Мигель де Унамуно - Туман
– А разве неверно изречение, приписываемое одному генералу, что победа – это вера в то, что ты уже победил? – спросил я.
– Вот это и есть генеральная глупость. Наоборот, победа часто состоит в том, чтобы вообразить себя побежденным. Только дурак считает себя непобедимым. Вспомни, как здесь, у тебя на родине, во времена гражданских войн все эти жалкие безумцы прежде всего объявляли себя непобедимыми, ибо против веры, говорили они, не устоит никто, а потом, потерпев поражение, они вопили: «Предательство!» – или уверяли, будто морально они вышли победителями. «Если бы не…» – говорили они. Если бы да кабы, то во рту б росли грибы. Готовься к тому, что все чистые дураки запоют скоро на этот манер. И не забывай, теперь дураков уже не легион, но партия.
И опять Аугусто Перес растворился в черном облаке. И, проснувшись, я спросил себя: «Кто вносит порядок, логику и связь, то есть организует все это?»
Комментарии
История создания и прижизненных публикаций романа «Туман» изложена автором в предисловии к третьему изданию (1935), ныне включенном в текст романа под заглавием «История "Тумана"». В приложении публикуется также эссе Унамуно «Интервью с Аугусто Пересом», написанное в 1915 году для буэнос-айресской газеты «Ла Насьон».
«Туман» был написан и издан в 1914 году. Однако замысел его начал складываться задолго до того. Еще в дневнике за 1897 год Унамуно записал: «Разве стану я чем-нибудь большим, чем вымышленные мной персонажи моих произведений? Значит ли сегодня на земле Сервантес больше, чем Дон Кихот?» В другой дневниковой записи (см. вступ. статью к наст, изд.) и в стихотворении «Молитва атеиста» намечается тема бунта против бога, творца, навязавшего своему созданию участь марионетки.: Многие идейные мотивы «Тумана» разрабатывались Унамуно в эссе 900-х годов и особенно в книге «О трагическом чувстве жизни». «Туман» есть своего рода художественный эксперимент, проверяющий теоретические положения унамуновской теории личности.
В художественном становлении романа участвовали разнообразные компоненты, о чем свидетельствует множество прямых и замаскированных реминисценций. О явном влиянии книги Серена Кьеркегора «Или – или» было уже сказано во вступительной статье. В начале пролога, написанного от имени персонажа Виктора Готи, угадывается реминисценция из романа Бенито Переса Гальдоса «Милый Мансо», начинающегося словами героя: «Я не существую… я детище фантазии, я дьявольское порождение человеческого разума». Унамуно высоко ценил эту книгу Переса Гальдоса и заимствовал имя заглавного героя для своего рассказа Хуан Мансо». Через весь «Туман» проходит тема «маленького Гамлета», наиболее рельефно выступая в двух эпизодах. «…Я вовсе не инструмент, на котором может играть любой человек…» – заявляет Аугусто, начиная ощущать, что ему готовится ловушка. Это чуть измененные слова Гамлета: «Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя» (действие 3, явление 2. Перевод Б. Пастернака). Слова из предсмертного бреда Аугусто: «Умереть… заснуть… спать… и видеть сны, быть может!» – также цитата из гамлетовского монолога «Быть или не быть?»: «Скончаться. Сном забыться. Уснуть… и видеть сны?» (действие 3, явление 1). Неоднократно упоминаемый на страницах «Тумана» «Дон Кихот» Сервантеса, конечно, во многом послужил Унамуно моделью художественного мира: сочетание трагизма и буффонады, введение вставных новелл, вхождение личности автора в повествование и «выход» героя из вымышленного повествования в реальность – все это, как и сама идея соперничества автора и персонажа в жизненности, изначально связывалось в сознании Унамуно с «Дон Кихотом». Наконец, в тексте романа. Унамуно упоминает диалоги (в частности, диалог «Федон») древнегреческого философа Платона как образец того повествовательного жанра, к которому устремлен «Туман». Думается, что, кроме этих, осознанных и зафиксированных самим автором влияний, в генезисе романа участвовали и неосознанные, прямо не отмеченные писателем впечатления – прежде всего от «Записок из подполья» и «Бесов» Достоевского.
