Филипп Эриа - Время любить
Я воздерживалась говорить с Рено об отсутствующем, старалась перехватывать почту, прибывавшую в Фон-Верт, тем более что мой сын был увлечен этим китобойным походом. Для него, как и для меня, Поль Гру словно бы распахнул окно: он звал нас обоих в широкий мир, дышавший совсем по-иному, чем тот, где я так настрадалась и где сформировался Рено; нам обоим был живителен глоток свежего воздуха, но я боялась выдать себя. Я уже не раз испытала на себе проницательность Рено, его инстинктивное понимание меня, обострявшееся в минуты моих радостей.
Я с удовольствием видела, что учится он легко и на сей раз не боится попасть в число отстающих. Время от времени к свойственным его возрасту взглядам добавлялись еще новые увлечения, где философия окрашивалась трансцендентальной политикой, а великодушие - некомпетентностью. Я слушала, как беспорядочно и громогласно слетали с его губ слова о жажде власти, о слаборазвитых странах, ждала, когда прозвучит слово "деколонизация", и оно прозвучало. Преподаватель философии, поборник этого движения, несшего в себе тогда огромную разрушающую силу, не то чтобы беседовал об этом со своими учениками, но его статьи ходили по рукам, и одно присутствие такого человека в лицее воспламеняло мальчиков.
- Знаешь, звонил Поль Гру! - крикнул мне как-то вечером из своей комнаты Рено, услышав, что я вернулась домой.
Стояли предвесенние дни. Рено снова работал при открытых окнах, я вошла в прихожую, пройдя под сводом шелковиц, еще только набиравших почки.
- Что ты болтаешь?
- Звонил Поль Гру. Из Женевы, я сам к телефону подходил. Он приедет в субботу, их самолет прибывает в семь часов вечера; я сказал, что мы его встретим.
- Он тебя об этом просил?
- Нет, я сам предложил.
Моя радость сразу померкла, перспектива встречи втроем мне не улыбалась, и я спросила, в какой гостинице он остановился в Женеве.
- Я-то откуда знаю?
Рено удивленно глядел на меня сверху из окна своей комнаты. Я отвернулась.
- Час от часу не легче! Значит, я не могу ему позвонить? Как же ты мог распоряжаться моим временем, не посоветовавшись со мной?
- Тебе неприятно его видеть?
- Нет, но у меня весь день загружен.
- В субботу?.. Знаешь что, постарайся как-нибудь отвертеться. Он такого хлебнул на китобойном судне, что можно для него это сделать.
И вот мы снова встретились за столом. Сидели все трое и ужинали. В обычной форме трилистника. Поль ел с отменным аппетитом. Уже спала первая горячка рассказов об этом плавании-экспедиции. Все время пути с аэродрома до Фон-Верта наш путешественник говорил без умолку, Рено со своей стороны так бурно и в таком бешеном темпе подавал ему реплики, что я сочла за благо выйти из игры. Я не стала расспрашивать о том, что меня занимало, хотя были вопросы, которые одна я могла задать Полю и за которые он был бы мне признателен: о выводах, сделанных на основании его доклада, об иных трудностях не физического порядка, о возможно враждебном отношении к нему со стороны экипажа судна, об одиночестве на борту. Рено избрал себе иную тему - его интересовала хроникальная киносъемка, охота на китов, работа гарпунеров, гигантская бойня. Поль упомянул, что зловоние от китовых туш пропитывает все судно, проникает в легкие, в желудок, въедается в кожу, выделяется вместе с потом.
- Ого! - восхищенно воскликнул Рено.- Как же вам удалось отделаться от такой вони? Ведь от вас сейчас совсем не пахнет. Спросите хоть маму.
Если судить по многословию Поля в тот вечер, он, по-моему, натерпелся от отсутствия собеседников, от долгого молчания. По крайней мере я узнавала его по этой болтливости. Как большинство людей, живущих одиноко и объявляющих себя мизантропами, Поль Гру, едва только он замечал, что его слушают с интересом, легче, чем кто-либо другой, изливал свои чувства. Он уже ступил на иную тропу, и она уводила от борозды, оставляемой на морской глади китами, которым грозит полное истребление. Во время длительного полета на "Боинге" его соседом оказался профессор этологии и психологии животных из Амстердамского университета, и он произвел на Поля огромное впечатление.
- Удивительнейший человек, не дилетант вроде меня, а, уж поверьте, ученый такого масштаба, что рано или поздно ему присудят Нобелевскую премию. Он мне сообщил, я этого как раз не знал, что последние работы с антропоидами, на которых изучают действие сыворотки протеина и хромосом...
- Понимаешь, мама?
