Леонид Иванов - Глубокая борозда
— Все, что делается, Петрович, все к лучшему.
— К лучшему-то к лучшему, — задумчиво проговорил Петрович. — А я почему начал-то… Недавно вы давали машину — возил в район специалистов. Так они говорят: «Нашему брату теперь похуже будет».
— Почему же?
— А потому, говорил тут один, что ступенек будет больше от первого начальника до специалиста.
Павлов в последнее время и сам раздумывал насчет беспрерывных реорганизаций. Это, конечно, не значит, что до этого он бездумно принимал все реорганизации. Нет. Но обдумывал их как бы только с одной стороны — с тех преимуществ, которые они сулили. Павлов считал себя солдатом партии, и ему никогда в голову не приходило пытаться ревизовать решения ЦК, сомневаться в их правильности. Даже в тех случаях, когда некоторые положения явно не подходили для условий их зоны. Павлов считал это лишь исключением из правила. Так он был воспитан. И еще: во всех неудачах при выполнении этих решений прежде всего искал свою вину, недостатки в своей партийной организации. И обычно находил. Все это было…
Павлов отлично помнит, с каким воодушевлением он воспринял решения сентябрьского Пленума ЦК по сельскому хозяйству, как дружно приветствовали эти решения в их МТС, в районе. Именно тогда он согласился пойти председателем колхоза. Тогда в их колхоз вернулось более двадцати семей, ранее уехавших в райцентр, в города. Что это означало? Да только то, что и рядовые люди деревни увидали перспективу, поверили в силу мер, намеченных партией. Так было и при освоении целины, вплоть до самого урожайного 1958 года. Все тогда пошло в гору: и урожай, и продуктивность животноводства. Люди села по крупицам собирали все, что помогало продвижению вперед. Но этот интерес к кропотливой работе как-то стал утрачиваться после 1958 года. В чем причина? Уж не в том ли, что мыслить стали крупными категориями: догнать Америку по производству мяса за три года, планы первого года семилетки перевыполнить в два-три раза, все сложные проблемы животноводства решить при помощи одной лишь «королевы» полей! Да и все в таком духе. А когда не получалось, стали изыскивать обходные маневры, пышно расцвело очковтирательство…
«Но что же все-таки произошло? — снова и снова спрашивает себя Павлов. — Не вместе ли с массовыми реорганизациями пришла эта беда?» И опять мысли возвращаются к исходному рубежу — к сентябрьскому Пленуму. Почему меры последних лет оказались менее эффективными?
Сегодня Павлов ехал в Дронкино, к Несгибаемому, который только что назначен начальником производственного территориального управления.
Надеялся он, что в этой поездке развеются некоторые тревожные думы.
А Петрович разговорился:
— Люди, Андрей Михайлович, больших сдвигов ждут в сельском хозяйстве, а их что-то не видно.
Павлов пробует отшутиться:
— Надо бы, Петрович, раньше в дискуссию вступать.
— Не мне же поручено руководить сельским хозяйством, — на полном серьезе произнес Петрович. — Мне поручили вас возить, я и стараюсь, чтобы по моей причине ни минуты машина не простояла, чтобы в любой момент быть наготове.
— Ты прав, Петрович! — И опять тяжело стало на сердце у Павлова, словно это он, только он виноват в отставании области от задания семилетки.
Началась степь. Кругом никакой еще зелени, но весна вступила в свои права. Необычайно рано пришла она нынче. Уже к середине марта на полях не осталось снега. И с того времени ни капли дождя. Заговорили о возможной засухе, называли характерные приметы.
Павлов и сам знал многие из этих примет. За годы жизни в Сибири он убедился, что слишком ранняя весна — примета плохая: может быть засуха.
Но вот и хорошо знакомое здание… Вернее, два одинаковых. Они и возводились одновременно — оба каменные, двухэтажные, под шифером. Райком и райисполком. Между ними просторная площадь, засаженная деревьями.
В здании райисполкома и разместился штаб Несгибаемого.
Михаил Андреевич в окно еще увидел машину Павлова, торопливо сбежал по лестнице.
— Прошу, Андрей Михайлович, — широко улыбнулся он, изобразив обеими руками открытый семафор.
Павлов подал руку и сразу ощутил так знакомое крепкое пожатие Несгибаемого.
— Что-то спокойно здесь, ни единой машины у штаба, — начал Павлов, всматриваясь в лицо друга.
— В наш штаб пока что ездить незачем.
Они поднялись на второй этаж.
Несгибаемый присел в кресло у стола, Павлов — напротив, в другое кресло.
— Ну что же, Андрей Михайлович, можно докладывать?
