими пожилыми джентльменами.
- Как по-вашему, что значит "сли-ишком молодо-ой"? - мечтательно протянула Джуд.
- Слишком молодой, чтобы быть твоим законным сыном, - определила Шез, как часть правительственного постановления: подразумевается, что всё зависит от того, сколько тебе лет.
Тут телефон зазвонил снова - мама.
- О, привет, дорогая! Знаешь что? Твой друг Том, знаешь, тот, гомо, - в общем, он приведет поэта читать стихи в клуб "Лайфбоут"! Он будет нам читать романтические стихи, как лорд Байрон! Правда, здорово?
- Э-э-э... да-а?.. - забормотала я.
- Вообще-то, ничего особенного! - беззаботно фыркнула мама. - К нам часто приходят авторы.
- Правда? Например?
- О, много авторов, дорогая. Пенни очень близко дружит с Салманом Рушди. Ладно, ты ведь придёшь, дорогая?
- Когда?
- В следующую пятницу. Мы с Юной приготовим горячие закуски и цыплёнка кусочками. Меня вдруг пронзил страх.
- А адмирал и Элейн придут?
- Фрр! Мужчины не допускаются, глупышка. Элейн придёт, а они подъедут позже.
- Но Том с Джеромом придут.
- Так ведь они не мужчины, дорогая.
- А ты уверена, что стихи Джерома не...
- Не понимаю, Бриджит, что ты хочешь этим сказать. Мы не вчера родились, знаешь ли. А в литературе главное - свобода выражения. О, и попозже, думаю, приедет Марк. Он сейчас занимается завещанием Малколма - ведь никогда не знаешь...
* * *
1 августа, пятница
129 фунтов (полный провал бикини-диеты); сигарет - 19 (в помощь диете); калорий - 625 (наверняка ещё не поздно).
18.30. Грр, грр, завтра уезжаю в Таиланд, ничего не упаковано; не сообразила, что "следующая пятница" в клубе - это, чёрт возьми, сегодня. Совершенно не хочу ехать аж в Графтон Андервуд. Сегодня тёплый, влажный вечер, и Джуд с Шеззер идут на чудесную вечеринку в "Ривер кафе". Хотя ясно, что надо поддержать маму, любовные отношения Тома, искусство и т.д. Уважение к другим это уважение к себе. И неважно, что завтра сяду в самолёт уставшей, - ведь лечу в отпуск. Уверена, что приготовления к путешествию не займут много времени, - нужен минимальный гардероб (всего лишь пара купальников и саронг!). И потом, упаковка чемоданов всегда занимает всё оставшееся время, так что лучшее его использовать, сделав оч. коротким. Да, вот видите. Итак, я всё успею.
Полночь. Только что вернулась. Приехала туда оч. поздно из-за типичного для наших шоссе бедствия с дорожными знаками (если сегодня война, наверняка лучше запутать немцев, оставив знаки на месте). Меня встретила мама, в странном бордовом бархатном кафтане, который демонстрировал её попытку выглядеть "литературно".
- Ну как Салман? - поинтересовалась я, когда она отчитала меня за опоздание.
- О, мы решили лучше приготовить цыплёнка! - надменно ответила мама, проводя меня через двери с волнистыми стеклами в гостиную.
Первое, что мне бросилось в глаза, - крикливый новый "фамильный крест" над фальшивым каменным камином. На нём красовалась надпись: "Хакуна матата!"
- Тсс! - шикнула Юна, с восторженным видом приложив к губам палец.
Претенциозный Джером, с проколотыми сосками, сильно выпиравшими из-под чёрного, мокрого на вид жилета, стоял на фоне коллекции гранёных блюд и воинственно декламировал.
- "Смотрю на его твёрдые, сильные, грубые бедра. Смотрю, хочу, хватаю...".
А вокруг него, в обеденных креслах в стиле Регентства, полукругом расположились перепуганные дамы, в костюмах-двойках, из клуба "Лайфбоут". Мама Марка Дарси - Элейн старательно сохраняла на лице выражение сдержанного удовольствия.
- "Хочу-у, - завывал Джером, - хватаю его сильные, волосатые бёдра! Я должен иметь! Поднимаю и взваливаю...".
