Сущность - Фрэнк де Фелитта
– Его дыхание восстановилось, – сказала она.
Ее сердце забилось быстрее. Это было что-то сродни желанию. Только утонченное. Более нежное, настолько неуловимое, что она боялась, что чувство вот-вот рассеется и оставит ее прежней Карлоттой, которая убежала от самой себя. Она обернулась и увидела, что он спокойно стоит позади нее. Гарретт вытянул руку, его пальцы нежно приподняли локоны, упавшие ей на лицо. Он улыбнулся печальной, умной улыбкой, за которой скрывалась боль одиночества. Это лицо показалось ей странным. С глубокими морщинами, жесткое; но глаза всегда в поиске радости. Карлотта впервые почувствовала, как человек, мужчина, видит в ней такого же человека и хочет ее так, как желает того она.
– Нужно заботиться о себе, Карлотта, – тихо сказал Гарретт. – Или ты никогда не сможешь жить так, как тебе предназначено.
Карлотта улыбнулась, сначала неуверенно. Она не знала, что делать. Не понимала, что он имел в виду. Так далеко от города, от других людей, полагаться можно было только на себя. Не было никаких кодексов поведения, никаких правил, никаких ложных мыслей. Только два человека в комнате. Солнечный свет врывался в окно, освещая деревянные стены.
– Всего двадцать миль вверх по каньону, – сказал Гарретт, проследив взглядом за ее, – у реки.
В голове Карлотты пронеслась тысяча мыслей.
– Да, – тихо отозвалась она. – Ладно. Я соберу вещи.
Из кабины грузовика она бросила последний взгляд на свой разваливающийся домик и на «Шевроле», застрявший и поблескивающий в грязи. Дальше по дороге, через несколько телеграфных столбов, был Ту-Риверс. Она обернулась, держа Билли на коленях. Перед ней открывался новый пейзаж, более пустынный, изрезанный долинами и каньонами. Она никогда раньше не видела такой дикой местности. И больше не оглядывалась назад.
Ранчо Гаррета находилось на небольшом плато. Под ним протекали два ручья, питаемые родниками в каньонах. За небольшим пастбищем возвышались огромные красные скалистые горы. Днем они отбрасывали на ранчо свою защитную тень, а зимой защищали от ветров.
Карлотта украсила комнаты тканями из города. Научилась готовить простые блюда из кукурузы, перца и фруктов. Кормила кур, нескольких свиней и доила коров. Ее лицо загорело, движения стали естественными и решительными. Она забыла, каково это – бояться.
Гаррет верил в природу. Если человек отрезает себя от мира, то погибает. Теряет свой дух, радость, ощущение жизни. Во всем, что он показывал Карлотте, был урок. Узкая рыба в водорослях прудов. Полевые цветы и папоротники. Шныряющие по расщелинам ящерицы. Человек был таким же диким и преходящим, как они все, но одаренным сознанием.
Он писал стихи, описывающие наступление зимы. О льде, сползающем по поверхности каменных стен. О следах, появляющихся в мягкой грязи. О желтых цветах, пробивающихся сквозь тающий лед. И над каждым стихотворением он работал снова и снова, пока оно не становилось кратким и совершенным, точным и простым, как галька на дне горного ручья.
Однажды они поехали к краю каньона. Далеко внизу от индейских поселений в долинах поднимался дым.
– Но ты должна знать, Карлотта, – сказал Гарретт, – кое-что могла мне дать лишь ты. Я не могу это описать. Будто у реки вдруг появился второй источник.
– О, Боб, – улыбнулась она. – Ты подарил мне саму жизнь.
– У тебя всегда был этот дар. Но тебя окружали неверные люди. Они не давали тебе жить.
– Но их больше нет. В моей жизни.
Гарретт наблюдал, как дым изгибается на ветру и исчезает. Они шли по красному песку, их лица согревало заходящее солнце.
– Эти люди, – продолжила Карлотта, – они не существовали даже для себя. Теперь я это знаю.
– Прости их. Они были в ловушке. Не контролировали свои жизни.
– Я их прощаю. Но все же не хочу видеть снова.
Гарретт взглянул на Карлотту. Ему не нравилось видеть гнев. И все же он понимал, что эти шрамы слишком глубоки. Поэтому ничего не сказал, полагая, что время и пустыня залечат все раны.
Карлотта забеременела. Во всем, что Гаррет делал, он находил новые источники жизненной энергии. Он носил разноцветные початки кукурузы и полевые цветы и вешал их на ворота и створки дверей. А затем сам принял роды. Карлотта три дня лежала в кровати, кормя малышку. А затем встала работать, привязав Джули к спине, как делали индейцы.
Время от времени она навещала индианок по ту сторону гор. Научилась сама красить ткань. Лечить детскую сыпь травами. Украшать рубашки, хоть и более неуклюже по сравнению с индейцами. Она больше не думала о жизни до Боба Гарретта. До него жизни не было. Теперь были только солнце, горы, дети и ранчо. Гарретт видел, как она изменилась.
– Я вижу это в тебе, – однажды сказал ей Боб. – Что-то вроде рек и ветров снаружи. Может, это душа. Я не знаю, как это описать. Но оно движется в тебе, и там нет страха жить.
Карлотта загадочно улыбнулась.
– Что смешного? – спросил он.
– Внутри меня что-то движется.
– Что ты…
– Собери индейской кукурузы, Боб.
– Ты уверена?
– Да, конечно.
– О, Карлотта! Это так замечательно…
– Будет мальчик, – сказала она. – Как ты. Я очень этого хочу.
Был поздний вечер. Снаружи завыл койот. Гарретт засмеялся, его лицо светилось от этой новости.
– Ты слышишь? – спросил он. – Ему так одиноко. У него никого нет.
Карлотта потянулась к мужскому лицу и прижала ладонь к щеке.
– Зато у нас есть, – сказала она. – И всегда будет.
Он мягко поцеловал ее пальцы.
– Всегда, – с трудом выговорил он.
И так родился их второй ребенок – девочка, – которую тоже принимал Боб. Сменялись сезоны. Другой жизни не было. Карлотта не знала иного. Не было другой Карлотты, кроме той, которую сделал из нее Гаррет. Она отдалась ему, и он сделал из нее нечто прекрасное и нежное.
Ранней весной 1974 года Гарретт прислонился к столбу забора. На земле все еще лежал снег, и колючая проволока свисала с его рук в перчатках. Тающие струйки воды плыли у него перед глазами.
Он зашел на ранчо. Карлотта никогда не видела его таким уставшим.
– О, Боб! – плакала она, когда он, бледный, лег на кровать.
– Все хорошо…
– Я позову врача!
– Ш-ш-ш. Дай мне минутку.
Он проспал весь день. К вечеру начался дождь. Его дыхание становилось все глубже и медленнее.
– Я люблю тебя, Карлотта, – слабо проговорил он. – Никогда не забывай.
– О, Боб, не надо. Я пойду… привезу врача из Ту-Риверс…
– Нет-нет. Останься со мной. Еще ненадолго.
Затем Боб погрузился в бредовый сон. Он звал ее, словно искал. Время от