— Дело не в докладе, Михаил Андреевич… Дело в хлебе. Стране нужен хлеб. Ты это, конечно, и сам хорошо понимаешь. С этих позиций и расскажи о начальных шагах.
— Сам я успел побывать только в наиболее отстающих хозяйствах района. Правда, сегодня собрался в «Борец», но…
— Поедем вместе, — предложил Павлов. — Мне давно хотелось Климова повидать.
— Прекрасно! — обрадовался Несгибаемый. — И главного агронома возьмем.
В кабинет вошел главный агроном Михайлов. Он молод еще, на нем темно-синий костюм, лакированные ботинки.
Пожимая руку Михайлова, Павлов подумал: «Да, это явно не полевой агроном…»
У машины Несгибаемый сказал Михайлову:
— Вы будете ведущим, садитесь впереди.
13
В машине Павлов думал об агрономе Климове. Он встречался с ним, но только на совещаниях и в кабинете. Впечатление осталось хорошее. Но каков он и деле? И прав ли был Гребенкин, когда досадовал, что Климов решительно отказался от поста главного агронома треста совхозов.
— С Обуховым не виделся? — спросил Павлов Несгибаемого.
— По телефону недавно говорил. Рвется в передовики, просил подкинуть гусеничных тракторов.
И тут Павлову пришла неожиданная идея: а что, если побыть эти дни в роли гостя Несгибаемого, простого свидетеля его действий? Ни во что не вмешиваться, только сопровождать и наблюдать?
Он высказал идею Несгибаемому:
— Не удержишься, Андрей Михайлович, — усомнился Несгибаемый.
— Начинаются климовские поля! — объявил Михайлов.
Обращали на себя внимание стройные ряды лесных полезащитных полос, они уже высокие, метра четыре-пять…
— Во многих хозяйствах района есть защитные полосы? — спросил Павлов.
— Кое-где есть, но мало… А в «Борце» успели опоясать чуть ли не половину полей.
…Как и следовало ожидать, Климова на усадьбе не оказалось. Посоветовали искать его в первом отделении.
По просторному полю, отмеченному со всех сторон лесными насаждениями, ползал трактор с двумя сеялками на прицепе.
Несгибаемый удивленно глянул на Михайлова. Тот в ответ пожал плечами. А когда вылезал из машины, сказал:
— Вообще-то Климов не признает ранних сроков посева…
Климов неторопливо шагал навстречу. Это был невысокого роста человек, в синем плаще. Ветерок играл вихрами волос льняного цвета, сильный загар подчеркивал сплетения морщинок на лице. На губах Климова добродушная улыбка.
— Сев развертываете? — кивнув в сторону трактора, спросил Несгибаемый Климова.
— Десять гектаров выделили для раннего сева… Без этого нельзя. Наш секретарь райкома товарищ Топорков настроен и нынче всех обогнать на севе… Так что… Поле у нас отведено для опытов по срокам сева. Сорт «мильтурум» посеем в четыре срока. — Покопав носком сапога землю, добавил: — Говорят, Обухов тысячу гектаров уже посеял.
— Позвольте! — удивился Несгибаемый. — Я немножко следил за Обуховым, писали о неплохих урожаях в его совхозе.
— Первые два года были, пока агроном опытный держался. А в прошлом году Обухов собрал по восьми центнеров зерна, сорняки разводит. Вот и нынче: на севе будет первый, а в связи с плохим урожаем получит самый низкий план по хлебосдаче и по проценту к плану опять будет впереди. Да разве это правильно, товарищ Павлов? — загорячился вдруг Климов. — Разве это нормально? Живем рядом, земли одинаковые, мы в прошлом году собрали с гектара по семнадцати центнеров, в два раза больше, чем Обухов, а по проценту к плану хлебосдачи он даже выше нашего, потому что ему план нищенский установили.
Гости молча выслушали благородный гнев агронома.
К машине подошла миловидная женщина, поздоровалась. Климов представил:
— Вера Васильевна, агроном. И еще — моя жена.
Вера Васильевна смутилась, на ее лице заиграл густой румянец. Она пошутила:
— Семейственность, одним словом…
Павлов когда-то работал на сортоиспытательном участке, и у них с Верой Васильевной завязался оживленный, сугубо специальный разговор. Оказалось, что многие из его замыслов по сортоиспытанию Вера Васильевна осуществила на полях совхоза. Он записал в свою книжечку названные Верой Васильевной цифры урожая отдельных сортов при различной обработке и в зависимости от сроков посева. Из цифр явствовало, что разница в урожае за счет сроков сева достигала в некоторые годы десяти центнеров с гектара.