- Ну что ж, абсолютно потрясающе! - воскликнула мама, поднявшись с кресла. - Кто-нибудь хочет закусить?
Поразительно: общество леди из среднего класса умудряется всё вокруг приспособить к себе, превращая сложность и хаос мира в милый, спокойный ручеек, - так уборщица туалета делает там всё розовым.
- О, обожаю устное и письменное слово! Оно дарит мне такое чувство свободы! - восторженно объясняла Юна Элейн.
Пенни Хазбендз-Босворт и Мейвис Эндерби тем временем плясали вокруг Претенциозного Джерома, как будто это Т.-С. Элиот.
- Но я не закончил, - хныкал Джером. - Я хотел ещё прочитать "Размышления" и "Пустые мужские дыры".
И тут раздался хохот.
- "Когда среди раздоров и сомнений
У всех исчезла почва из-под ног,
А ты, под градом обвинений,
Единственный в себя поверить смог...".
Это явились папа и адмирал Дарси, оба в паралитическом состоянии. О боже, в последнее время, каждый раз как вижу папу, он совершенно пьян - в странной отцовско-дочерней обратной зависимости.
- "Когда сумел ты терпеливо ждать, на злобу злобой низкой не ответил..." громогласно подхватил адмирал Дарси, влезши на кресло и вызвав волнение в рядах собравшихся дам.
- "Когда все лгали, не посмел солгать и восхвалять себя за добродетель...", - добавил папа, почти со слезами на глазах, и опёрся на адмирала, чтобы не упасть.
Пьяный дуэт процитировал до конца стихотворение Редьярда Киплинга "Когда...", подражая при этом сэру Лоуренсу Оливье и Джону Гилгуду, к ярости мамы и Претенциозного Джерома, который немедленно принялся закатывать истерику, с шипением и свистом.
- Как обычно, как обычно, всё как обычно... - тихонько повторяла мама.
А адмирал Дарси, стоя на коленях и ударяя себя кулаком в грудь, между тем растягивал:
- "Когда обман и происки плутов
Невозмутимо ты переносил..."
- Это регрессивное, колониалистское стихоплётство! - прошипел Джером.
- "Когда удача выпала тебе
И ты, решая выигрышем рискнуть...".
- Нет, эти чёртовы рифмы! - снова простонал Джером.
- Джером, в моём доме это слово запрещено, - зашептала в ответ мама.
- "...Всё проиграл, но не пенял судьбе,
А тотчас же пустился в новый путь;
Когда, казалось, страсти нет в душе,
И сердце заболевшее замрёт..."
- С этими словами папа обмяк и растянулся на пушистом ковре, изображая покойника.
- Зачем тогда вы меня пригласили? - Джером присоединил к шипению свист.
- "...И загореться нечему уже..." - заревел адмирал.
- "...Лишь воля твоя крикнула... - прорычал папа с ковра, а затем поднялся на колени и воздел руки к небу, - "Вперёд!".
В женском стане послышались одобрительные возгласы и аплодисменты. Джером выскочил, хлопнув дверью; Том бросился за ним. В отчаянии я отвернулась от двери - и вдруг встретилась глазами с Марком Дарси.
- Ну что ж, это было интересно! - прокомментировала Элейн Дарси, приблизившись ко мне.
Я опустила голову, пытаясь обрести самообладание.
- Поэзия объединяет старых и молодых.
- Пьяных и трезвых, - добавила я. Тут адмирал Дарси чуть не упал на нас, сжимая в кулаке листок со стихами.
- Дорогая, дорогая, моя дорогая! - И он повис на Элейн. - О, а вот и... как же её... - Прищурился на меня. - Чудесно! Марк тоже тут, мой мальчик! Заехал за нами, трезвый как судья. Всё сам, всё сам. Ну не знаю!
Оба обернулись к Марку, - он сидел за Юниным крошечным круглым праздничным столиком, украшенным дельфином из голубого стекла, и что-то писал.
- Составляет моё завещание на празднике! Ну не знаю! Работа, работа, работа! - рычал адмирал. - Подцепил эту штучку... как там её, дорогая, Рашель, кажется? Бетти?
- Ребекка, - ехидно подсказала Элейн.