- Конечно, не мешай.
- ...доказали следующее: ближайшие родичи человека - шимпанзе и горилла, а вовсе не орангутанг или гиббон. Ископаемые, обнаруженные в Африке, позволяют утверждать, что человек имеет общего предка с шимпанзе и гориллой, предка, жившего на нашей земле миллионы лет назад.
- А сколько миллионов? - спросил Рено.
- Тридцать, сорок.
- Ого!
Рено не один попался в ловушку столь заманчивого рассказа. Вилки праздно лежали на столе, и Поль Гру сделал паузу. Тут к нему приступила я:
- Ну а дальше?
- А дальше, вот вам гипотеза моего друга профессора. В отдаленные, доисторические времена, в третичную эпоху предки современных шимпанзе, обитавшие в этих самых саваннах, приобрели кое-какие знания и навыки, даже механические приемы, изобрели удары палкой, швыряние камней. Словом, были на пути превращения в человека; и некоторые из этих особей прошли более быстрый путь эволюции, расширили свои знания и технические приемы, так что в конце концов истребили более слабых индивидуумов и оттеснили выживших после бойни в лесные чащи. А мы знаем, что лес задерживает развитие личности или даже отбрасывает ее назад. Шимпанзе так и остались тем, чем были,- шимпанзе. Два родственных вида пошли разными путями.
- Теперь все понятно! - воскликнул Рено.- Слава богу, нам хоть повезло.
- Так вот,- продолжал наш гость.- За гипотезой идет проверка гипотезы. Хотите, я сообщу вам главную мысль профессора, его концепцию, он мне о ней рассказал; с тех пор я просто мечтаю принять участие в этой проверке. Если только он не отвергнет моей помощи.
- Конечно, скажите... Ирма, подожди вынимать жаркое из духовки. Я тебя кликну.
- Остров,- проговорил Поль с жестом режиссера, поясняющего мизансцену.- Остров на озере, выбор уже сделан, это где-то на экваторе. Туда поселяют группу шимпанзе. А также инструкторов, обязанность коих вернуть животных к образу жизни древнего палеолита.
- Древнего палеолита,- как зачарованный повторил Рено, вернее, повторил как попугай.
- А делается это, как вы уже догадались, с целью вновь вызвать к жизни утраченные за миллионы лет навыки и рано или поздно подвести шимпанзе к тому порогу, переступив который человек вошел в историю цивилизации.
Он сделал выжидающую паузу, и я велела подать жаркое.
- И вы хотите принять участие в этой поистине фантастической авантюре?
- Еще бы, а фильм? Неужели вы думаете, что я упущу случай снять такой фильм? В принципе профессор не против того, чтобы его опыты были подтверждены документально, к тому же он видит, что меня увлекла его идея. Скажу не хвалясь, по-моему, я ему не слишком антипатичен. О, конечно, проект еще в самом зародыше, международный комитет, содействующий прогрессу науки, еще будет его изучать, потребуется время и время. Но... ха-ха-ха! рассмеялся он и откинулся на спинку стула.- Вот-то было бы здорово найти новые или более полноценные решения, чем наши философы. Уже давным-давно философы барахтаются в проблеме появления homo sapiens (Человек как разумное существо (лат.)).
- Философы? - взволнованно переспросил Рено. И дернуло же Поля заговорить на эту тему! С началом учебного года для Рено слова "философия", "философ" стали священными словами. - Барахтаются?
- В решении этой проблемы, как и во всех прочих.
Рено даже в лице изменился. Плавание на борту зловонного китобойного судна вдруг отступило на задний план, хотя минуту назад Рено как зачарованный следил за каждым шагом нашего друга. Но хуже всего было, когда Рено в качестве примера привел их учителя Паризе, который никогда ни в каких проблемах не барахтается, и я узнала две вещи одновременно: во-первых, что слава этого самого Паризе перешла границы нашего департамента и что, во-вторых, Поль Гру не ставит его ни во что.
- И вы попались на удочку этого лицедея?
Я толкнула под столом ногой своего соседа справа, надеясь его образумить; напрасный труд. По игре случая эти два человека, работающие в двух противоположных областях, встретились на каком-то симпозиуме, беседовали и не понравились друг другу. По своему опыту Поль Гру был более склонен восхищаться коллегами американской школы, изучавшими все путем практической работы и опытов, нежели пожирателями дипломов, победителями всех научных конкурсов, так что в лице профессора Паризе он бичевал университетский снобизм как таковой. По его словам выходило, что Паризе типичный всезнайка, который сам опровергает собственные взгляды, подписывая антиправительственные манифесты и исправно получая жалованье из государственной казны.