Когда в 1922 году «Туман» был переведен в Италии, рецензенты обратили внимание на удивительные совпадения между романом Унамуно и пьесой Пиранделло «Шестеро персонажей в поисках автора» (1920). «Пиранделло и я» – называется статья Унамуно, в которой он выражает восхищение тем, что два писателя, ничего о творчестве друг друга не знающие, шли по одному пути и пришли к аналогичным результатам. Эти совпадения не случайны – они порождены общей или, во всяком случае, сходной концепцией личности. «…Мы видели и показывали личность… как живой поток противоречий, как серию «я», как духовную реку. Это противоположно тому, что в традиционной драматургии понимается под характером». Так, именно в связи с «Туманом», Унамуно формулирует отличие своего творческого метода от того, что он считает традиционным реализмом. Подробнее ото отличие рассмотрено им в прологе к «Трем назидательным новеллам». Если понимать личность как замкнутое духовное целое, как сгусток страсти, а не как производное реального момента к реальной среды, то литературный персонаж может быть истиннее живого человека, потому что «я» персонажа выявлено с большей полнотой. Поэтому Аугусто Перес, как и персонажи в драме Пиранделло, может спорить с автором, требуя себе права на жизнь и утверждая свою реальность – более истинную, чем реальность автора или читателей. Хотя впоследствии Унамуно отказался от многих художественных принципов, положенных в основу «Тумана» и предыдущего, тесно связанного с ним романа «Любовь и педагогика»: от явной параболичности, двуплановости повествования, от марионеточности персонажей, от сочетания трагизма и буффонады, пародии, – но концепцию личности, которую он попытался воплотить в образе Аугусто Переса, он сохранил и развивал в последовавших за «Туманом» произведениях.
С. Еремина (под редакцией И. Тертерян).
Примечания
1
В номере от 10 апреля 1912 года мадридского еженедельника «Мундо графико» была опубликована статья Унамуно «Размышления о стиле», в которой, скрывшись под маской ученого-педанта – излюбленного объекта комических выпадов писателя, – автор статьи в снисходительно-поучающем тоне рассуждал о «недостатках» сервантесовского стиля; Сервантес-де не знал грамматических времен, позволял себе повторять по нескольку раз на странице одно слово, был несведущ в социологии и т. и. Эта пародийная статья открывалась утверждением критика, что он склонен признать наличие у сеньора Сервантеса некоторых способностей. Провинциальные читатели «Мундо графико» восприняли эту статью Унамуно всерьез.
2
Kultura (нем. Kultur) – германизированное написание слова, которое в испанском языке начинается с буквы «С» – cultura. В статье, опубликованной в 1913 году в «Мундо графико» и называвшейся «Эрудиты, ерудиты и эррудиты», Унамуно объяснил, что он пользуется словом «культура» для различения культуры (cultura) и цивилизации (Kultura), то есть внешней стороны, организующей формы жизнедеятельности духа. В статье «Интервью с Аугусто Пересом» писатель прямо связывает первую мировую войну с наступлением отвлеченно-рассудочных, формальных институтов на личностное, духовное начало, отсылая читателей к названной статье 1913 года. «Я не ждал начала войны, – пишет он, – чтобы предупредить своих соотечественников об опасностях, которые несет в себе слово «Kultura», начинающееся с четырехконечной буквы "К"».
3
Табоада Луис (1848–4906) – испанский писатель, автор юмористических развлекательных рассказов, черпавший материал для своих комических сценок из мелкобуржуазного быта. Пользовался при жизни большим успехом у публики.
4
Словом «час» (исп. bora) заканчивается третья глава первой части «Дон Кихота», а выражением «уже занималась заря» (исп. la del alba séria) открывается соответственно четвертая глава романа Сервантеса. Игра слов, основанная на прямом и переносном значении испанского слова hora служила исследователям поводом для разнообразных толкований.
5
Леопарди Джакомо (1798–1837) – итальянский поэт-романтик, создатель пессимистической теории infelicitä – универсального зла, господствующего во вселенной. Своим интересом к проблемам морали, преклонением перед классической древностью, острым ощущением преходящего характера всего сущего и поисками высшего оправдания человеческого существования Леопарди был очень близок Унамуно и оказал непосредственное влияние на поэтическое творчество последнего.
6
Я верил в свое бессмертие (ит.).
7
Сенанкур Этьен де (1770–1846), французский писатель-романтик, автор романа в письмах «Оберман» (1804) – одной из первых «исповедей сына века». Этическая проблематика творчества Сенанкура, подчеркнуто несистематический стиль мышления, созерцательность его героя и ярко выраженная автобиографичность его прозы сделали Сенанкура одним из любимых писателей Унамуно. «Это для меня одна из глубочайших книг, какие только существуют в мире, – писал Унамуно об «Обермане». – В ней есть страницы, исполненные величия, почти непревзойденного во французской литературе, более чем величия – интимности и самоуглубленности. Это потрясающая исповедь». Кентал Антеру Таркину ди (1842–1891) – португальский поэт. В конце жизни пережил глубокий духовный кризис, прпшел к пессимизму и мистицизму, что нашло выражение в последних частях его полного собрания сонетов и в цикле «Скорбные стихи», изданном уже после самоубийства Кентала. Для Унамуно Кентал – «автор бессмертных сонетов, самая трагическая фигура в нашей иберийской литературе».
